Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник) - Хаггард Генри Райдер - Страница 60

60

— Как поживаешь, Умслопогас? — спросил я его.

Высокий человек, о происхождении и приключениях которого на его родине ходят легенды, известный под именем Дятла или Губителя, взглянул на меня и в удивлении выронил из рук длинный боевой топор.

— Отец! Макумазан! — воскликнул он, узнав меня, и поклонился. — Старый охотник! Губитель слонов, пожиратель львов! Зоркий, осторожный и смелый! Его выстрелы всегда метки, его глаза зорки! Он верен друзьям! Отец! Мудрость говорит голосом нашего народа: гора никогда не встретится с горой, но на рассвете человек встретится с другим человеком! Вестник из Наталя сообщил нам, что Макумазан умер, Макумазана больше нет на земле. Это было несколько лет назад. Теперь, в этом странном месте, я нахожу моего друга. Тут нечего сомневаться. Старый шакал поседел, но разве глаза его не зорки и зубы не остры? Ха! Ха! Макумазан, помнишь, как ты всадил пулю между глаз буйвола? Помнишь…

Я позволил ему болтать, потому что увидел, какое впечатление произвели его слова на охотников, которые, казалось, понимали его болтовню. Но затем я прервал его, потому что мне неприятна манера зулусов чрезмерно хвалить человека.

— Довольно! — велел я. — Я удивлен, что вижу тебя с этими людьми! Я оставил тебя вождем на твоей родине. Как ты попал сюда с чужеземцами?

Умслопогас оперся на прекрасно выполненную из рога рукоять топора, и лицо его омрачилось.

— Отец мой! Я не могу говорить в их присутствии, не могу позволить, чтобы они слышали мое признание, — он кивнул на ваквафи. — Мои слова годны только для твоих ушей. Отец мой, — лицо его еще более потемнело, — одна женщина, моя жена, смертельно оскорбила и обманула меня, покрыла мое имя позором. Но я избежал смерти и убил тех, кто хотел умертвить меня. Вот этим топором я ударил три раза: направо, налево и прямо — ты помнишь, как я бью, — и убил трех человек. Потом я убежал, и, хотя я не молод, ноги мои легки, как ноги антилопы, и никто не поймает меня на бегу. Я бежал из собственного крааля, и за мной гнались убийцы и выли, словно собаки на охоте. Спрятавшись, я выследил ту, что обманула меня, когда она шла за водой к источнику. Подобно тени смерти, я налетел на нее и ударил топором, отрубив ей голову. Затем я бежал к северу и три месяца блуждал, не останавливаясь и не отдыхая, все подвигаясь вперед, пока не встретил белого охотника. Но он умер, и я пришел сюда с его слугами. Ничего у меня нет. Я происхожу из знатного рода, от крови Чеки, великого короля, — но теперь я странник, человек, не имеющий крааля. Ничего у меня нет, кроме топора. Они отняли у меня мой скот, взяли моих жен, мои дети не увидят более моего лица! Вот этим топором — он взмахнул над головой грозным оружием, — я пробью себе новую дорогу. Я все сказал!

— Умслопогас, — сказал я, — я давно знаю тебя. Ты самолюбив, и в твоих жилах течет королевская кровь, но ты «превзошел» самого себя. Несколько лег назад, когда ты составил заговор против Цетивайо, я предостерег тебя, и ты послушался. Теперь, когда меня не было с тобой, ты натворил всяких бед. Но что сделано, то сделано. Забудем это! Я знаю тебя, Умслопогас, как великого воина, презирающего смерть. Выслушай меня. Видишь ли ты этого человека, моего друга? — я показал ему на сэра Генри. — Он такой же великий воин, как ты, так же силен, как ты, и, пожалуй, шире тебя в плечах. Его зовут Инкубу. А вот другой, видишь, с круглым животом, блестящим глазом и веселым лицом. Его зовут Бугван Стеклянный глаз, он хороший человек и происходит из странного племени, которое проводит всю жизнь на воде и живет в плавучих краалях. Нас трое, и мы отправляемся путешествовать внутрь страны, пройдем белую гору Кения и вступим в неизведанные области. Мы не знаем, что будет с нами, мы будем охотиться, искать приключений, новых мест, потому что нам надоело сидеть в городе и видеть одно и то же вокруг себя. Хочешь идти с нами? Ты будешь начальником наших слуг. Но чем все закончится — я не знаю. Мы уже путешествовали втроем, и Амбопа, которого мы брали с собой, стал королем великой страны, повелителем украшенных перьями воинов, повинующихся одному его слову. Что будет теперь — неизвестно. Возможно, смерть ждет нас. Хочешь идти с нами или боишься, Умслопогас?

— Ты не прав, Макумазан, — засмеялся воин, — не самолюбие довело меня до падения, а — стыд и позор мне — прекрасное женское лицо! Но забудем это. Я иду с вами. Жизнь или смерть впереди — что мне за дело, если можно убивать и кровь потечет рекой. Я старею, но все-таки я великий воин! Посмотри! — он показал мне бесчисленные шрамы и царапины на груди и руках. — Знаешь, сколько человек я убил в рукопашном бою? Сосчитай, Макумазан! — он указал мне на пометки, сделанные на роговой рукоятке топора. — Сто три, не считая тех, кому я вскрыл живот[63].

— Довольно, — произнес я, заметив, что его трясет, как в лихорадке, — замолчи! Ты поистине Губитель! Нам неприятно слушать об убийствах. Нам нужны слуги. Эти люди, — я кивнул на ваквафи, отошедших в сторону во время нашего разговора, — не хотят идти с нами!

— Какая это собака не хочет идти, когда мой отец приказывает? — вскричал Умслопогас и одним сильным прыжком очутился около туземца, с которым я говорил ранее, схватил его за руку и крепко сжал. — Собака! — повторил он. — Ты сказал, что не пойдешь с Макумазаном? Скажи еще раз, и я задушу тебя… — его длинные пальцы впились в горло мужчины. — Разве ты забыл, как я служил твоему брату?

— Мы пойдем с белым человеком! — пробормотал испуганный дикарь.

— Белый человек! — продолжал Умслопогас с притворно усиливающейся яростью. — О ком ты говоришь?

— Мы пойдем с отцом!

— То-то же! — сказал Умслопогас спокойным голосом и внезапно отнял руку, так что его жертва упала навзничь. — Я так и думал!

— Похоже, Умслопогас имеет сильное нравственное воздействие на своих спутников! — заметил потом Гуд.

Глава II

Черная рука

Вскоре мы покинули Ламу и через десять дней очутились в местечке Чарра, на реке Тана, испытав много разных приключений, не стоящих упоминания. Между прочим, мы посетили разрушенный город, который, судя по многочисленным развалинам мечетей и каменных домов, был многолюдным. Эти разрушенные города — а их тут несколько — очень древние и, думаю, были богаты и значимы еще во времена Ветхого Завета, когда служили центром торговли с Индией. Но слава их угасла вместе с торговлей невольниками. Там, где когда-то богатые торговцы, собравшиеся со всех концов мира, толпились и торговали на площадях, громко ревет лев, охраняя свое логово, и вместо болтовни невольников и пронзительных голосов перекупщиков в разрушенных проходах звучит эхо его ужасного рычания. В ограде, где валялся всевозможный мусор, мы нашли два огромных камня удивительной красоты и жалели, что не могли унести их с собой. Нет сомнения, что они украшали вход во дворец, от которого не осталось и следа.

Исчезло, все исчезло! Подобно благородным господам и дамам, жившим во дворце, города эти кипели когда-то жизнью, но теперь погибли, как Вавилон и Ниневия[64], как погибнут в свое время Лондон и Париж. Ничто не вечно — таков непреложный закон. Мужчины, женщины, империи, города, троны, власть, могущество, горы, реки, моря, миры — все погибнет. В заброшенных развалинах можно увидеть символ участи всей Вселенной.

В Чарра мы рассорились с начальником носильщиков, которых наняли идти дальше, потому что он вздумал заломить с нас небывалую цену. В конце концов он пригрозил нам позвать мазаи, а ночью бежал с носильщиками, украв бoльшую часть нашего имущества. К счастью, им не удалось утащить наши винтовки и одежду; разумеется, не из деликатности, а потому, что эта поклажа оказалась в руках пятерых ваквафи.

После этого мы отказались от мысли о караванах и носильщиках, да и вещей у нас осталось немного. Куда и как нам отправиться теперь?

Гуд быстро решил эту задачу.

вернуться

63

Зулусы имеют обыкновение вспарывать живот умершему врагу. У них существует суеверие, что, если не сделать этого, труп распухнет так же, как тело его убийцы.

вернуться

64

Столица Ассирийского государства, находилась на территории современного Ирака.