Стихи о вампирах (сборник) - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" - Страница 13

13

* * * Как согласно сердце бьется С полуночной тишиной! Как послушно подается Прах дорожный подо мной! Ночь светла, мне сны не снятся, Я в полях иду босой. Тихо травы серебрятся, Брызжут на ноги росой. Речка плещет и струится Там, за тихою горой, Чтоб со мной повеселиться Смехом, пляской да игрой. Как отрадно окунуться, Брызгать теплою водой! Только ты не смей проснуться, Водяной, старик седой! * * * Только забелели поутру окошки, Мне метнулись в очи пакостные хари. На конце тесемки профиль дикой кошки, Тупоносой, хищной и щекатой твари. Хвост, копытца, рожки мреют на комоде, Смутен зыбкий очерк молодого черта. Нарядился бедный по последней моде, И цветок алеет в сюртуке у борта. Выхожу из спальни, – три коробки спичек Прямо в нос мне тычет генерал сердитый, И за ним мордашки розовых певичек. Скоком вверх помчался генерал со свитой. В сад иду поспешно, – машет мне дубинкой За колючей елкой старичок лохматый. Карлик, строя рожи, пробежал тропинкой, Рыжий, красноносый, весь пропахший мятой. Все, чего не надо, что с дремучей ночи Мне метнулось в очи, я гоню аминем. Завизжали твари хором, что есть мочи: «Так и быть, до ночи мы тебя покинем!» * * * Сатанята в моей комнате живут. Я тихонько призову их, – прибегут. Хорошо, что у меня работ не просят, А живут со мной всегда, меня не бросят. Вкруг меня обсядут, ждут, чтоб рассказал, Что я в жизни видел, что переживал. Говорю им были дней, давно минувших, Повесть долгую мечтаний обманувших; А потом они начнут и свой рассказ, Не стесняются ничуть своих проказ. В людях столько зла, что часто сатаненок Вдруг заплачет, как обиженный ребенок. Не милы им люди так же, как и мне. Им со мной побыть приятно в тишине. Уж привыкли, знают – я их не обижу, Улыбнусь, когда их рожицы увижу. Почитаю им порой мои стихи И услышу ахи, охи и хи-хи. Скажут мне: «Таких стихов не надо людям, А вот мы тебя охотно слушать будем». Да и проза им занятна и мила: Как на свете Лиза-барышня жила, Как у нас очаровательны печали, Как невесты мудрые Христа встречали, Как пути нашли в Эммаус и в Дамаск, Расточая море слез и море ласк.

А. Блок

Болотный попик

На весенней проталинке За вечерней молитвою – маленький Попик болотный виднеется. Ветхая ряска над кочкой Чернеется Чуть заметною точкой. И в безбурности зорь красноватых Не видать чертенят бесноватых, Но вечерняя прелесть Увила вкруг него свои тонкие руки. Предзакатные звуки… Легкий шелест. Тихонько он молится, Улыбается, клонится, Приподняв свою шляпу. И лягушке хромой, ковыляющей, Травой исцеляющей Перевяжет болящую лапу. Перекрестит и пустит гулять: – Вот, ступай в родимую гать. – Душа моя рада – Всякому гаду – И всякому зверю – И о всякой вере. И тихонько молится, Приподняв свою шляпу, За стебель, что клонится, За больную звериную лапу, И за римского папу. — Не бойся пучины тряской, Спасет тебя черная ряска. * * * На весеннем пути в теремок Перелетный вспорхнул ветерок, Прозвенел золотой голосок. Постояла она у крыльца, Поискала дверного кольца, И поднять не посмела лица. И ушла в синеватую даль, Где дымилась весенняя таль, Где кружилась над лесом печаль. Там – в березовом дальнем кругу — Старикашка сгибал из березы дугу И приметил ее на лугу. Закричал и запрыгал на пне: – Ты, красавица, верно, ко мне! – Стосковалась в своей тишине! За корявые пальцы взялась, С бородою зеленой сплелась И с туманом лесным поднялась. Так тоскуют они об одном, Так летают они вечерком, Так венчалась весна с колдуном. * * * Она веселой невестой была. Но смерть пришла. Она умерла. И старая мать погребла ее тут. Но церковь упала в зацветший пруд. Над зыбью самых глубоких мест Плывет один неподвижный крест. Миновали сотни и сотни лет, А в старом доме юности нет. И в доме, уставшем юности ждать, Одна осталась старая мать. Старуха вдевает нити в иглу. Тени нитей дрожат на светлом полу. Тихо как будет. Светло как было. И счет годин старуха забыла. Как мир, стара, как лунь, седа. Никогда не умрет, никогда, никогда. А вдоль комодов, вдоль старых кресел Мушиный танец все так же весел, И красные нити лежат на полу, И мышь щекочет обои в углу. В зеркальной глуби – еще покой С такой же старухой, как лунь седой. И те же книги, и те же мыши И тот же образ смотрит из ниши — В окладе темном – темней пруда, Со взором скромным – всегда, всегда… Давно потухший взгляд безучастный, Клубок из нитей веселый, красный… И глубже, и глубже покоев ряд, И в окна смотрит все тот же сад, Зеленый, как мир; высокий, как ночь; Нежный, как отошедшая дочь. – Вернись, вернись. Нить не хочет тлеть. – Дай мне спокойно умереть.