Домовые - Трускиновская Далия Мейеровна - Страница 75

— Ну, останется — значит, останется, — обреченно заметила хозяйка. — В конце концов, ей уже двадцать лет. Ты хочешь иметь дома вторую тетю Надю?

Хозяин даже руками замахал. Тетя Надя была совершенно классической старой девой, одновременно интеллигентной до жути и сварливой. Одного такого экземпляра на две семьи вполне хватало, второй не требовался.

— Ровно семь, — сказал хозяин. — Поторопилась ты, мать, все там у тебя пересохнет.

Имелось в виду жаркое, стряпанное правильно, а не в микроволновке.

Тут в дверях заскрежетало.

— Ну, наконец-то! — родители разом встали и вышли в прихожую.

Тот, кого Анечка привела знакомить, был внешности обыкновенной, в меру высок, в меру плечист, национальность по роже совершенно не определялась, поздоровался вполне вежливо, смутился в пределах разумного. Хозяйка тут же пошла на кухню, а хозяин стал усаживать дочку с возможным зятем за накрытый стол.

— Не стесняйся, Алексей, у нас по-простому, — сказал он. — Я сам не из профессорской семьи, моя Марина Игнатьевна тоже рабоче-крестьянского происхождения, вот Анька у нас — аристократка в первом поколении, да и то…

Хозяин лукавил — не будучи профессорским сыном, он тем не менее получил полтора высших образования, сперва — половину, причем учил что-то совершенно бесполезное и с радостью бросил эту тягомотину по случаю рождения дочки; потом — уже то, без которого было не обойтись, серьезное экономическое.

Хозяйка, Марина Игнатьевна, действительно была рабоче-крестьянского происхождения: с одной стороны прадед-слесарь и дед, директор завода, с другой — прадед-агроном и дед, председатель колхоза. Семья даже при прежней власти накопила имущества и даже недвижимости, которую теперь благополучно приватизировали. Дача у хозяина с хозяйкой была загляденье, тремя поколениями возлелеяна. И без машины никогда не сидели, тем более теперь хозяин ездил на «ауди», хозяйка на «гольфике», но временно — пока не научится как следует.

За столом говорили о перспективах. Алексей рассказал, что вот учиться надумал, к экзаменам готовится, пока у дяди на складе работает, зарабатывает немного, зато время, чтобы над учебниками сидеть, имеется в избытке. А почему сразу после школы не поступил? А непруха пошла — перед самыми экзаменами аппендицит схлопотал, и не простой, а гнойный, три недели в больнице прожил.

Поев, посидев около часа, гость засобирался. Анечка с мамой принялись удерживать. Ну, удержали. Потом дочка повела будущего зятя к себе, а родители остались в гостиной.

— Как тебе? — спросил хозяин. — Вроде парень с головой.

— Да ничего, лишь бы Аньке нравился, — ответила хозяйка. — Только, знаешь, двух студентов содержать…

— Так у него же семья, дядя вон склад имеет. Помогут!

— На словах все помогут. Ты вон посмотри, какие у него штаны. Этими штанами уже полы на вокзале мыть пора, — хозяйка, понятно, примечала то, что хозяину в глаза не бросалось. — Если он у дяди своего на новые штаны не заработал, то что же это за родня?

— Хм… — хозяин почесал в затылке.

— И штаны эти у него единственные! Иначе для такого знакомства другие бы надел!

— Да что ты все про штаны?! Думаешь, он замечает, какие на нем штаны?! Человек учится, ему не до того.

— Ну разве что учится…

В общем, отношение к будущему зятю было какое-то смутное.

Хозяйка пошла на кухню загружать посудомоечную машину. И то ли задумчивость подвела, то ли нога не туда ступила — ахнула хозяйка и уронила на пол большую тарелку. Тарелка раскололась ровнехонько на две половины.

— Будь ты неладна! — воскликнула было хозяйка, и тут услышала прямо в ухе быстренький такой шепоток:

— К счастью, к счастью, к счастью…

— К счастью… — растерянно повторила хозяйка и вдруг широко улыбнулась — а ведь в самом деле!

Две половинки лежали у ее ног такие миленькие, что прямо жаль их в мусорник выкидывать. Хозяйка вздохнула — похоже, дело пахнет свадьбой…

Матрена Даниловна приоткрыла вентиляционную решетку, высунулась, прислушалась — тихо вроде. Лукьян Пафнутьевич, надо думать, дремлет в укромном местечке на антресолях, Акимка и Якушка в ванной сидят, играют, кости кидают, то Акимка Якушке проиграет и за него прибирается, то наоборот.

Но жестоко ошиблась Матренушка!

Заглянула она, ублаготворенная милым Евсеем Карповичем за ванну, где обитали подручные, и сразу шум услышала, и за сердечко взялась: ахти мне, старый проснулся, жены не нашел, молодых допрашивает! А они ведь и пронюхать могли!

Не сразу и разобрала, что из трех голосов два — сердито-плаксивых, а один — наглый, бабий.

За ванной был закоулок, нарочно оставленный на случай, если будет какая каверза с трубами, так чтоб сантехники могли до всех мест добраться. Человек туда мог заглянуть только стоя на четвереньках и извернувшись, и хозяйка такой акробатикой не занималась. А в закоулке стояли две из пластмассовых коробков изготовленные постели подручных, стол для еды и игры, а еще красивая баночка из-под хозяйкиного крема — для дизайна, как объяснил Якушка. Постели были покрыты чистенькими лоскутами.

Войдя, Матрена Даниловна увидела две знакомые спины. Подручные стояли рядком и честили кого-то отборными словами. Взяв их за шиворот обоих, Матренушка чуть приподняла Акимку с Якушкой и поставила врозь, сама же оказалась промеж них. И тут лишь увидела, что на Акимкиной постели сидит девка.

— Здра-а-асьте вам! — воскликнула Матренушка. — Ты еще откуда взялась на наши головы?

Нет, не надо думать про Матренушку плохо, она понимала, что подручные ребята молодые, им и положено за девками бегать, а совсем в возраст войдут — будут бить Лукьяну Пафнутьевичу челом, просить дозволения жениться. Матренушка была готова идти на смотрины, придирчивым оком исследовать невесту и, вернувшись, доложить: девка и собой хороша, и из семьи почтенной, и скромница, и рукодельница, и старших уважает, и порядок знает. Увидев такую девицу, пусть даже сидящую на холостяцкой постели, Матрена Даниловна обратилась бы к ней по-хозяйски любезно.

А перед ней развалилась, даже не подумав встать, такая красотка, что оторви да выбрось. Прежде всего увидела Матренушка голые коленки, да что коленки — и ляжки тоже были голыми! Длинные мосластые ноги, закинутые одна на другую, были в грязных пятнах и полосах, как будто гостья нарочно в луже извалялась.

Сразу над коленками маячила рожа, именно что рожа, с приплюснутым носом, с широченным губастым ртом, с крошечными глазками, в придачу лопоухая. Коротенькие желтые волосенки, из той породы, что именуется «пять волос в три ряда», торчали дыбом.

Коленки да рожа — этого Матренушке вполне хватило.

— А взялась вот! Жить у вас буду! — сообщила рожа.

— Ах ты, раскудрить тебя! Акимка! Якушка! Кто это диво привел?!

— Само приперлось! — чуть ли не хором ответили подручные. — Гоним, гоним — не уходит!

— А впустил кто? Дверь-то на запоре, поди! Хозяин деньги тратил, замки покупал!

— Да за женихом она увязалась! С ним притащилась, окаянная! Он — в дверь, и она — сзади, на штанине! И затихарилась! — загомонили Якушка с Акимкой, премного довольные, что наконец вернулась домой хозяйка и выставит рожу за дверь.

— Та-ак… — протянула Матренушка. — Ну, погостила — пора и честь знать. Выметайся отселева!

— А не выметусь, я теперь тут жить буду, — сообщила рожа. — Хозяин мой тут, и я при нем. Мой-то скоро здесь все под себя подгребет! И я вам всем укорот дам. А пока укажите мне, где спать, да паек дневной выдавать не забывайте.

— Ого! — удивилась Матрена Даниловна. — Акимка, ты постарше и поумнее. Кто это нашего хозяина под себя подгребать собрался?

— Да хозяйская Анютка жениха привела, — сказал понурый Акимка. Совсем захудалый жених попался, а наших словно кто обморочил — он соловьем разливается, а они и не понимают, что врет!

— Ты еще, Матрена Даниловна, в мусорник загляни, — посоветовал Якушка. Хозяйка из-за нее, стервы, большую тарелку от сервиза разбила. Хозяйка ах! А это ей нашептывает: к счастью, к счастью, к счастью…