Листья коки - Суйковский Богуслав - Страница 34

— Я назвал его главной уакой белого вождя, такой дикарь только эти слова и способен понять, сеньор.

— Вернемся! — бросил де Сото.

Глава двадцать четвертая

Вечером индейцы подошли к городу настолько близко, что с крепостных стен был виден весь их огромный лагерь. Однако военных действий они не предпринимали, не переправлялись через реку и стояли на месте, словно чего-то ожидая.

Писарро принял решение отправить около полу дня новое посольство, в составе своего брата Эрнандо, де Сото и трех всадников. Фелипилльо, который ни словом не обмолвился об оскорблениях, павших на его голову, должен был сопровождать их и на этот раз.

Писарро дал брату подробные указания, как надо держаться, поэтому маленький отряд решительно направился прямо к королевской ставке, которую не трудно было распознать издали по радужному штандарту.

Снова, как и в прошлый раз, индейцы разомкнулись, уступая им дорогу, однако теперь расступилась и гвардия, и испанцы неожиданно оказались в центре каре, у входа в какое-то здание, перед сидящими с гордым видом сановниками.

Фелипилльо, хотя и считал себя «почти белым», побледнел от ужаса и чуть было не пал ниц, когда увидел пурпурную повязку на голове вождя и два чудесных переливающихся пера.

Любой индеец, живи он даже в самой захудалой горной деревушке, вдали от двора и столицы, тотчас узнал бы эту повязку с перьями птицы коренкенке, самую большую святыню, которую мог носить только сын Солнца, царствующий сапа-инка.

— Это король, сеньор, — шепнул Фелипилльо дрожащими губами, низко поклонившись. Ох, если бы он мог пасть ниц, не глядеть в эти глаза, холодные и как бы обращенные к далеким мирам и лишенные всякого чувства и выражения. Однако приказ белого вождя был ясен: не подавать индейцам и виду, что белые признают их мощь и достоинство. Всадникам запрещалось спешиваться. Дикари не должны Знать, что это совершается легко и быстро, без волшебства.

— Который? Этот в середине? А может быть, он только выдает себя за короля?

Фелипилльо возмутился.

— Нет, никто другой не осмелится надеть повязку. Это сам сапа-инка.

— Отлично. Итак, повторяй вслед за мной: вождь белых воинов, посланец величайшего короля мира, господина земель и морей…

Рыцарь де Сото выпил утром слишком много соры и вина, и ему вдруг захотелось похвалиться чем-нибудь перед этими дикарями. «Я хотел показать им нашу силу, сеньор! — объяснял он впоследствии Писарро. — Когда дон Эрнандо так выразительно говорил о нашей мощи, сеньор, мне захотелось показать ее язычникам!» Он вдруг вздыбил коня, перемахнул через головы сидящих сановников, сделал круг и, сияющий, возвратился на свое место.

Атауальпа не дрогнул, однако двое инков, над головами которых взметнулся дерзкий наездник, не сумели сдержать своего страха, непроизвольно наклонив головы.

— … спрашивает тебя, король, с какой целью ты прибыл с таким огромным войском, — продолжал Эрнандо Писарро. — Хотя наши громы и могли бы уничтожить всех твоих воинов тотчас же, однако мы пришли сюда не для того, чтобы убивать, а чтобы научить вас святой вере в единого бога и распространить над вами покровительство самого могущественного на свете властелина.

Фелипилльо переводил, дрожа всем телом и не смея поднять взгляд.

Отвечал жрец, сидящий справа от властителя.

— Скажи белым, ты, раб о двух языках. Это говорит сапа-инка Атауальпа, властелин мира. Мы не нуждаемся в вашем покровительстве, чужих властителей мы признавать не хотим. Вы перед нами словно горсть ила в час паводка. Но сын Солнца не хочет проливать кровь и позволяет вам уйти с миром так, как вы и прибыли сюда. Если вам не хватает продовольствия, он прикажет снабдить вас на дорогу всем необходимым.

— Ничтожный камень сдерживает лавину, а ил останавливает паводок, — уверенно отвечал Эрнандо Писарро. — Наш великий властелин направил сюда немного людей, однако и этого достаточно. Один удар грома способен свалить дерево или дом, а молний у нас столько, сколько нам нужно. Знай же, король, ты еще жив только потому, что мы не желаем тебе зла. Наш вождь напоминает тебе об этом и призывает опомниться. Но поскольку тебе еще неведома наша мощь, вождь приглашает тебя в гости в наш лагерь. Он посылает тебе через меня эту зеленую ветвь. Приходи же с нею, погляди и решишь сам. Мы ничего перед тобою не скрываем.

Атауальпа сказал что-то, едва пошевелив губами. Жрец с почтением выслушал и обратился к испанцу.

— Сын Солнца соизволил выслушать ваши слова. Он прибудет завтра в город со своим двором и советниками.

— Чем больше будет тех, кто оценит и поймет, что наша мощь превышает все самое могучее на земле, тем лучше. Итак, завтра? Отлично. Приходите с зеленой ветвью, но без оружия. — Выразительным жестом он показал, что сам не имеет при себе меча. Мушкетов, притороченных у седла, индейцы не могли заметить, они даже не знали, что это оружие. — Наш вождь примет тебя, король, как друга, как вассала нашего господина, первого вассала на этой Земле.

Он склонил в легком поклоне голову, увенчанную серебряным шлемом, и повернул коня, едва Фелипилльо перевел его слова.

Атауальпа не пошевельнулся, и взор его по-прежнему был устремлен куда-то вдаль. Только когда сверкающие золотыми доспехами шеренги гвардейцев сомкнулись за чужеземцами, он вдруг спокойно и бесстрастно, но с холодной угрозой сказал:

— Чикама и Магуэй!

Инки, названные по имени, склонили головы.

— Мы внемлем твоим словам, сын Солнца.

— Ты, Чикама, захватил уну Анкачс, ты, Магуэй, долгие годы был одним из моих приближенных. Твоя сестра стала моей любимой наложницей, а я отдал тебе в жены свою сестру.

— Мы твои верные слуги, сын Солнца,

— Поэтому я благосклонен и милостив к вам. Отправляйтесь тотчас же на ту скалу и бросьтесь в пропасть, — все так же спокойно продолжал Атауальпа.

Казалось, все присутствующие вдруг затаили дыхание, такая тишина повисла над лагерем. Издали доносился только затихающий стук копыт.

Наконец молчание нарушил верховный жрец.

— Твоя воля — это воля бога Инти. Но позволь нам понять твой приговор, дабы все мы смогли прославить перед народом твою мудрость.

— Чикама и Магуэй покрыли позором всех воинов-инков. Когда тот белый юнец перепрыгнул через них на своей большой ламе, они в испуге пригнули головы.

Чикама и Магуэй, бледные настолько, насколько может побледнеть индеец, опустились на колени, припав лицами к земле, потом молча поднялись и удалились к скале. Никто не взглянул в их сторону.

— Хорошо, если бы белые знали, как у нас карают даже самых храбрых воинов, когда им хотя бы на миг изменит сила духа, — все также спокойно продолжал Атауальпа. — Но меня не занимают мысли неверных, которые грабят храмы. И глупцов, которые слишком надеются на свои громы. Мы отправимся туда завтра, но только для того, чтобы усыпить их бдительность и прикинуть, с какой стороны нам лучше атаковать Кахамарку. Уильяк-уму и ты, Чаликухима, отберите людей, которые будут нас сопровождать. Таких, кто способен видеть не только то, что сам враг собирается показать. Вместе с нами отправятся пять-шесть тысяч человек. Женщин не брать.

— Будет так, как ты повелеваешь, сын Солнца!