Посох волхва - Витаков Алексей - Страница 23

Эгиль, Почай и Раданка все дальше и дальше уходили в сумрак вечернего леса. Прочь от Днепра и сражающихся друг с другом норманнов. Почай хорошо знал здешние места. Ноги сами несли его в сторону Ремезы, где находились временные землянки (схроны). Там он надеялся встретить уцелевших сородичей.

Трое беглецов слышали крик одного из викингов, слышали, как вдруг прекратилось сражение, а дальше – проклятие старика Хроальда. Но суть этого проклятия понял только Эгиль! Его передернуло от слов: «Да никогда не пребудет с тобой сила Одина! Да вылетят на тебя и твое потомство из уст асов страшные болезни! Да будут гнить твои внутренности, испытывая неземные страдания!..»

Но странное дело, Эгиль не чувствовал себя предателем. Не щемило сердце от угрызений совести. Эти двое, Почай и Раданка, были сейчас для него ближе тех, с кем он прожил свою жизнь в походах и на берегах холодных фьордов. Никогда доселе не встречал он таких женщин, как Раданка, которая сама пришла, чтобы добровольно отдать себя в рабство ради своего жениха. Никогда Эгиль не видел таких мужчин, которые с одной лишь дубиной выходят против целой хорошо вооруженной рати. Но, главное, никогда ему, викингу, не доводилось испытывать такого светлого и пронзительного чувства к деве! Впервые он готов был выкрикнуть в ответ на проклятия своего бывшего конунга, что он плевать хотел на то, что сделают с ним асы.

Когда воины Сиггурда обнажили мечи и пошли в атаку, стремительный ветер, поднявшийся в груди Эгиля, заставил его взять в руки кинжал и перерезать путы. В горячке и шуме боя никто не обратил на это никакого внимания. Викинги дрались друг с другом, а траллы с замиранием сердца следили за их ссорой.

Беглецы проскочили в метре от спин сражающихся и бросились к береговым зарослям, а затем резко вверх по крутому берегу. А потом они бежали, не жалея ног и не чуя под собой земли. Бежали до тех пор, пока не увидели темный силуэт верхового человека.

Но будто бы совсем не конь был под верховым, а огромный, лохматый волк, от шерсти которого исходило зеленоватое сияние, глаза же напоминали два раскаленных угля.

Раздался глухой стук копыт, обмотанных рогожей. Все же это лошадь. Обычный человеческий конь. Беглецы выдохнули. Из-за деревьев стали выходить люди.

– Почай!..

– Вокша?..

– Тихо! – Голос принадлежал всаднику. – Потом пообнимаетесь! Это кто, норманн?

– Он помог нам бежать! – Почай покосился на Эгиля.

Рыжая Шкура непроизвольно положил руку на рукоять меча и сделал шаг назад.

– Не шибко тут! – Рогатина Вокши уперлась наконечником в горло скандинава.

– Некогда сейчас спрашивать: зачем ты здесь! – Ишута в упор смотрел в глаза Эгилю. – Но, коли ушел от своих, знать, была на то причина! Потом разберемся. А сейчас говори коротко, но внятно: что там? – волхв махнул рукой в сторону Днепра.

– Они поссорились. Хроальд и Сиггурд поссорились. Был драка. Трое мой сородич погиб в ней. Пока они махал мечом, я освободил твой сородич, – Эгиль вдруг почувствовал, что его голос, когда переходил на славянскую речь, вовсе не блеял и даже не дрожал, а звучал на хорошей мужской ноте.

– Что они собираются делать дальше? – Ишута поднял голову и посмотрел на полную луну.

– Сиггурд кричит и требует, чтобы конунг уводил их скорей домой. А Хроальд хочет отомстить за убитых. Мой думает, что «Фенрир» пойдет свой дорогой, а «Хрофтотюр» останется. Они теперь не друзья.

– Что скажешь, Вокша? – Волхв отвел взгляд от луны.

– В двадцати верстах отсюда есть большая деревня Зеверы. У них даже детинец имеется. От степняков в ем прячутся, а от нурманна в лесу хоронятся. От этих разве ж в детинце-то отсидишься? – Вокша бросил острый взгляд на Эгиля.

– Деревянный крепость – плохой защита от викинг! – утвердительно закивал Рыжая Шкура.

– Ну и?.. – Ишута нетерпеливо дернул повод.

– Так вот, я ж говорю, – заторопился Вокша, – отсель посуху – двадцать верст, а по воде – так и все тридцать.

– Когда, думаешь, твои разделятся? – волхв снова обратился к скандинаву.

– Мой думает, что скоро и не очень скоро. Вначале Хроальд и Сиггурд поделят поровну добытый ими тралл. Но Сиггурд не станет дожидаться рассвет.

– Понятно. Вокша, ты в этих Зеверах знаешь кого-нибудь? – Ишута внешне сохранял спокойствие, но внутри давно уже все ходило ходуном.

– Да как же не знать? Там старостой Маковей. Он давеча в Калоки приходил внука сватать…

– Потом о сватах. Лошади есть у них?

– Есть. И мужи крепкие тоже.

– Тогда давай так. Сейчас прыгаешь к Потаге на круп, и мы вдвоем едем в Зеверы. Остальные догоняют. Моготин и еще двое пойдут последними, после того как один из шнеков нурманнских отвалится. Но нужно его потом будет опередить и дать знать об этом нам, чтобы мы были начеку. Три раза ухнешь совой, не доходя до Зевер, – уточнил волхв для Моготина.

– Понял тебя, волхв, – кивнул тот.

Потага понес через ночной лес Ишуту и Вокшу. Остальные двинулись следом. Впереди всех шли Почай и Раданка. А Эгиль шел чуть сзади, не сводя взгляда с девичьей спины.

Луна неистово плясала в глазах Потаги, белая пена свешивалась с перегретых губ. Но старый конь не позволил себе ни оступиться, ни споткнуться. Он никогда не жаловался и не делал грустными глаза. Он даже не умел просить есть. Готовый в любое время беззаветно служить своему хозяину, Потага словно знал, что его жизнь прервется не ранее, чем будет выполнена высшая воля, высшее предначертание. Поэтому никогда не суетился, не просил и не расходовал попусту энергию. Но зато, уж когда наставал его черед, себя не щадил.

Лес закончился, и показались темные силуэты Зеверы. Деревня спала. Тяжелый стук конских копыт поднял с лежанок собак. Лязгнули цепи, и поднялся лай.

– Ну, кого там лешаки волочат? – Маковей босой вышел на крыльцо, спустился по ступенькам, пересек по мосткам огород и, подойдя к калитке, взялся широкими костистыми руками за жерди.

Хоть и немолод был староста, но в руках его силища еще бродила лютая.

– Дядька Маковей, это я, Вокша!

– Чего в этаку пору-то? Никак петух опять у тя в одном месте раскукарекался!

– Да тут уж такой петух, дядька Маковей, того гляди, по крышам залопочет да до пепла все сожжет.

– Ты давай говори не по запотемкам, коли пришел! – староста качнул заостренной жердиной.

– Я тебе отвечу, старик! – Ишута спрыгнул с коня. – В дом бы пустил. Чего через ограду-то?

– Еще чего! В дом тебя… Ты вырасти сперва. Ишь, герои в штанах по моркови! – Маковей удивленно смотрел на маленького волхва. – А челка-то чего экой локтины? Того гляди, сам на нее и наступишь!

– Тьфу ты! – Ишута сплюнул. – Норманны идут, старик, понимаешь? Калоки и Казия уже пеплом укрылись. В Смоленске человек сорок полонили. А ты тут кудахчешь, будто яйцо из тебя не выходит.

– А коли нурманны, так не языками чесать надо, а всю деревню поднимать.

– Они еще под Ремезой, – сказал Вокша. – Добычу делят. Но тридцать верст потом ходко пройдут.

– Лошади нужны, старик. – Ишута поднял руку, давая понять Вокше, что говорить лучше кому-то одному. – Они порознь идут, двумя отрядами, а значит, можно своих отбить.

– Да ты хоть видел живого нурманна? Он один такой всю деревню порешит и глазом не сморгнет!

– Видели! – не утерпел Вокша. – И многих побили… – кривич осекся, посмотрев на Ишуту.

– Сколько в Зеверах крепких мужей? – спросил волхв.

– Да с полсотни наберется кого покрепче, ну и плохоньких столько же будет. – Староста почесал за ухом.

– Всех плохоньких – в лес с бабами и ребятишками. Остальным скажи, чтобы вооружались. Еще бы лошадок…

– Сколь?

– Шесть бы не мешало и веревья потолще.

– Чего удумали-то? Нурманн шибко силен. Положим кормильцев, тут-ка нам тогда свои хребты переломают. Уж лучше пущай идут, как шли.

– Пущай идут, говоришь? – Вокша взорвался. – Да ты хоть знаешь, скольких они порешили? Да ладно, порешили! В цепях ведь везут. Неужель не поможешь, дядька Маковей!