Исчезнувший фрегат - Иннес Хэммонд - Страница 18

18

Уже объявляли об окончании посадки на рейс в Мадрид, когда он вернулся, и мы поспешили по коридору на посадку. Его секретарша по-прежнему была с нами. Очевидно, она летела с нами в Мадрид, и когда я спросил его зачем, он коротко ответил:

— Бизнес.

Потом, видимо, полагая, что мне нужно кое-что объяснить, он добавил:

— Испания начинает приобретать значение в производственной сфере. У меня там завязались кое-какие отношения. Кёрсти в этих делах знает толк.

Она шла впереди меня, и, глядя на ее стройную фигуру и раскачивающиеся бедра, я не смог сдержаться и сказал:

— Я представляю.

Глянув на меня, он осклабился.

— Это тоже нужное дело, — пробормотал он. — Но и в деловом отношении она умница.

Она обернулась, улыбаясь.

— Пожалуйста, зафиксируйте это в письменной форме.

В ее голосе послышался легкий акцент, но не шотландский, и, хотя светлые волосы делали ее похожей на скандинавов, она была слишком миниатюрной, да и крашеной, вообще-то. Угадать ее происхождение не получалось, и я стал раздумывать об их истинных взаимоотношениях. Та непринужденность в их общении наводила на мысль о давней близости, по крайней мере тайной, и, когда мы вошли в салон самолета, мое место оказалось у прохода, от них меня отделяли два ряда кресел.

То же было и в Мадриде. Я не знаю, куда они уходили, но в отеле при аэропорте я остался один.

— Встретимся завтра на борту. Вылет в четырнадцать тридцать. «Иберия Эйрлайнз».

И с улыбками они оба растворились в толпе, направляясь к выходу. У меня сложилось впечатление, что он избегал оставаться со мной наедине, даже на минуту. Или же они хотели побыть вдвоем в последнюю ночь перед тем, как он отправится в Антарктику?

Сидя в одиночестве в баре отеля с бокалом испанского бренди «Фундадор», я чувствовал себя в состоянии неопределенного ожидания каких-то надвигающихся событий, и меня охватывало ощущение нереальности происходящего. Я взглянул на выданный мне билет — Мадрид, Мехико, Лима, Сантьяго, Пунта-Аренас. А что потом?..

Я заказал еще бренди, и это, похоже, возымело действие — ночью я спал крепко. А утром, когда я пришел в аэропорт, они уже были там.

— Послушайте, мне нужно поговорить с вами до вылета.

Это был мой последний шанс. Я не смог бы оплатить дорогу назад из Мехико, а тем более из Пунта-Аренас.

— Несколько вопросов.

— Позже. Я же вам говорил. Когда взлетим.

— Нет, сейчас.

Он замотал головой, а когда я стал упорствовать, он вдруг наклонился ко мне с жестким выражением лица.

— Позже, я сказал. Мы поговорим об этом позже. Когда будем в воздухе.

Уорд был так близко от меня, что я уловил застарелый запах его пота. Явно у него была бурная ночь, и, когда он отвернулся от меня к своей подруге, я схватил его за руку, внезапно решившись.

— Я не сяду на самолет, если вы мне не скажете, откуда у вас эти деньги и почему вы так торопитесь.

Я ухватился за его увечную руку, и его спрятанная в рукаве лапа сдавила мои пальцы, когда он обернулся ко мне.

— Ваш багаж уже в самолете.

— Мне плевать.

Наконец непреклонность, звучащая в моем голосе, стала ему очевидна.

— Ладно. Я тороплюсь, потому что обеспокоен безопасностью Айрис Сандерби.

Я потрясенно на него уставился.

— Что, черт возьми, вы такое говорите? Она мертва.

— Как раз наоборот, она звонила мне из Хитроу перед тем, как сесть на самолет.

— Какой самолет? Когда?

— Вечером прошлого четверга.

Вечером в четверг, а ее тело вытащили из дока в среду утром!

— Вы говорите, она садилась на самолет?

Он утвердительно кивнул.

— Куда она летела?

— В Лиму.

Айрис Сандерби. Живая! Я не мог в это поверить.

— Идемте, — сказал он, подняв взгляд на табло, где напротив нашего рейса мигали зеленые огоньки. — Нам пора. Я позже объясню.

Он снова обернулся к Кёрсти Фрейзер, давая ей какие-то поспешные инструкции относительно некоего Фердинандо Беранди, потом, склонившись, поцеловал ее.

— Береги себя.

И она, цок-цок-цок, поцокала прочь на своих непомерно высоких каблуках.

— Когда она закончит здесь все дела, — сказал Уорд, — она отправится в Неаполь.

— Зачем?

Он глядел ей вслед, но она не оглянулась.

— При чем тут Неаполь?

Резко обернувшись, он взглянул на меня сверху вниз, как будто не зная, как мне ответить.

— Каморра, — наконец произнес он. — Мне нужно кое-что выяснить, а у нее там есть связи. Кёрсти хорошо знает Неаполь.

— Но ведь каморра — это неаполитанская мафия, разве нет?

— Да.

В его взгляде на меня явно читалось нежелание отвечать на дальнейшие расспросы.

— Не понимаю, — продолжил я. — Вы говорили, что она ваша секретарша, то есть, надо полагать, она едет в Неаполь по вашим делам?

— Говорю же вам, мне нужны ответы на пару-тройку вопросов.

— И она их сможет для вас получить? Каким образом?

Его губы дернулись, в глазах промелькнула веселость.

— Вы плохо знаете девушек вроде Кёрсти.

— Но при чем тут каморра? — настаивал я.

— Потому что многие из них уехали из Неаполя. Помните об этом, когда мы приедем в Аргентину, — прибавил он, поясняя свою мысль. — В начале века страну наводнили толпы иммигрантов, и около трех миллионов из них были итальянцы, в основном с юга страны. Надутые балаболы.

В его голосе послышалось презрение.

— Это бахвальство. Бахвальство заставило Муссолини сунуться в Африку. Из-за него аргентинцы полезли на Мальвинские острова[40]. Галтьери[41] так просто раздувало от бахвальства.

Прозвучало очередное, последнее объявление о посадке, и он резко развернулся.

— Идемте. Нужно поторапливаться на этот чертов самолет.

В его голосе прозвучали нотки неудовольствия, как будто он приступал к делу, которое ему было не вполне по душе. Подхватив сумку, он кивнул мне и пошел на посадку. Я последовал за ним. Теперь он был настолько поглощен собственными мыслями, что пытаться расспрашивать его дальше не было никакого смысла.

Не знаю, чего было больше — любопытства или волнения, закономерно охватившего меня перед лицом чего-то грандиозного, но, так или иначе, я наконец принял решение. Я пройду все это до конца. И определившись, я ощутил удивительное спокойствие. Впереди был еще долгий путь, и у меня будет предостаточно времени получить ответы на все свои вопросы.

Мы летели первым классом, чего раньше я никогда не делал, так что я был весьма доволен, откинув спинку кресла после еды, слушал музыку в наушниках и попивал бренди. Я испытывал странное ощущение бестелесности, словно это и не я вовсе летел на юго-запад в ослепительно-ярком солнечном сиянии над белым морем облаков. Другой мир, мир, в котором нет забот, мир, в котором ничего не известно о грызущих древесину насекомых или о грибах и сырой гнили.

— Вы не спите?

Мое предплечье сжала стальная рука в перчатке.

— Вы не спите, говорю?

Он склонился ко мне.

— Снимите на минуту эти наушники.

Я так и сделал, и он улыбнулся. То была дежурная улыбка, заставившая меня гадать, что у него на уме. Она не распространялась на его глаза.

— У вас были какие-то вопросы, — сказал он.

Я кивнул, подтверждая.

— Ладно, и у меня есть один вопрос к вам.

Сейчас в его произношении не было и следа акцента.

— Что заставило вас полететь, не получив ответов на вопросы, которые вас беспокоят?

Что меня заставило? Я пожал плечами и покачал головой.

— Айрис Сандерби, наверное.

Снова улыбаясь, он кивнул:

— Да, она очень привлекательная молодая женщина.

— Так она жива?

— Либо она жива, либо человек, звонивший мне вечером в четверг, очень хороший имитатор голосов.

Я подумал о трупе, который мне показали в больничном морге. Если это была не она, то кто тогда? Но он ведь не выдумал это, какой смысл? Его лицо рядом с моим стало предельно серьезным.

вернуться

40

Мальвинские острова — то же, что и Фолклендские, стали причиной англо-аргентинского конфликта 1982 года, в результате которого Великобритания сохранила над ними контроль.

вернуться

41

Леопольдо Галтьери — аргентинский диктатор, развязавший войну за Фолклендские острова.