Одна крошечная ложь (ЛП) - Такер К. А. - Страница 29

— Ничего не могу поделать, Айриш. Ты вызываешь лучшее во мне.

— Это характеризует тебя?

— Некоторые и так скажут…

— Поэтому ты…со столькими женщинами?

Его губы изгибаются в довольной усмешке.

— Что же такое не может сказать милая, маленькая Айриш? Почему я трахаюсь со столькими женщинами?

Я жду ответа. Мне любопытно узнать, что же он скажет.

Его лицо принимает странное выражение.

— Для меня это отдушина. Помогает забыться, когда я хочу забыть…разные вещи. — С улыбкой, которая не затрагивает его глаз, он добавляет: — Думаешь, разобралась, что я за человек.

— Если напыщенный, развратный, самовлюбленный осел — это то, что я думаю, то…да.

Надо завязывать с выпивкой. Меня официально захватил синдром распущенного языка. Иначе дойдет до того, что дальше я упомяну свой эротический сон.

Он медленно кивает.

— Если я не буду путаться со всеми подряд, тебе станет лучше?

— Ну, от этого точно станет лучше твоей девушке, — бормочу я.

— А если бы у меня не было девушки?

Я не замечаю, что перестала двигаться, пока он не останавливается.

— Ты…бросил Дану?

— Что, если бы я сказал «да»? Для тебя это было бы важно?

Не доверяя голосу, я просто качаю головой. Нет, разумом я понимаю, что это не имело бы значения, потому что он все равно неправилен для меня.

— Совсем нет? — Его взгляд медленно перемещается к моим губам, а спрашивает Эштон так нежно, так беззащитно…едва ли не так, словно его задели мои слова.

Мое тело невольно реагирует, и я крепче обвиваю руками его шею, притягиваю его ближе к себе, испытывая желание успокоить и заверить, что все хорошо. Что вообще я к нему испытываю?

Медленная песня подходит к концу и ее сменяет быстрый рок, но мы все еще стоим, прижавшись грудью к груди.

Я знаю, что не стоит спрашивать, но все равно это делаю.

— Записка. Зачем?

Он отводит глаза на мгновение и стискивает зубы. Когда Эштон встречается со мной взглядом, в его глазах я вижу смирение.

— Потому что ты — не девушка на одну ночь, Айриш. — Эштон наклоняется и целует меня в подбородок, а потом шепчет: — Для меня одна ты — навсегда.

Его ладони соскальзывают с меня, и он отворачивается. Сердце колотится в горле, а я стою и смотрю, как он спокойно подходит к столику и забирает куртку.

А потом выходит из бара.

Глава 11

Симпатия

«Для меня одна ты — навсегда».

Я никак не могу выбросить из головы слова Эштона. Они сорвались с его идеальных губ и с того момента висят надо мной. В пьяном ступоре я шла домой, а они всю дорогу следовали за мной, они забрались со мной в постель и остались там на всю ночь, чтобы поприветствовать с утра, когда я открыла глаза.

Более того, я не могу избавиться от чувств, которые испытываю с тех пор, как он эти слова произнес. И даже от того, как из-за него чувствовала себя весь вечер. Я не могу точно определить это чувство. Знаю просто, что раньше такого не испытывала. И до сих пор ничего не изменилось, хотя теперь я и трезва.

Мне нравится Эштон Хенли. Вот. Признала. Не скажу этого ни ему, ни Рейган, ни кому-либо еще, но, по крайней мере, признаюсь в этом себе и пойму, как с этим справиться. Меня привлекает парень, с которым я на пьяную голову провела ночь, а он при этом оказался несвободным бабником и соседом по комнате и лучшим другом моего вроде как бойфренда. Постойте-ка. Он свободен? Эштон так и не ответил на мой вопрос. Хотя бабник, наверно, свободен всегда, так что это вопрос спорный.

Однако, пока лежу и пялюсь в потолок, кое-что я понимаю. Тело организовало мятеж против разума и сердца, так что употребление алкоголя равноценно тому, что я собственноручно даю ему набор ножей.

Стоны Рейган прерывают мое внутреннее самобичевание.

— Джек — это плохо… — Как обычно, себя она не сдерживала и пила наравне с Грантом. Грантом, который весит фунтов на сто больше нее. — У меня во рту словно кошки нагадили. Никогда больше не буду пить.

— Разве в прошлый раз ты не то же самое говорила? — скривившись, напоминаю я ей.

— Молчать. Будь хорошей соседкой и поддержи мой самообман.

Честно говоря, я себя чувствую ничуть не лучше.

— Спиртное и правда зло, да? — Все-таки, моя фанатичка-тетя Дарла, может, не настолько и ненормальная.

— И все равно благодаря ему вечера становятся такими веселыми.

— Нам не нужен алкоголь, чтобы веселиться, Рейган.

— Ты прям как училка.

— Ладно, — стону я. — Нам, наверное, надо на пары идти.

— Эээ…какие именно?

Повернув голову на бок, я вижу, что электронные часы на комоде большими красными цифрами показывают час дня.

— Блин!

* * *

— Все еще злишься на меня, Ливи? — спрашивает доктор Штейнер в своей спокойной, невозмутимой манере.

Я пинаю камушек, направляясь к своему поезду.

— Еще пока не знаю. Может быть. — Это ложь. Я знаю, что не злюсь. Но это не значит, что он снова меня не доведет к тому времени, как я повешу трубку.

— Ты не умеешь таить обиду… — Кейси была права. Он умеет читать мысли. — Как дела?

— Вчера пары пропустила, — признаю я и сухо добавляю: — Не похоже на часть моего генерального плана-автопилота, правда?

— Хмм…интересно.

— Ну. — Я закатываю глаза и сознаюсь: — Вообще-то, нет. Я проспала, так что это было неумышленно.

Он издает смешок.

— И как ты себя чувствуешь, раз уж такое случилось?

— Это странно, но все нормально, — хмурюсь я.

Прошло двадцать четыре часа с момента моего мини-срыва — когда я в приступе паники написала сообщение своему партнеру по лабораторным работам, и он пять раз как минимум успокоил меня, что профессор не заметил моего отсутствия, а я могу позаимствовать его конспект, — и я чувствую себя до странного спокойно.

— Ты имеешь в виду, что пропустить пару — это не конец света? — Снова раздается тихий смешок.

Я улыбаюсь в трубку, проиграв его беззаботности.

— Может, и нет.

— Это хорошо, Ливи. Рад, что ты переживешь этот отвратительный проступок. А как прошел первый день в качестве волонтера в больнице?

Я замечаю, как изменилась его интонация. И отлично ее узнаю. Таким голосом он говорит, когда ответ ему уже известен, но он все равно задает мне вопрос.

— Ливи? Ты здесь?

— Хорошо. Дети очень милые. Спасибо, что помогли.

— Не за что, Ливи. Я твердо верю, что нужно набираться опыта, когда есть возможность.

— Даже если это не мое место? — резко отвечаю я. Мои слова пропитаны горечью.

— Я такого не говорил, Ливи, и тебе это известно.

Повисает долгая пауза, а потом я выпаливаю:

— Было тяжело. — Он молча ждет продолжения. — Тяжелее, чем я думала.

Кажется, он без лишних слов понимает, что я имею в виду.

— Да, Ливи. Таким сварливым старикам, как я, и то тяжело ходить по тем коридорам. Я знал, что тебе будет особенно сложно, с твоей-то заботливой натурой.

— Но станет лучше, правда? В смысле, — говорю я, увернувшись от столкновения с женщиной, которая в замешательстве остановилась посреди тротуара, — мне не будет так…плохо каждый раз, когда я буду там? Я же привыкну?

— Может, и нет, Ливи. Надеюсь, что привыкнешь. Но если легче не станет, и ты решишь, что хочешь двигаться в другом направлении, найти другой способ, которым ты сможешь помочь детям, это нормально. Ты не обманешь ничьих ожиданий, передумав.

Я покусываю щеку изнутри, обдумывая его слова. Я не собираюсь ничего менять, да и нельзя сказать, что он подбивает меня сдаться. Я уверена. Скорее, он словно дает мне разрешение: раз надо, значит выбирай. А этого я делать не буду.

— А теперь расскажи мне, что там с этими бегающими за тобой мальчиками.

«Мальчиками? Во множественном числе?» Я щурюсь и оглядываюсь вокруг, рассматривая людей поблизости.

— Вы меня преследуете?

Мне приходится ждать секунд десять, пока он не перестанет завывать со смеху, и только потом у меня получается продолжить. Я знаю, о чем хочу спросить, но теперь, после разговора, я чувствую себя глупо. Стоит ли спрашивать у известного терапевта-специалиста по ПТСР о чем-то столь банальном? Столь девчачьем? Я слышу, как доктор Штейнер отпивает что-то на другом конце провода, пока молча меня ждет.