Покорители студеных морей. Ключи от заколдованного замка - Бадигин Константин Сергеевич - Страница 80

Пройдя через толпу к бараборе провинившихся колошей, отряд остановился. С борта «Ольги» прозвучали два пушечных залпа. Из бараборы никто не выходил. Двое русских вошли в жилище и увидели только стариков. Остальные разбежались.

Александр Андреевич был доволен, что все обошлось без кровопролития. Выстрелы с «Ольги» были сделаны для устрашения, а не для боя.

— Позовите ко мне главного вождя Скаутлельта, — приказал Баранов обступившим его индейским воинам и, облокотясь о ружье, стал спокойно ждать.

— Что хочет мой друг Баранов? — спросил Скаутлельт, не мешкая подошедший на зов правителя.

— Мне передавали, что храбрецы из этой бараборы хвалились снять мой скальп. Так ли это?

— Да, это сказал мой племянник Котлеан.

— Передайте ему подарок. — И Баранов снял свой черный парик. Голый череп сверкнул на солнце.

Индейские воины воскликнули: «Ко–ко–ко!» — что означало крайнее изумление. Вождь Скаутлельт отказался взять парик у Баранова.

— Поступок Котлеана мы признаем подлым и дерзким, — сказал вождь. — Однако он молод и глуп. Прости его, Баранов.

— Хорошо, мы останемся друзьями, Скаутлельт, но в залог дружеского обхождения вы дадите мне трех аманатов.

— Мы согласны.

Правитель Баранов церемонно простился с главным вождем Скаутлельтом и пошел к своему судну. За ним с барабанным боем двинулись промышленные.

— Вот аманаты, правитель, — сказал с низким поклоном индейский воин, подведя к Баранову трех молодых колошей. — Это родственники вождя Акилкака.

— Хорошо, я доволен…

К Баранову подошли еще несколько воинов. Они несли свертки, бочонки и ящики.

— Прими в подарок от великого вождя Скаутлельта.

Когда все промышленные взошли на галеру, а индейцы погрузили подарки, Александр Андреевич багром отпихнул судно от берега на глубокое место.

Всего несколько дней назад в крепости стучали топоры и визжали пилы. Не покладая рук работали русские промышленные. Правитель Баранов сам обтесывал лиственничные стволы и помогал укладывать матицу под крышу главного здания. Сейчас все тихо. Слышно, как перекликаются дозорные на крепостных башнях. Вечером и утром барабаны отбивают зорю…

И днем и ночью доносился с дальних островов неумолкаемый гул прибоя. Океан напоминал о себе.

В крепости началась обычная жизнь. Индейцы приходили обменивать шкуры морского бобра и других зверей на бусы, топоры и одеяла. Приносили сухую кетовую икру и сушеных лососей.

Барабора, построенная для торговли с индейцами, была вынесена за стены крепости. Она состояла из обширных сеней, где собирались индейцы, и склада, разделенных бревенчатой стеной. В склад был особый вход сбоку бараборы, а для торговли в стене сделано окошечко.

Приказчик Савва Толоконников раскладывал по полкам товары. Больше всего здесь было шерстяных одеял, топоров, железных ведер, бус и бисера. И табака было много, и чая предостаточно. Над окошком для памяти Толоконников повесил ценник на шкуры. На ценнике рукой правителя Баранова была приписка: «Колошам за шкуры платить в три раза дороже, чем прочим туземцам».

Александр Андреевич на свой страх и риск повысил цены. Торговля бостонцев и англичан с индейцами невольно породила конкуренцию, и Баранов повысил цены так, чтобы иностранцам покупать меха было невыгодно.

Для компании наценка была не слишком обременительна. Бобры, например, обменивались на китайском рынке в Кяхте на два ящика чая, а за десять котиков давали один ящик. При продаже в России один ящик чая давал чистой прибыли от ста пятидесяти до ста восьмидесяти рублей.

Компания не платила деньгами за шкуры, а выдавала нужные индейцам товары по «охотской» цене, с прибавкой за провоз из Охотска до колоний.

Последняя неделя прошла в переговорах. Три ситкинских вождя — Скаутлельт, Каухкан и Скаатагеч — не выходили из дома правителя Баранова.

Несколько дней разговоры велись о пустяках и до главного не доходило. Индейцы пили ром и крепкий, сладкий чай.

— Я пришел сюда жить, а не просто торговать, — сказал правитель, когда настал шестой день. — Я выполняю волю властелина, который поручил мне построить крепость на острове и склады для товаров. Мы будем торговать и помогать своим друзьям колошам против врагов. Я слышал, что купцы на иноземных кораблях причиняли людям зло, русские больше не позволят обижать вас. Поэтому я прошу вождей продать мне эту землю.

Лица вождей оставались совершенно неподвижными во время перевода барановских слов. Что думали в это время вожди? Вряд ли они могли предположить, что кто–нибудь приехавший из далеких земель за морями может войти в их жизнь, сложившуюся веками, и нарушить родовой порядок. Им нравился Баранов, гостеприимный старик с румяными щеками, призывавший к дружбе и обещавший защиту от коварных врагов. Они верили, что существует великий властелин, от имени которого он говорит.

— А ты не будешь крестить наш народ и отнимать у нас жен? — спросил вождь Каухкан, человек с короткой бородкой и с длинными волосами, завязанными на затылке в пучок. — Мы слышали, так делал русский жрец у северных людей. Он оставил у мужчины только одну жену, а остальных отдавал тем, у кого не было ни одной. Он говорил, что большой бог, там, на небе, запрещает держать много жен. А мужчины нашего племени любят жирную и обильную пищу, много жен и хорошую пляску. — И Каухкан уставился на Баранова черными, навыкате глазами.

— Я буду крестить только тех, кто попросит, — сердито ответил Александр Андреевич. — И считать жен не буду. — Его всегда разбирало зло, когда он вспоминал про поступок усердного миссионера.

— Ну, а рабы, оставишь нам рабов? — допытывался Каухкан.

Этот вопрос был сложнее. Компания запрещала рабовладение. Бывшие кадьякские невольники работали на компанейских промыслах и получали жалованье. Но Баранов понимал, что индейцы не отдадут без отчаянного сопротивления своих невольников. Колоши были рабовладельцами с давних времен, и от рабов зависело благосостояние индейской семьи. Без рабов не обходился ни один индеец. Они выполняли самые тяжелые и неприятные работы. Хозяин или воевал или ходил на промысел за морским зверем. Обладание рабами считалось почетным делом, и по количеству рабов судили о знатности и богатстве индейца. Раб никогда не ел вместе со своим господином. Индейцы бросали пищу своим рабам, как собакам. Иногда рабы ничего не ели по два–три дня. Рабы не имели своей собственности. Они не могли вступить в брак со свободными и женились только на рабынях, а рабыни могли быть женами рабов и только наложницами своего господина. Дети рабов были рабами. Раб был вещью, которую можно продать, подарить или уничтожить.

«Помещики, — думал Баранов, — настоящие помещики–крепостники. Но пока пусть будет все как было. Не мне, со слабыми силами, нарушать стародавние обычаи».

— Рабы останутся у прежних хозяев, — перестал колебаться правитель. — Даю слово.

— Хорошо сказал Баранов, — закивали головами вожди.

— Я хочу креститься, — неожиданно попросил Скаутлельт. — Ты окрестишь меня. Я слышал, у чугачей есть твои крестники.

— Подумай до завтра. Если и завтра ты захочешь стать христианином, я окрещу. Но помни: смыть крест я не могу, даже если ты попросишь об этом.

Баранов не очень был склонен к миссионерской деятельности. Но в данном случае он усматривал прямую выгоду.

— О–о! — воскликнул Скаутлельт. — Но я все равно согласен.

— Смыть крест сможет наш мудрый жрец, — вмешался Каухкан, — стоит лишь принести хорошую жертву.

Переговоры закончились подписанием документа о продаже индейцами острова Ситки русским. Это был второй договор, заключенный с вождями. Особенно покладистым был Скаутлельт. Он горячо уговаривал своих соплеменников продать землю.

— Сколько времени наш друг пробудет на острове? — спросил Скаутлельт. — Мы хотим, чтобы ты был подольше.

— Еще месяц. Мы не раз увидимся.

Индейцы получили орленые серебряные медали, как друзья русского государства, и с гордостью навесили их на себя.