Твердая земля (ЛП) - Асенси Матильде - Страница 16

Я с трудом поняла, о чем толкует Родриго, потому что никогда не сталкивалась с подобными вещами, хотя я сообразила, что шесть лет назад отец не смог выполнить торговое соглашение и по этой причине ему приходится выплачивать Мельхору определенную сумму.

— Этот Осуна, — продолжал Родриго, — пошел к чиновнику в Картахене, который зарегистрировал контракт, и потребовал конфисковать всё имущество сеньора Эстебана и передать в его владение, это называется исполнение договора по размеру общих активов. Чиновник призвал альгвасилов, и твой отец потерял дом в Санта-Марте, корабль и право на торговлю. Он остался ни с чем. Всего за день они с сеньорой Марией остались без гроша в кармане, потому что бордель тоже закрылся из-за конфискации дома. Но тогда Мельхор де Осуна притворился щедрым и предложил твоему отцу другой выход: постоянный контракт, от которого он не сможет отказаться до конца своих дней. Ему оставлялось всё имущество в пользование до тех пор, пока он три раза в год выплачивает определенную сумму — семьдесят пять дублонов.

— Семьдесят пять дублонов [21]! — в ужасе воскликнула я. ?Да на такую сумму можно много лет кормить целую семью. Это же целое состояние.

— Он должен платить без опозданий, иначе отправится на галеры именем короля. Поэтому твой отец продолжает трудиться, несмотря на преклонные года. Если он хочет сохранить свой дом и корабль, то должен вручать Мельхору двадцать пять дублонов каждые четыре месяца. Иногда ему это удается, а иногда нет, тогда сеньора Мария добавляет недостающее, а если и у нее нет денег, то просит взаймы у девушек из заведения, и мы, моряки, тоже добавляем до нужной суммы для этого проклятого прощелыги, чтобы его черти взяли. Если бы матушка не имела стольких девушек, — он имел в виду сеньору Марию, — то долг не удалось бы выплачивать. А хуже всего, что в тот день, когда сеньор Эстебан умрет, всё имущество перейдет в руки этого плута, поскольку в глазах закона он владелец всего состояния твоего отца.

— А разве ростовщичество не запрещено? Этот ежегодный платеж в семьдесят пять дублонов выглядит...?Ростовщичество было запрещено и преследовалось по закону. Христиане не могли им заниматься, по католическим устоям оно считалось еврейской профессией.

— Это не ростовщичество, Мартин, это называется торговлей. Ты еще слишком молод, чтобы уловить разницу.

Я всем сердцем опечалилась. Эти добрые люди приняли меня в своем доме и защитили от несчастной судьбы, не говоря уж о том, что спасли от одиночества на острове. Они давали мне хлеб, кров и постель, а тем временем едва наскребали деньги для выплаты разорительного долга, который высасывал из них все соки. Родриго понял мое горе и, вставая, утешительно хлопнул меня по спине и молча удалился, оставив меня в одиночестве среди канатов, тросов и якорей.

Нужно что-то предпринять. Наверняка есть какое-то решение. Убийство Мельхора, как объяснил Родриго, было бы неправедно, хоть и весьма заманчиво. Я мало смыслила в контрактах и законах. Королевское правосудие было неумолимым, все знали, что невозможно оспорить решение чиновников, прокуроров и судей, когда речь идет о влиятельных людях, а в случае с Мельхором де Осуной вдобавок имелись и его кузены, братья Курво, так что сеньор Эстебан попал в ловушку, как мотылек в паутину, и ни свидетели, ни доказательства ему бы не помогли.

Так я и сидела, погрузившись в раздумья, когда с палубы меня громко окликнул отец:

— Мартин! Вот несносный мальчишка! Где тебя носит? Ты что, решил отлынивать от работы? Даже и не думай, бородой клянусь! Корабль отчаливает, и нам нужны твои хилые ручонки!

— Иду! — откликнулась я, вскакивая.

Приличные люди должны платить добром на добро, и я хотела так и поступить со своим приемным отцом, пока меня не покинут последние силы, так что сейчас для меня не имели значения ни его крики, ни грубые слова. В тот миг я поклялась, что спасу сеньора Эстебана и сеньору Марию из ловушки Мельхора де Осуны, или не зваться мне Каталиной Солис... или Мартином Неваресом... В конце концов, как бы меня ни звали, в данном случае это неважно.

На закате мы отправились в обратный путь к Санта-Марте, но плыть на запад — это совсем не то же самое, теперь ветер и течение нам не благоприятствовали, так что на тридцать лиг в Картахену нам понадобилось чуть более одного дневного перехода, а на те же тридцать лиг в обратном направлении — по меньшей мере два или три дня. Гуакоа пришлось управлять кораблем, постоянно меняя галсы, чтобы поймать ветер, а остальные моряки работали не покладая рук с такелажем и парусами, чтобы не сбиться с курса и не налететь на скалы у побережья. Хорошо хоть труды на острове меня закалили, а поскольку я выглядела как паренек лет пятнадцати или шестнадцати, никто не ждал от меня многого.

Незадолго до прибытия в порт, когда уже почти опустилась ночь, юнга Николасито, несущий в котелке ужин, вдруг вскрикнул в тревоге, и все повернули головы в его направлении. У правого борта, со стороны земли, перемещались огоньки, похоже, кто-то взмахивал факелами и фонарями, чтобы привлечь наше внимание. Гуакоа бросил молчаливый взгляд на капитана, а тот с непроницаемым выражением лица приказал убрать паруса и остановиться, хотя ничего не сказал о том, чтобы бросить якорь или спустить шлюпку.

— А что, если это ловушка, Матео? — спросила я стоящего рядом моряка, не сводя глаз с загадочных огней.

— Это бухта Таганга, — ответил он, опершись руками о борт и кивнув в ту сторону, — она так близко к Санта-Марте, что группа жителей вполне могла убежать оттуда в случае нападения пиратов на город.

— Или это сами пираты, — предположил испуганный юнга Хуанито.

— Лукас, — сказал отец, — окликни-ка их по-английски, посмотрим, ответят ли.

Я удивилась, узнав о том, что мой учитель Лукас говорит на языке врагов Испании, поскольку мы находились в состоянии войны с Англией уже двенадцать лет, с тех пор как англичане разбили Непобедимую Армаду в водах Ла-Манша. Мурсиец поспешил выполнить приказ своим зычным голосом и выкрикнул несколько слов, которых я не поняла. С пляжа никто не ответил. Огни замерли на несколько мгновений, а потом снова начали свой танец.

— А теперь по-французски и по-фламандски, — велел отец.

И Лукас, хотя я не поняла ни слова, так что с тем же успехом он мог бы кричать и по-турецки, также повиновался, но снова никто не откликнулся, и, как и раньше, огни застыли, но потом снова начали двигаться из стороны в сторону. Вскоре до нас донесся голос:

— Эстебан Неварес! Это вы?

Отец не ответил.

— Сеньор Эстебан, хочу с вами поговорить!

— Осторожней, отец! — встревожилась я, вспомнив злодеев, пробирающихся по пляжу Сокодовер в Толедо. — Это может оказаться какой-нибудь пройдоха и убийца.

— А еще раб, — пробормотал отец, перегибаясь через борт, чтобы рассмотреть, кто окликнул его с берега. — Я здесь! — крикнул он. — А вы кто такой и чего вам надо?

Огни застыли.

— Я король Бенкос!

Мои товарищи изумленно открыли рты. Черный Томе, Антон Мулато, кок Мигель и юнга Хуанито сгрудились у правого борта с радостными восклицаниями. Отец, весьма раздраженный, велел им заниматься своим делом.

— А ну, прочь отсюда, придурки! — набросился он на них. — Если бы в вас выстрелили из аркебузы или мушкета, вы бы уже были мертвы!

— Так ведь темно и ни зги не видать! — возразил Хуанито.

— Эстебан Неварес! — настойчиво повторил голос с берега. — Вы еще здесь или померли с испугу?

— Да больно ты известен вместе со своими подвигами, чтобы я испугался беглого раба вроде тебя!

— Тогда высадитесь на берег, купец! У меня есть к вам дельце!

Отец погрузился в раздумья.

— И какие ты мне дашь гарантии? — спросил он наконец.

— А какие надо?

— Пошли вплавь кого-нибудь из своих людей, и моя шлюпка подберет их на полпути. Они останутся на корабле, пока мы с тобой будем разговаривать.

— Годится! — согласился некий король Бенкос. — Более того, в качестве заверений моих добрых намерений я пришлю вам в заложники одного из своих сыновей!

21

В переводе на современные деньги эта сумма примерно равна тридцати тысячам евро.