Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник) - Хаггард Генри Райдер - Страница 58

58

Чаши весов качаются — здесь больше, там меньше и наоборот, — но сумма не меняется, сумма, состоящая из неизвестного количества целей и намерений.

Разумеется, на все это можно смотреть только как на вступление молодого народа на путь прогресса. Мне приятно думать, что мы пытаемся иногда понять границы нашей природы и серьезность познаний не пугает нас. Человеческое искусство необъятно и растяжимо, словно эластичная лента, но человеческая природа похожа на железное кольцо. Вы можете его обойти кругом, отлично отполировать, сплющить, можете прицепить его к другому кольцу, но никогда, пока существуют мир и человек, не увеличите его окружность, неизменную, как звезды на небе, и более прочную, чем горы. Природа человека — это калейдоскоп Бога — маленькие цветные стеклышки, в которых отражаются наши страсти, надежды, страхи, радости, стремления к добру и злу. Всемогущая Десница управляет ими как светилами, уверенно и спокойно создавая новые сочетания и комбинации. Но основные элементы природы остаются неизменными, независимо от того, будет больше цветных стекол или меньше.

Цивилизация должна осушить человеческие слезы, а мы плачем и не можем утешиться. Война отвратительна ей, а мы деремся ради домашнего очага, чести и славы и находим удовлетворение в драке. И так везде и во всем.

Когда сердце разбито, а разум затуманен, нам не нужна цивилизация. Назад, назад! Мы ползем назад, укладываемся на груди Природы, как малютки, и ждем, что она утешит нас, поможет забыть пережитое или спасет от жала воспоминаний!

Кто из нас в своем великом горе не чувствовал желания смотреть в дивное лицо Природы, нашей всеобщей матери? Кто не стремился лежать где-нибудь на горе и следить, как облака плывут по небу, слушать раскаты отдаленного грома, слиться хотя бы ненадолго своей бедной, жалкой жизнью с жизнью Природы, почувствовать биение ее сердца, забыть все свои печали, почерпнуть ее вечной энергии и жизненной силы! Она создала нас, от нее мы произошли, к ней и вернемся! Природа дала нам жизнь и поглотит нас в своих недрах.

Расхаживая по комнате моего дома в Йоркшире, я мечтал о нежных объятиях матери-природы. Не той природы, которую вы знаете и видите — в зеленых лесах и на плодородных нивах, но дикой природы, такой, какой она была создана, нетронутой, девственной, не знающей борющегося и мятущегося человечества. Я уйду туда, где на свободе бегают звери, назад, в страну, история которой никому не известна, к дикарям, которых люблю, хотя некоторые из них так же беспощадны, как политическая экономия. Там я научусь спокойнее думать о бедном Гарри, лежащем под сенью старой церкви, и сердце мое не будет разрываться от тоски.

Двадцать третье декабря

Глава I

Совет консула

Прошла неделя с похорон бедного Гарри. Однажды вечером я ковылял по комнате и размышлял, как вдруг раздался звонок в дверь. Спустившись с лестницы, я сам открыл моим старым друзьям — сэру Генри Куртису и капитану Джону Гуду. Они уселись перед камином, где, я хорошо помню это, горел яркий огонь.

— Вы очень добры, что зашли ко мне, — поблагодарил я, — не очень приятно гулять по такой погоде!

Они ничего не ответили, но сэр Генри молча набил свою трубку и наклонился закурить ее у камина. В это время большое сосновое полено ярко вспыхнуло и озарило его фигуру. Он был удивительно красивый человек: спокойное, властное лицо, тонкие правильные черты, большие серые глаза, золотистые волосы и борода — великолепный образец утонченного человеческого типа. Его фигура не уступала по красоте лицу. Я никогда не видел таких могучих плеч и широкой груди. Сэр Генри сложен настолько пропорционально, что, несмотря на свой рост — пять футов, — выглядит довольно высоким человеком. Я смотрел на него и не мог не подумать, какой забавный контраст с его лицом и фигурой представляет мое тщедушное тело. Вообразите себе маленького слабого человека шестидесяти трех лет, с пожелтевшим лицом, тонкими руками, большими темными глазами и коротко остриженными поседевшими волосами, торчащими, как щетина, тонущего в своем платье, — и вы будете иметь полное представление об Аллане Квотермейне, которого обычно называют Охотник Квотермейн, а по месту рождения Макумазан-англичанин.

Капитан Гуд — невысокий, коренастый, с мрачным выражением лица, черными глазами, с вечным моноклем в одном глазу — мало походил на нас. Я назвал его коренастым, но это слишком мягко. В последующие годы, должен, к сожалению, признать, Гуд начал стремительно раздаваться. Сэр Генри уверяет, что причина в праздности и обжорстве, и, хотя Гуду это не нравится, он не может отрицать данного факта.

Некоторое время мы сидели молча, потом я зажег лампу, стоявшую на столе, потому что печальный полумрак в комнате нагонял тоску, наполнявшую сердце человека, похоронившего неделю назад свое будущее. Открыв шкафчик в стене, я достал бутылку виски, несколько бокалов и воду. Я люблю делать все сам, мне невыносимо вечно видеть рядом, под боком, слугу.

Сэр Куртис и капитан Гуд сидели молча, полагаю, потому, что им нечего было сказать; они рады были утешить меня своим присутствием, молчаливым сочувствием моему горю, поскольку это был их второй визит после похорон.

Действительно, иногда, в тяжелые минуты, нас лучше успокаивает молчаливое присутствие людей, чем раздражающий разговор. Мои друзья курили, пили виски с водой, а я стоял у камина, также курил и смотрел на них.

— Друзья мои, — наконец заговорил я, — как давно мы вернулись из Страны Кукуанов?

— Три года назад, — ответил Гуд. — Почему вы спрашиваете?

— Потому что я пресытился цивилизацией и хочу вернуться к дикарям.

Сэр Генри откинул голову на спинку кресла и улыбнулся своей загадочной улыбкой:

— Как странно! Что скажете, Гуд?

Капитан Гуд таинственно взглянул на меня сквозь монокль.

— Да, очень странно!

— Ничего не понимаю, — произнес я, глядя то на одного, то на другого, — и не люблю загадок!

— Не понимаете, старина? — спросил сэр Генри. — Я объясню. По дороге сюда мы с Гудом толковали о…

— Неудивительно, — возразил я с сарказмом, — Гуд мастер болтать. Что же вы обсуждали?

— Как вы полагаете? — поинтересовался сэр Генри.

Я покачал головой. Откуда мне знать, о чем разглагольствовал Гуд? У него язык без костей.

— Мы обсуждали мой маленький план — если вы хотите, мы можем отправиться в Африку, в новую экспедицию!

— Какое совпадение! — подпрыгнул я от удивления.

— Да, дружище! Не правда ли, Гуд?

— Верно! — подтвердил капитан.

Сэр Генри заметно оживился:

— Я устал, смертельно устал от безделья, разыгрывая роль эсквайра. Больше года я не могу найти себе покоя, как старый слон, почуявший опасность. Я грежу Страной Кукуанов, копями царя Соломона и стал жертвой непреодолимого стремления бежать прочь. Мне надоело убивать фазанов и куропаток, и меня тянет в путешествие. Вы поймете это чувство: однажды попробовав виски с водой, молока не возьмешь и в рот! Год, проведенный в Стране Кукуанов, стоит всех остальных лет моей жизни, сложенных вместе. Наверное, я глуп, что страдаю от этого, но это сильнее меня. Я скучаю и, более того, только и думаю, как убежать отсюда! — Он помолчал и с жаром продолжил: — В конце концов, почему мне не ехать? У меня нет ни жены, ни родных, ни ребят, ни цыплят. Если со мной что-то случится, то титул перейдет к моему брату Джорджу и его сыну. Мне нечего делать здесь!

— Я был уверен, что рано или поздно вы придете к этому, сэр Генри. Ну, теперь вы, Гуд, какие у вас резоны для путешествия?

— Я ничего не делаю без причины, — ответил торжественно капитан, — и если тут замешана дама, то не одна, а несколько!

Гуд удивительно суетный человек.

— Что вы имеете в виду? — уточнил я.

— Если вы желаете знать, — хотя мне неприятно говорить о таком деликатном вопросе, — то скажу вам: я начал слишком толстеть!

— Прекратите, Гуд! — воскликнул сэр Генри. — Квотермейн, какие у вас планы?