Домовые - Трускиновская Далия Мейеровна - Страница 72

Она достала из кошелки полотенце, ахнула и полезла под стол, где в ящике лежал старый, Вовкин ровесник, уже драный, СВОЙ пододеяльник, принесенный на тряпки.

— Бери, заверни его, веди сюда, будем горячим отпаивать!

Когда Родриго, замотанный в пододеяльник и ставший более похожим на негра, чем настоящий камерунский житель, вошел, Уклейка бросилась к нему и стала хватать за руки.

— Ну, как, согрелся?

— Согреться-то согрелся. Хорошо, что вы догадались меня сюда притащить, а не на остров, под телебашню. Там бы точно сдох!

— Как ночью домой-то добираться будешь? — спросила Вера Федоровна. — А то — тут ночуй! Я тебе диванчик покажу, штору с окна снимешь, укроешься, но потом чтоб обратно повесил.

— Домой… Менты меня срисовали. Они теперь сделают фоторобот, — хмуро сказал Родриго. — Меня узнают. Не так много в городе негров, которые карате занимаются… Домахался…

— Куда же ты пойдешь? — растерялась Вера Федоровна. — Хочешь — у меня поживи!

— Так все равно же на улицу выходить придется…

— Такое вот дела, крещеная душа Вера Федоровна, — сказал Антип. — Не жизнь нам тут. Убираться надо… Ничего хорошего — соленая вода еще выше поднялась, жрать нечего…

— В Пресноводье! — решительно вставил Коська.

— Куда же, некрещеная душа Антип Батькович? — горестно спросила Вера Федоровна. — Где тебя ждут? Кому вы, водяные, нужны? Не в Канаду же?

Тем временем Янка перевязал Афоне ногу и тоже подсел к столу.

— А что, крещеная душа Вера Федоровна, люди только в Канаду убираются, или еще куда? — спросил он.

— Канада-то далеко. А я, были бы деньги, на родину бы поехала, в Псковскую область. Там бы домик купила, козочку завела…

Она уже выстраивала в мечте свою будущую жизнь без сына — его в домик с козочкой и калачом теперь не заманишь, у него — Танюха и Канада!

— Псковская область — это же к востоку? — поинтересовался Афоня.

— К востоку, больше ей быть негде, на западе-то — одна вода, — подтвердил Янка.

— Меня туда маленького возили, там дедова родня, — добавил Родриго. — Мы в лес ходили по чернику, а осенью там клюкву собирают. До туда километров четыреста будет…

— Так там что же? БО-ЛО-ТА?!? — грозным басом пророкотал Антип.

— Болота! Пресные! — завопил Афоня. — Коська, так вот же оно — твое Пресноводье!

— Никакое не Пресноводье — и туда соленая вода придет, — возразил упрямый Коська. — Пресноводье — под землей… наверно… На земле его уж точно нигде нет…

— А дуб? Дуб тоже под землей? — спросила Уклейка. — И златая цепь на дубе том?

Коська мучительно задумался.

— Надо же — еще где-то пресноводные болота уцелели! Совсем рядом! И реки! И озера с рыбкой! — вскрикивал Афоня. — Они — там! А мы — тут! Как дураки последние!

— Нишкни! — приказал ему Антип. — Тебе волю дай — ты и тут декларацию писать примешься.

— Тут-то зачем декларация? — удивился Афоня. — Собираться надо — да и перебираться!

— А затем, что там-то как раз мелиораторы живут! И до сих пор, поди, болота понемногу осушают!

Наступила тишина.

— Туда так просто не попадешь. Там же как раз граница проходит, — первым заговорил Родриго. — А мне виза нужна, я же — титульная нация, коренное население… по матери…

— Ты?!? — Вера Федоровна даже руками замахала на эту черномазую физиономию.

— Я…

— Надо же!..

— Подумаешь, мелиораторы… — глядя в пол, произнес Афоня. — Уживемся с мелиораторами… Была бы пресная водица, а места, поди, всем хватит…

— Значит, собираемся, — постановил Антип. — До границы, наверно, болотами дойти можно, а через нее как? Крещеные души, кто видел — как эта самая граница выглядит?

— Да никак она не выглядит! — Родриго даже развеселился. — Где лес — там просека и столбы, а где болото — я даже не знаю. На дорогах с одной стороны — пограничники, и с другой — пограничники, таможня, документы проверяют.

— Водяному документы не полагаются! — радостно сообщил Афоня. — И это — все? Стенки нет? Рва там, палисада?

— Кто ж тебе на болоте ров копать будет?! — возмутился такой радостной дурью Антип. — Уцелел, пулю из тебя добыли — ну и помалкивай! Сплыв! Декларация! Вот, крещеная душа Вера Федоровна, все и решилось. Прямо от тебя в путь и двинемся, только подкормимся чуток.

— Коли так — счастливого пути, Антип Батькович, — печально сказала Вера Федоровна. — И вы вот меня все покидаете…

Тут-то она и заплакала — понятное дело, от обиды на сына, но про сына никто не знал да и не узнал бы, ей было стыдно признаваться, что родное дитя ее бросило и навеки улетает в Канаду. Материнская гордость не дозволяла, чтобы чужие плохо про дитя говорили, хоть бы оно того сто раз заслужило, потому что дитя — СВОЕ.

— Да что ты, в самом деле, крещеная душа? — растерялся Антип. — Что ты сырость разводишь? А хочешь — давай с нами!

— А в самом деле, крещеная душа, чего тебе оставаться? — спросил Коська. — Все вместе и уйдем.

— Я по болотам не пройду, родненький, — ответила она.

— А мы тебе плотик собьем!

— И то. Собирайся, — приказал Антип.

Она вытерла слезы, подумала и решилась.

— Так я уж и собралась, некрещеная душа Антип Батькович! Вся я тут!

— А пожитки? — строго спросил водяной.

— Сколько тех пожитков!

И впрямь — из носильных вещей дома оставалась одна ненужная рвань, за эти годы Вера Федоровна совсем обносилась. А домашние вещи она вмиг и навсегда решила оставить сыну. Ему в Канаду лететь, билет дорого стоит, может, что и удастся продать?

— На озере я лодки видел, — сообщил Афоня. — Мы тебя на лодке повезем. а потом уж сколотим плот. И насчет имущества не волнуйся — кругом брошенные хутора, подплывем — и целое приданое тебе соберем!

— Так что же — прямо сейчас? — вдруг усомнившись, что все это происходит наяву, спросила Вера Федоровна.

— А чего ж! Запирай свой бассейн, кидай ключи в воду — и поплыли! Ему вот тоже оставаться нельзя — а все из-за нас… — Антип похлопал Родриго по плечу. — Ведь не миновать плот сколачивать — так не все ли равно, на одного или на двоих?

Родриго о таком способе эмиграции и не помышлял, открыл было рот — но прохладная ручка тотчас же пришлепнул губы, коготки чуть кольнули черную щеку. Таким образом Уклейка уберегла его от какой-нибудь умной глупости, способной рассердить батьку. Водяница, как умела, боролась за свою свадьбу и, кажется, почти победила.

— Разумно рассудили, — наконец подал голос Янка. — Ну что же, соседи, счастливого плавания!

— Разве не проводишь? — спросил Афоня.

— Провожу, да и вернусь.

Но болотный черт явственно загрустил. Он достал тщательно упакованную в полиэтиленовый пакет трубку, сел в углу и закурил, всем видом показывая — собирайтесь куда хотите, я вам тут не советчик, я так — проводить пришел…

— А как же с Дементием быть? — спросила Уклейка. — Он же с голоду помрет!

— По дороге и Дементия прихватим, — пообещал Антип. — Если согласится.

Афоня пробовал было похромать за лодкой, но дырка в ноге сильно мешала — он объяснил Коське, где эту лодку видел, и водяной довольно скоро пригнал ее к спорткомплексу. Надо сказать, Вера Федоровна очень вовремя собралась в дорогу — вода, которую этой ночью ветер нагнал в устье, через монашескую протоку поднялась и в озеро, если бы не водяные — утром уборщице пришлось бы выбираться отсюда вплавь.

Перенесли в лодку припасы и все полезное, что удалось взять в бассейне, включая поплавки, которыми были разделены дорожки. Антип решил, что для плота пригодятся.

Чтобы забрать Дементия, нужно было переправиться через реку. Вера Федоровна с Родриго сели в лодку, водяные и Янка поплыли сзади, толкая ее, — так и прибыли к пятиэтажкам. Жалостливая Уклейка поднялась наверх, но вскоре спустилась.

— Я его звала, звала — даже не показался! Говорит — неправильно все это, ему к водяным идти не положено.

— То есть, зовете неправильно? — уточнил Янка.

— Да все ему, старому дураку, неправильно! — возмущенно завопил Коська. — Змей бы его побрал! Так ведь и помрет с голоду!