Шоковая терапия - Градова Ирина - Страница 34

– Как дела, Вик? – поинтересовалась я, пока мы хлопотали над приготовлением нехитрой закуски.

– Ой, Агния, и не спрашивайте! – вздохнула девушка.

Я не могла не заметить, что выглядела она бледной и замотанной до невозможности. Я знала, что сынуля практически не видится с ней, так как давеча он спрашивал, не слышала ли я что-нибудь о Вике. С тех пор, как они познакомились, я привыкла к мысли о том, что девушка стала почти что членом нашей семьи. Несмотря на некоторую разницу в возрасте, они, казалось, отлично ладили. Дэн восхищался ее способностями к технике и компьютерам, а она не уставала превозносить его художественный талант. Вика – настоящий вундеркинд. Окончив школу в тринадцать лет, она по требованию родителей поступила в медицинский, но так и не доучилась, перейдя на биологический, – ну не лежала у нее душа к медицине, что тут поделаешь? У Вики всегда были проблемы с общением: сверстники не принимали ее, считая девушку слишком умной и вдобавок «гигнутой», а более старшим ребятам она казалась малявкой, недостойной их внимания, несмотря на ее недюжинный ум. Поэтому я радовалась тому, что она легко нашла с Дэном общий язык, и всегда поощряла ее визиты в наш дом.

– Толмачев совсем озверел, – продолжала она, присев на стул и печально подперев ладошкой острый подбородок. – Вздохнуть мне не дает: засыпал бесполезной бумажной работой, и на звонки я отвечаю, словно секретарша какая-то! А еще он постоянно вызывает меня в кабинет и требует отчета обо всем, что я знаю о вас, Леониде, Никите…

– Значит, он подозревает, что мы заняты каким-то делом?

– Не подозревает, Агния, – знает, точно вам говорю!

– Да нет, ты ошибаешься, Викусь, – откуда ему знать? Никто из нас не мог…

– Да при чем тут мы? Думаете, у Толмачева мало своих глаз и ушей? Знаете, Агния, по-моему, мы его здорово недооценивали: этот мужик далеко не так прост, как мы поначалу думали! И еще, я тут кое-что слышала, чего не должна была… Только вы пока Андрею Эдуардовичу не говорите, ладно?

– Почему?

– Потому, что я могу ошибаться. И еще, потому, что я боюсь его волновать, ведь он еще не вполне поправился, а Толмачев, кажется, намерен этим воспользоваться! В общем, похоже, он намерен доказать, что Андрей Эдуардович после операции не способен к осуществлению руководящей деятельности.

– Что?! Он собирается доказать, что Лицкявичус… умственно неполноценный?! Но… это же глупость несусветная!

– Конечно, глупость, но вы же понимаете, как трудно это доказать или опровергнуть?

– А потом что, как в том анекдоте – ложки позже нашлись, но осадок остался?

– Вполне вероятно.

– Но Лицкявичус уже вернулся к работе в своем реконструкционном центре! – все еще не желая верить в подобное вероломство, воскликнула я.

– Только к консультированию, – со вздохом ответила Вика. – К операциям он пока даже сам себя не допускает! А недавно я получила для Толмачева заказное письмо в Комитете – знаете, откуда? Из Москвы. И знаете, от кого? От Шилова-старшего!

Вот это уже и в самом деле плохая новость. Значит, Толмачев действительно «копает» под Лицкявичуса, причем, подошел он к этому делу со всей серьезностью, на какую только способен. Каким боком Шилов-старший имеет отношение к Толмачеву и Комитету? Само собой напрашивался только один ответ: Толмачев пытался выяснить у Шилова, оперировавшего Лицкявичуса, насколько сильно повлияла операция на мозговую деятельность его предшественника!

– Ты читала письмо?

– Да вы что – он бы меня прямо там же и пристукнул!

– Жаль, жаль… Понаблюдай за Толмачевым, Викуся, ведь ты – наш единственный «засланный казачок» в ОМР на данный момент!

– Бр-р, – сморщила носик Вика, – видеть не могу его в кресле Андрея Эдуардовича!

В этот самый момент раздался еще один звонок в дверь.

– Похоже, сейчас начнем! – заметила она, и мы вдвоем вышли полюбопытствовать, кого это все ожидали так долго.

На пороге стояла невысокая, полноватая женщина лет пятидесяти. Внешность незнакомки была не лишена приятности. Густые каштановые волосы, вперемежку с седыми прядями, локонами падали на узкие плечи, глаза, довольно большие и все еще яркие, с веселым изумлением окинули присутствующих, столпившихся поглазеть на вновь прибывшую.

– Значит, это – твоя команда, Андрюш? – спросила она, мягко клюнув Лицкявичуса в щеку. Теперь представлять ее не требовалось, и так стало кристально ясно, что гостья – та самая Антонина, вдова Геннадия Рубина! Я жадно изучала ее лицо, пытаясь понять, что же связывает эту женщину с моим бывшим начальником.

Лицкявичус между тем пригласил всех в гостиную.

– Я держал Тоню в курсе событий на протяжении всего времени расследования, – пояснил он. – Так что введения не потребуется. Тем не менее я должен сказать, на каком направлении мы в данный момент должны сосредоточиться. Похоже, выясняется, что в «Сосновом раю» вовсю идет торговля разнообразными психотропными препаратами ГЛОБОФАРМЫ.

– Разве это запрещено? – удивился Никита. – У каждого врача есть свой набор медикаментов, которым он отдает предпочтение.

– Верно, однако существует как минимум два «но». Во-первых, одно дело, когда успокоительное или снотворное пациенту прописывает специалист соответствующего профиля, и совсем другое – если это делает любой другой врач, заключивший договор с поставщиком и получающий с этого дела «откаты». Во-вторых, есть и некая грань, переходя которую врач перестает быть врачом и из «адвоката пациента» превращается в агента по продажам!

– Я слышал, что за прописывание пациентам дорогостоящих лекарств врачи получают в среднем от ста до двухсот пятидесяти рублей за одну упаковку! – согласно кивнул Леонид. – Это – в обычных больницах и поликлиниках, а в дорогих, как «Сосновый рай», ставки значительно повышаются.

– Кроме того, – поддержал его Павел, – фармакомпании откровенно дают взятки и даже устраивают увеселительные поездки для медиков из высших эшелонов. Это делается, к примеру, так. Вас, как видного специалиста в какой-то области, приглашают на конференцию, скажем, на Сейшелы. Таким образом, один день посвящается самой конференции, а остальные шесть дней – пляжу и развлечениям, вплоть до посещения публичных домов с девочками, и за все это платит пригласившая сторона!

– Что-то мне пляжа с девочками ни разу не предлагали! – мечтательно пробормотал Никита.

– Погоди, – отозвался Лицкявичус, – доживешь до моего возраста, тогда и поглядим.

– А вам предлагали? Правда?! – Никита чуть не подпрыгнул на своем стуле.

Лицкявичус предпочел проигнорировать его возглас.

– Пожалуй, – продолжил он, – я был не прав: тут имеются даже не два, а три «но», и третьим является эффект, который оказывают те или иные препараты на пациентов. Все мы понимаем, что российский рынок чрезвычайно импортозависим.

– Да уж, – хмыкнула я, – и чего только к нам сюда не сливают!

– Вот именно. Конечно, необходимо признать, что мы получаем и прекрасные медикаменты, по поводу которых никаких нареканий нет и быть не может. Более того, все мы в курсе, что «безопасных» лекарств не бывает, все они, в той или иной степени, являясь химическими соединениями, влияют на деятельность организма, на обменные процессы и так далее.

– Как говорится, одно лечим, другое калечим, – поддакнул Павел.

– Однако существуют также и препараты, необходимость применения которых выглядит делом весьма спорным. Кроме того, количество побочных эффектов и степень их серьезности также имеют огромное значение. Не секрет, что на наш рынок сейчас хлынуло большое количество препаратов, которые либо уже запрещены в большинстве стран Европы и Америки, либо там в данный момент идут горячие дебаты по этому поводу. И вот под шумок они перекочевывают туда, где царит полная неразбериха не столько даже с законами, связанными со здравоохранением, сколько с их соблюдением…

– То есть к нам, в Россию, – закончил его мысль Никита.

– Правильно. В России никто не может точно сказать, сколько человек на самом деле пали жертвой лекарственной терапии. Дело в том, что у умерших так называемой «естественной» смертью не берут кровь для исследования. Таким образом, если виною гибели человека стали именно лекарства, узнать об этом практически невозможно!