Покорители студеных морей. Ключи от заколдованного замка - Бадигин Константин Сергеевич - Страница 96

Александр поспешно убежал в свой кабинет. Константин стоял с испуганным лицом и руками, непроизвольно бьющими по карманам.

Саблукову показалось, что он похож на безоружного человека, очутившегося перед медведем.

Полковник, повернувшись на каблуках, отрапортовал императору о состоянии полка.

— А, ты дежурный, — сказал император, приветливо кивнул головой, повернулся и пошел к двери.

Когда за ним дверь захлопнулась, из своего кабинета снова вышел Александр и произнес:

— Вы ничего не знаете?

— Ничего, ваше высочество, кроме того, что я дежурный вне очереди.

— Я так приказал, — подтвердил Константин.

— Мы оба под арестом, — сказал Александр.

Саблуков засмеялся.

— Отчего вы смеетесь?

— Вы давно ждали этой чести.

— Да, но не такого ареста, какому мы подверглись теперь. Нас обоих Обольянинов водил в церковь присягать в верности.

— Меня нет надобности приводить к присяге, — посмеивался Саблуков. — Я верен.

— Хорошо, — сказал Константин. — Теперь отправляйтесь домой и смотрите будьте осторожны.

Братья совсем не похожи друг на друга. Подозрительный и завистливый Александр — красивый, по–женски кокетливый юноша. Императрица Мария Федоровна наделила первенца своей внешней привлекательностью. Благодаря заботам бабки Екатерины он получил приличное образование. Константин похож на отца и видом и нравом. Физически сильный, несколько сутуловатый. Короткий нос вздернут кверху, на лице всегда недовольное выражение. Пучки волос над глазами заменяют брови. Неглупый от природы, он до конца своих дней остался полным невеждой.

Саблуков оставил дворец. Было ровно девять часов, когда он уселся в вольтеровское кресло в своем кабинете. Тревожные мысли осаждали его со всех сторон. Подозрения, появившиеся в последнее время, еще больше укрепились. Он хотел задремать, но не мог. В три четверти десятого его слуга Степан привел фельдъегеря.

— Его величество желают, чтобы вы немедленно явились во дворец.

— Очень хорошо, — сказал Саблуков и велел подать сани.

Хотя императорский вызов с фельдъегерем был плохим предзнаменованием, но Саблуков не имел дурных предчувствий. Через десять минут он добрался к своему караулу, как мы говорили, стоявшему у дверей в спальню императора.

— Что–нибудь случилось? — спросил Саблуков.

— Все благополучно, — отрапортовал корнет Андриевский.

В десять часов пятнадцать минут часовой крикнул «Караул, вон». Караул вышел и выстроился. Император показался из двери спальни в башмаках и чулках. Впереди бежала любимая собачка. За ним шествовал генерал адъютант Уваров.

Император Павел подошел к Саблукову, стоявшему в двух шагах от караула, и сказал по–французски:

— Вы якобинец?

Озадаченный этими словами, Саблуков ответил:

— Да, государь.

— Не вы, а полк.

— Пусть еще это будет так по отношению ко мне, но что касается полка, то вы ошибаетесь, — нашелся полковник.

— А я лучше знаю. Сводить караул!

— По отделениям, направо, кругом, марш, — скомандовал Саблуков.

Корнет Андриевский вывел караул из передней и отправился с ним в казармы.

— Вы якобинцы, — опять повторил император.

— Вы незаслуженно нас обижаете, ваше императорское величество.

— Я лучше знаю, — снова повторил Павел. — Я велел вывести полк из города и расквартировать его по деревням. — И добавил: — Ваш эскадрон, полковник, будет помещен в Царском Селе. Два бригад–майора будут сопровождать полк до седьмой версты. Распорядитесь, чтобы он был готов утром в четыре часа, в полной походной форме, с поклажей. А вы, — сказал он двум лакеям, одетым в гусарскую форму, — займите этот пост, — и указал на дверь в спальнюnote 2[82].

В доме графа Палена, на углу Невского и Большой Морской, собрались гости. На лице хозяина, как всегда, было написано спокойствие и довольство, однако на душе его скребли кошки. Петр Алексеевич был педантом и, подготавливая заговор, предусмотрел мельчайшие подробности. В таком деле ошибаться нельзя.

Комендантом Михайловского замка император назначил своего любимого генерала Котлубицкого. Он был недалеким человеком, но предан, и император верил ему. Такой человек мог помешать заговору.

Три дня назад граф Пален, докладывая о событиях в городе, сказал государю:

— Ваше величество, в моем докладе не упоминается Михайловский замок. Мне ничего не известно. И генерал–губернатор…

— Чего ты хочешь? — спросил император.

— Пусть генерал Котлубицкой мне ежедневно докладывает о благосостоянии замка в десять часов вечера. А я буду докладывать вам.

Император подумал.

— Ты прав, порядок есть порядок. Я прикажу Котлубицкому.

И вот сейчас, когда подходило назначенное время, граф Пален стал волноваться. «А вдруг генерал Котлубицкой не придет? — думал он. — Мало ли что может случиться! Тогда заговор поставлен под удар… Но вчера и позавчера генерал докладывал».

Генерал Котлубицкой приехал ровно в десять часов. Он вошел в комнаты и встретил там нескольких знакомых офицеров за шампанским.

— За здоровье хозяина. За новорожденного, — подошел к коменданту Платон Зубов с двумя бокалами. — Прошу выпить.

Котлубицкой не отказался, выпил за хозяина и доложил ему о том, что во дворце все благополучно.

Фон дер Пален проводил Котлубицкого до прихожей.

— Генерал, — сказал губернатор у дверей, — пожалуйте вашу шпагу, государь приказал вас арестовать.

— Но я не виновен, ваше превосходительство, разрешите поехать объясниться государю, он еще не спит.

— Разве вы не знаете порядка, генерал?

Николай Осипович отдал шпагу Палену и был отведен адъютантом на гауптвахту.

А через пять минут еще два адъютанта поскакали к командирам столичных полков с приказанием генерал–губернатора.

— Больше препятствий нет, господа, — сказал своим гостям граф Пален. — Ровно в полночь семеновцы и преображенцы будут нас ждать у Верхнего сада. Скоро мы выступаем.

В это время в прокуренной квартире генерала Талызина в лейб–компанейском корпусе Зимнего дворца собралась вторая группа заговорщиков. Все офицеры были в полном мундире, в шарфах и орденах. Гостям разносили шампанское, разные вина и пунш.

Хозяина квартиры генерала Талызина уважало все гвардейское офицерство. Он был добрым и отзывчивым человеком. К нему были привязаны не только офицеры, но и солдаты. Генерал, задумавшись, сидел во главе дубового стола, уставленного бутылками, и, казалось, не слышал громкого спора, разгоревшегося среди гостей. Заговорщиков более трех десятков, и все военные.

Иные офицеры предлагали потребовать у императора отречения от престола, другие стояли за конституцию, понимая ее как ограничение прав монарха.

— А если государь отречения не подпишет, тогда как быть?

— Прикончить, прикончить. Смерть тирану! — крикнул граф Николай Зубов. Он был известен главным образом своей богатырской силой и тем, что был женат на единственной дочери фельдмаршала Суворова.

— Арестовать.

— В Шлиссельбург.

Некоторые возражали, возмущались:

— Бога побойтесь, на помазанника божьего замахиваетесь!

— И в писании сказано: царя чтите, бога бойтесь.

Полковник Измайловского полка Бибиков больше всех ратовал за расправу. Он был превосходным офицером и находился в родстве со всей знатью.

— Не одному смерть, но всем. Пока не перережем их всех, не истребим проклятое гнездо, не будет в России свободы.

— Республиканец! — кричали ему. — Узнает ежели император про твои слова…

— Якобинец!

— Наследника на престол!

— Император сумасшедший!

— Сумасшедший с бритвой в руках!..

Заговорщики выпили много вина. У многих закружилась голова. Голоса сделались громче.

— Во дворец, довольно терпеть!

— Да здравствует новый государь император Александр Павлович! — раздался пьяный голос. — Ура–а–а!

— Ура! Ура! — слышалось со всех сторон.

Громкий стук в дверь привлек всеобщее внимание. Голоса заговорщиков разом умолкли. В комнаты вошел полковник Аргамаков, плац–адъютант замка.