Шоковая терапия - Градова Ирина - Страница 22

Я потеряла дар речи, а Толмачев, словно не замечая моего состояния, продолжал:

– Как еще объяснить вашу поездку? Либо вы работаете на Лицкявичуса, несмотря на то, что он отстранен от должности и я сейчас являюсь вашим непосредственным начальником, либо он купил вам билет в Москву, чтобы… ну, в общем, сами понимаете. Если вы работали, это значит, что в Отделе творятся нехорошие дела: я ни за что не поверю, что остальные ваши коллеги с этим не связаны! Кто вам помогает – Никита? Павел Кобзев? Кадреску швырнул заявление мне в лицо, словно я какой-нибудь… мальчик в коротких штанишках! Если вы за моей спиной пытаетесь провернуть какую-то афе…

– Хорошо, – быстро перебила я Толмачева. – Вы меня поймали: мы с Андреем Эд… Мы с Андреем – действительно любовники.

– Я так и знал! – обрадовался мой новый начальник. – Это все проясняет. И это также позволяет мне подать рапорт «наверх» о вашем служебном несоответствии.

– И чему же я «не соответствую»? – вздернула я бровь.

– Высокому статусу работника Отдела медицинских расследований.

– Вы о моем… э-э… моральном облике, что ли?

Я едва сдерживала смех: наш разговор напоминал вызов «на ковер» в партком лет этак сорок-пятьдесят тому назад!

– Агния Кирилловна, вы же замужняя женщина!

И тут я по-настоящему испугалась. Черт, а ведь он прав! Что, если этому поганцу взбредет в голову передать мои слова Шилову?

– Послушайте, Денис Васильевич! – резко поднявшись, рявкнула я. – Вы кто – церковный батюшка, чтобы делать мне выговоры насчет моей личной жизни?! Я никому не позволяю обсуждать свои дела, а уж вам-то – и подавно! Если вы добиваетесь того, чтобы я ушла из ОМР – не дождетесь, пока не сможете представить более весомых доказательств моего «служебного несоответствия», чем интрижка с бывшим шефом. Кстати, не забывайте, что меня пригласила в Отдел вице-губернатор, и я, если потребуется, пойду к ней на прием и расскажу, что, с тех пор, как Лицкявичус ушел, мы не вели ни одного сколько-нибудь серьезного дела. Ваша цель – разогнать ОМР?

Толмачев смотрел на меня, широко раскрыв глаза, словно видел впервые в жизни. Совершенно очевидно, он никак не ожидал подобного нападения и уж тем более упоминания имени вице-губернаторши всуе, и я испытала настоящее удовольствие, наблюдая за тем, как цвет его обычно красноватого в прожилках сосудов лица постепенно багровеет. Краем глаза я заметила мелькнувшую в проеме двери рыжую шевелюру в разноцветных дредах: судя по всему, Вика подслушивала нашу беседу.

– Вы… вы понимаете, кому угрожаете? – хрипло спросил он.

– Я вовсе не угрожаю вам, Денис Васильевич, а просто предупреждаю, что, в том случае, если я права насчет ваших планов, мы не позволим им осуществиться так легко, как вам бы хотелось! Что же касается моей личной жизни, то никогда не смейте больше заговаривать на эту тему ни со мной, ни с кем бы то ни было, иначе я скажу, что вы… что вы… – я судорожно собиралась с мыслями и вдруг, неожиданно даже для себя самой, выпалила: – Я скажу, что вы домогались меня на рабочем месте!

Глаза Толмачева едва не вывалились из орбит. Он открывал и закрывал рот, и мне вспомнилась фраза из диккенсовской сказки «Сверчок на печи»: «…Он чувствовал себя, как молодой лосось на вершине большой египетской пирамиды…» Ну, молодым нового главу Отдела никто бы назвать не решился, но рыбу, выброшенную из воды, он напоминал – всем своим видом. Так и не дождавшись его реакции, я развернулась на каблуках и зашагала к выходу. Едва я вышла в коридор, как кто-то вцепился в рукав моего плаща. Это оказалась Вика. Бешено вращая глазами, она потянула меня в конец коридора, где располагался закуток, ведущий к туалетам и не просматривавшийся со стороны офиса.

– Что за дела, Вика?! – возмущенным шепотом спросила я, вырываясь из ее цепких лапок. – Какого черта ты разболтала Толмачеву о билетах?

– Это не я, Агния, честное слово! – до хруста заламывая пальцы, прохныкала девушка. – Но откуда ж мне было знать, что он полезет в мой ноутбук в мое отсутствие?!

– Что?! Он шарил в твоем компьютере?

– Ну да, меня чуть кондратий не хватил!

– А как же… господи, Вик, но ты же такая аккуратная, почему вход не запаролила?! Что еще Толмачев мог узнать, ты хоть можешь себе представить?

– Да это ж не мой личный ноут, а местный, я на нем секретной информации не держу. Подумала – ну какая беда, если билеты я закажу отсюда, да кому какое дело?!

– Как видишь, Толмачеву – даже очень большое дело!

– Когда я ему об этом сказала, он на меня набросился с криком, что вся техника здесь принадлежит Отделу, а значит, только он имеет право ею распоряжаться. Он не позволял заказывать билеты, потому что это никак не связано с работой… Толмачев прочитал нашу переписку с Андреем Эдуардовичем насчет Москвы и решил, что я веду подрывную работу!

– Глупости какие!

– Я больше никогда, клянусь чем угодно…

– Да ладно, Викусь, – уже успокоившись, пробормотала я, сожалея о том, что напала на девушку ни за что ни про что. – Проехали!

– А это правда… ну, то, что вы сказали Толмачеву?

– Я уже и не помню, о чем ты – я ему столько всего наговорила, самой страшно!

– Про вас и… про Андрея Эдуардовича? Что вы с ним… это?..

– Вика, ты что?! Я сказала это только для того, чтобы он не заподозрил нашего участия в этом деле – твоего, Павла и Никиты! А что мне было делать, интересно, если Толмачев подумал, что мы работаем над делом без его ведома? Он может настучать на вас, натравить на всех своих высокопоставленных приятелей, и тогда Отдел разгонят к чертовой бабушке! А так… Теперь он будет считать, что у нас с Андреем Эдуардовичем интрижка. Конечно, в этом тоже ничего нет хорошего, но все лучше, чем обвинение в «подрывной деятельности», как ты сама выразилась. Не думаю, что Толмачев понесет эту ложь дальше: ею руководство не удивишь, тем более что Лицкявичус сейчас моим начальником не является, а потому нашу с ним «любовь» к делу не пришьешь! Кстати, будь Толмачев хоть чуток поумнее, то спросил бы себя: почему ты заказала билет только для меня, а не для меня с Лицкявичусом вместе? Знаешь, как я тебе сочувствую, Вика, ведь тебе приходится терпеть присутствие этого чванливого осла целыми днями!

– Как вы думаете, Агния, Андрей Эдуардович скоро вернется? Потому что если нет, то что я здесь делаю? Что мы все тогда здесь делаем?

– Уверена, что вернется, – твердо ответила я. После сегодняшнего разговора у меня не осталось надежды на то, что Толмачев уйдет без боя. Нет, он сделает все, чтобы Лицкявичус остался не у дел, но он не учитывает один немаловажный фактор – нас, а мы, в свою очередь, тоже сделаем все возможное, чтобы наш прежний босс вернулся на свое место!

Леонид собирался ехать домой: выходные закончились, и ему предстояла встреча с Настей. Он и сам не знал, чего хочет. С одной стороны, приятно видеть девушку, хлопочущую по хозяйству, слушать ее милую болтовню о новом заказе и странных клиентах – она так забавно умела описывать смешные ситуации, происходящие с заказчиками… С другой, Леонид все острее ощущал, как вокруг него словно сжимается стальное кольцо, и оно мешало ему дышать полной грудью, ограничивало его свободу движений и мыслей. Всю жизнь он жил, не оглядываясь, а теперь появился человек, перед которым ему следовало отчитываться в своих поступках.

С тяжелым вздохом Кадреску застегнул сумку. Тихий шорох заставил его обернуться. Из-под двери торчала какая-то бумажка. Леонид распахнул дверь и выглянул в коридор – никого. Он с сомнением поглядел на лежавший на полу листок. Вот так возьмешь ее в руки, откроешь, а там – сибирская язва! Или оспа. Или… Взъерошив свои густые волосы пятерней, Леонид все же решился поднять записку и развернуть ее. Текст был напечатан на принтере: «Проверьте этих людей». Дальше следовал список из полудюжины фамилий.

– Ну, – пробормотал Леонид себе под нос, – и что это все должно значить?

Кадреску никогда не доверял подметным письмам. Кто мог подбросить записку – и почему именно ему?