Больше, чем страсть - Алюшина Татьяна Александровна - Страница 38

В цирковой акробатике рисковые герои все. Но наибольший – тот, кто стоит снизу в пирамиде – то есть когда на плечи одного акробата становится другой, к нему на плечи третий, может, быть и четвертый – пятый это уже совсем…

А герой, потому что стоять обязан при любом раскладе – хоть у тебя ноги ломаются, хоть сердечный приступ, хоть смерть пришла, – пока все не спрыгнут, стой. Есть определенные команды для такой работы, и каждый акробат обязан подавать их в рабочем режиме. Родители несколько месяцев назад взяли в номер нового парня, прямо после училища, и пока еще все притирались друг к другу. Но между Даниилом и парнем сразу возникла какая-то непонятная неприязнь или скорее непонимание, разногласия в интересах, может, ревность – не суть.

Они отрабатывали тройную пирамиду. Отец Даниила был нижним, на него вставал новый парень, а сверху Даня. И в момент, когда Даня сделал стойку на одной руке у парня на голове и вытянулся во весь рост, пацан без предупреждения сильно мотнул головой, смещая центр тяжести свой и напарника и сбрасывая верхнего акробата с себя…

Даниил сорвался и полетел вниз в стойке – головой и рукой вперед. Именно этот роковой момент пропустил пассировщик, страхующий его, – пропустил, замешкался оттого, что не услышал команды, которую никто и не отдавал. И в ту долю секунды, когда Даниил понял, что нет рывка лонжи, время вдруг замедлилось для него. Видя несущуюся прямо ему в лицо арену, он отчетливо понял, что сейчас воткнется в нее головой и рукой и автоматически, профессионально, на чистом подсознании и дарованном свыше растянутом времени сгруппировался и сделал в воздухе кувырок…

И-и-и… совсем немного не докрутил, не успел – пришел неправильно на ноги. Левая практически врезалась в пол, раскрошившись под тяжестью опускающегося тела.

Цепь роковых случайностей и глупостей человеческих.

Около года Казарин провалялся по больницам – сначала ногу собирали по кусочкам раздробленных костей, потом какие-то из них неправильно срослись, делали новую операцию, ломали и складывали заново, потом был аппарат Елизарова несколько месяцев. А следующим этапом Даниил начал учиться заново ходить.

И получил приговорный диагноз врачей – жить будет прекрасно и молодцом, акробатика запрещена пожизненно. Все!

Парня, что сбросил его по так и оставшимся для всех непонятным причинам, уволили не только из цирка, а вообще из циркового сообщества выкинули с волчьим билетом – не будет больше такого артиста. Но вместо него и выбывшего навсегда Даниила родители взяли двух новых талантливых ребят и работали все это время с удвоенной силой, готовя новый номер.

И уехали в длительные гастроли по Европе.

Show must go on!

Шоу, как известно, должно продолжаться! При любых раскладах, смертях и властях!

А Даню отправили к родной тетке по отцовской линии – Маргарите Илларионовне Казариной. Она обожала парня, как собственного ребенка. Они классно с ней жили, весело, он звал ее Ритой, а она его Даней, и они были очень близки, относились друг к другу скорее как брат с сестрой, чем как тетка с племянником.

Вся родня казаринская – дед с бабушкой и Рита – коренные москвичи и жили в столице, только отец оказался загульным казачком, уехав следом за своей любовью и ее архаровским цирком. А Даня, так получилось, вернулся вместо него осваивать новую незнакомую ему жизнь.

А время-то было не самое простое – середина девяностых, Рита работала в организации, которая, казалось бы, ну настолько пыльная-далекая от каких-либо бизнесов и криминала, что дальше только сельская библиотека в деревне Задрипинка. Называлась она длинно-официально, а в простоте – государственное учреждение по реестру и учету московской недвижимости. Запыленная контора с архивом, одним словом.

Ага, сейчас!

Через эту организацию проходили все архивные документы на московскую недвижку, особенно «жирную», и именно здесь давалось определение: памятник ли это культуры, охраняемый железно, или можно получить окончательное разрешение на продажу. Решения, понятное дело, о сносе или реставрации принимались совсем в ином учреждении и на другом уровне, но каждая бумажка из этой организации была иногда и в прямом смысле на вес золота. Впрочем, в те годы сносили к чертовой матери и без всяких разрешений, постановлений и бумаг и настоящие памятники культурного наследия за пару чемоданов наличности – да на раз! И все же!

Это к тому, что всякое в это время случалось в их жизни – и наезды братков им пришлось пережить, и прятали коллег Ритиных, отправляя пожить в дом Клео, и сами отсиживались на дачах – обхохочешься. А так ничего, весело, с шуточками и прибауточками по жизни. Кроме одной темы.

Старшие Архаровы от заботы и воспитания сына как-то совершенно устранились – отправили в Москву и все, как забыли. И их вроде и не волновало, не интересовало, что сыну пришлось там преодолевать – идти заново в школу, уйдя из циркового училища, куда он поступил на год раньше сверстников. А в школе сразу же начались проблемы – а как им не быть? Он цирковой паренек, знает, видел и умеет больше всех их, вместе взятых, он сексом заниматься начал в свой четырнадцатилетний день рождения, а эти все на понтах, с выкрутасами, столичные мажорчики. К тому же девчонки все по Даниилу сохнуть принялись. Еще бы! Накачанный пацан с красивой мускулатурой, развитой не по годам, шустрый, острый на словцо и животносексапильный.

Даня пытался поговорить с родителями, наладить контакт в новых для них всех реалиях, но они вечно были заняты: работа, гастроли. И в какой-то момент он вдруг понял, что теперь он им не нужен и не интересен. Совсем!

Это стало таким шокирующим потрясением для пятнадцатилетнего мальчишки, что его понесло просто вразнос – он стал курить, алкоголь пробовал, с Ритой скандалить начал, приехал как-то в подпитии к бабушке с дедом в цирк и наговорил им всякого. Кричал, что он им теперь по фиг и не нужен, хоть подохни, раз работать не может, и черт бы с вами со всеми.

Прибежали родители, успокаивать пытались, объясняли, что любят его больше всего на свете, а он вырывался и… много чего наговорил. Наплакался и уснул от стресса и от того, что совсем не умел пить, прямо в директорском кабинете. Отец позвонил Рите. Та сразу же приехала, забрала Даниила, а увозя, высказала и свое нелицеприятное мнение:

– Какая же это у вас династия, если вы своих бросаете и списываете в самую трудную минуту жизни? Это не династия, а говно!

Извиняться ни Даня, ни Рита не стали. Но ощущение, что его предали самые близкие, родные люди и списали, как утиль из своей жизни, осталось с Казариным на долгие годы. Закрепившись внутренней четкой установкой, что нельзя доверять кому-то абсолютно, открываться, верить, любить.

Нельзя любить так, как он! И Клео, и бабушек-дедов, отца с матерью – вся душа в них и в работе была, все до крови доверие, гордился ими, любил!

Нельзя доверять. Никому, кроме Риты! Она стала для него единственным близким человеком.

Но жизнь продолжается, «корабль, как водится, плывет», и бурную, кипучую энергию, и мозги Даниила требовалось направлять на что-то, и он нашел уникальный способ их применения.

Для начала ему требовалась душевная, а вместе с ней и физическая реабилитация. Привыкший за долгие годы к каждодневной нагрузке организм требовал занятости, и Даня пошел на курсы айкидо – себе что-то там доказывая по поводу своего полного здоровья, и «завис» в этом виде спорта на долгие годы.

Ну а мозг взялся размышлять другими категориями, тем паче что само время к этому логическому шагу подталкивало – в бизнес, в зарабатывание первичного капитала. Правда, тогда Казарин не понимал ни про капитал, ни про его первичность ни черта. А просто придумал одну ерунду.

За годы выступления в цирке Даня накопил вполне приличную сумму денег, вернее, не он, а родители откладывали весь его заработок на специальный банковский счет. Потом дед по совету грамотного человека перевел все эти сбережения в валюту и в другой, европейский, банк, когда тот открыл свой филиал в России. Пока Даня работал в цирке, у него не возникало потребности тратить на себя собственные сбережения – его полностью содержали родители. А сейчас-то что – он боец свободный – гуляй, шпана! Родители, кстати, так и присылали каждый месяц Ритуле вполне приличные деньги на его жизнь.