Открытие мира (Весь роман в одной книге) (СИ) - Смирнов Василий Александрович - Страница 44

Помрачнев, Шурка пошел было прочь, но под навесом возле избы увидел девочку. Она сидела на корточках, спиной к нему, в розовом ситцевом платьице, с золотыми косичками, в которые вплетены были и завязаны бантиками такие же розовые ленточки. Это местечко под навесом очень знакомо Шурке, особенно после того, как он застал здесь Катьку с Олегом Двухголовым. Тут из гнилых досок и чурбашков сделаны ладные скамеечки. Посредине опрокинутый вверх дном ящик изображал стол, а над ним подвешенная на обрывках веревки полочка, заставленная черепочками от битой чайной посуды, горшков и бутылок. Эта полочка стоила Шурке в свое время больших трудов. И теперь, посмотрев на нее, Шурка подумал, как здорово он ее смастерил, почище любого плотника, и как красиво расположены на ней стекляшки и черепочки. Пожалуй, зря он бросил осколки телеграфной чашечки, они здесь пришлись бы к месту.

Наклонив золотую головку с бантиками, девочка, по — зверушечьи быстро снуя тонкими белыми лапками, перебирала черепочки, как сокровище.

«Ого! У Катьки гостья… Куда же сама?то она подевалась? — размышлял Шурка, стоя у навеса и не отрывая глаз от розового платьица. — Да чья же это девочка такая нарядная?»

Он кашлянул. Девочка обернулась, и знакомые зеленые глаза радостно осветили Шурку.

— А я тебя не узнал! — сказал он, опускаясь на корточки возле Катьки и любуясь ею.

— Почему? — спросила Катька и стала розовая, как платьице.

— Потому… потому… — Шурка покраснел и не договорил.

Катька засмеялась, живо и лукаво покосилась на него.

— Я тебя тоже не узнала, — тоненько сказала она, оглядывая матроску.

Теперь засмеялся довольный Шурка.

Они сели на лавочку в своей домушке и немного поиграли черепочками. Шурке все время хотелось погладить Катьку по золотым, гладко причесанным волосам. Две косички с бантиками прямо?таки сводили его с ума.

— На гулянье пойдем? — спросила Катька.

— Ага. Я за тобой и зашел.

— У меня пятачок. Тятя дал, — похвасталась Катька.

Шурка вспомнил о рубле и потрогал напуск матроски.

— Слушай, — сказал он, волнуясь. — Если бы у тебя было много — много денег… рубль… ну, полтинник. Что бы ты купила себе на гулянье?

— Китайских орешков. Они ску — у–усные!

— А еще?

— Медовых пряников. Фунт.

— А еще?

Катька немного подумала.

— Куколку… знаешь, сахарную… Ей можно играть, а потом съесть. Катька тихонько вздохнула. — Только пятачка на все не хватит.

— Ну, я тебе все это куплю, — торжественно пообещал Шурка, любуясь золотой Катькиной головкой. — Хочешь, куплю?

— Ой, какой богач выискался! — расхохоталась Катька.

— А вот выискался! — настаивал Шурка. — Не веришь? Постой, у тебя в волосах, никак, соломинка…

Он протянул руку и прикоснулся к желанным Катькиным волосам, к косичкам и бантикам.

— Я тебе сейчас покажу фокус, — торопливо сказал он. — Закрой глаза.

Катька послушно зажмурилась.

Шурка намеревался достать полтинники, но почему?то сделал другое наклонился и поцеловал Катьку в губы.

— Дурак!

Катька толкнула его в грудь и соскочила со скамеечки.

— Мы с тобой жених и невеста, — сконфуженно пробормотал Шурка. — А женихи и невесты всегда целуются. Я видел.

— Дурак, дурак! Ничего ты не видел, — обиженно твердила Катька, а лицо ее горело и глаза сияли звездами. — Какой фокус придумал!..

— Ко я не тот фокус хотел тебе показать, — оправдывался Шурка. — Я сейчас покажу тебе другой.

— Не надо мне никаких фокусов! Я сама умею показывать фокусы.

— Ну, покажи!

— Не покажу.

— Значит, не умеешь.

— Умею, умею! Почище твоего.

— Тогда покажи.

— Не покажу…

— Ага! Бахвалишься. А фокуса показывать не умеешь.

— Я бахвалюсь?!

Подвижное лицо Катьки потемнело от возмущения.

— Закрой глаза, — приказала она сердито.

Шурка поежился, отступил на шаг.

— Да — а… ты меня ударишь… или плюнешь… Я знаю.

— Боишься, боишься! — закричала Катька и принялась скакать на одной ноге вокруг Шурки.

Это было среди ребят знаком высшего презрения, существующего на свете.

Шурка показал Катьке язык.

— Нет, не боюсь!

В смутном волнении он мужественно зажмурился, как и подобало мужчине. И в тот же миг почувствовал, как по его губам скользнули и пропали и опять скользнули два — три раза Катькины губы.

— Вот тебе… фо — о–кус! — воскликнула, смеясь, Катька и ударила его легонько по голове.

Шурка раскрыл глаза. Катьки под навесом не было. Он догнал ее на шоссейке и пошел рядом. Ему очень хотелось взять ее за руку, но он не решался. Они долго молчали и не смотрели друг на друга. Потом, запинаясь, Шурка сказал:

— Зажмурь глаза. Я покажу тебе… еще один фокус.

Катька оглянулась по сторонам и отрицательно покачала косичками.

— Нет, взаправдышно покажу фокус! — настаивал Шурка. — Ну, не надо жмуриться, отвернись.

Катька отвернулась, и Шурка живо достал из?под напуска матроски носовой платок, развязал его и выложил на горячую ладонь два полтинника.

— Смотри!

Катька взглянула и ахнула.

— Твои?!

— Один мой, и один Яшкин. У меня еще есть двенадцать копеек и три грошика.

Катька захлопала в ладошки и по — мальчишески свистнула. Шурка с шиком, как полагалось богачу, плюнул сквозь верхние зубы. Плевок вышел длинный, важнецкий. Катька тоже хотела плюнуть.

— Тебе плевать нельзя, — остановил Шурка.

— Почему?

— Потому что ты… в розовом платьице.

Катькина мордашка стала пунцовой. Быстро и лукаво стрельнули на Шурку зеленые мерцающие глаза. Катька тихо, счастливо рассмеялась, замурлыкала и тонкой лапкой пробежала по платью, оправила складочки на юбке.

— Ты взаправду… купишь мне… сахарную куколку? — спросила Катька и потупилась.

— Взаправду. И куколку. И медовых пряников. И китайских орешков… Пошли скорее!

Шурка взял ее за руку, и они засеменили по дороге.

Они не прочь бы лететь сломя голову — так хотелось поскорей отведать диковинных лакомств на гулянье. Но кругом было столько интересного, что ноги сами останавливались.

У избы глухого Антипа стояла пара вороных, в бантах и лентах, запряженная в высокий железный тарантас. Каждая шерстинка горела и светилась — такие кони были чистые. Гривы и челки — в косичках, хвосты подвязаны. Ребята узнали старого мерина, с лысиной на лбу, принадлежавшего Антипу. А кобылку, поджарую, молодую, которая нетерпеливо грызла удила и пряла острыми ушами, не могли признать, до того она была хороша.

Расфранченные девки под цветными зонтиками, парни в соломенных шляпах, клеенчатых, блестящих на солнце дождевиках и неизменных галошах, потные и веселые, усаживались, чтобы ехать на гулянье. Вот что значит праздник! Два шага не хотят пешком пройти. И правильно делают. Следовало бы и Шурке запрячь Лютика и прокатить свою невесту. Он так и сделает в другой раз. Только галош не будет надевать. И в башмаках ногам жарко, зря выдумал форсить, — Яшка?то ведь босиком гуляет, и Катька босиком. Хотя, положим, он теперь богач, и не пристало ему босым топать. Если бы Петух знал, что у него есть полтинник, он бы тоже достал спрятанные башмаки.

Гости у кабатчика обедали в палисаде, под черемухой. Шурке с Катькой непременно надо было знать, чем угощает сегодня родню Косоуриха. Завидного ничего не было: хлебали окрошку с квасом, потом ели яичницу и жареную картошку без мяса. Косоуриха на что?то жаловалась гостям, плакала, сморкаясь в фартук, а кабатчик ругал ее. Ребята постояли, послушали и пошли дальше.

Саша Пупа в новой кумачовой рубахе и стареньком бархатном жилете валялся в канаве. Он не то пел, не то сам себе рассказывал, как, вспахав пашенку, уходил гулять в зеленый сад, где завсегда ждала его красотка с распущенной косой и нарядная, как куколка. Ясное дело, не Марья Бубенец была этой куколкой, но кто же? Шурка с Катькой посовещались и решили, что дело было в Питере, когда Саша там жил, и, наверное, Марья Бубенец про красотку с распущенной косой не знает, а то бы выцарапала ей глаза, оторвала косу да и мужа до смерти ухватом отвозила.