Дочь железного дракона - Суэнвик Майкл - Страница 82

Ты должна хотеть его отчаянно, страстно, чтобы сила твоего желания была видна ему. Ты должна отбросить всякий стыд, должна делать вещи, на которые не считала себя способной, и наслаждаться ими. Ты должна изумить и потрясти своего возлюбленного. Ты должна измучить его, лишить сил, чтобы, когда ты оторвешься от него при первых проблесках утра, он не смог бы даже пошевелить рукой, удерживая тебя, хотя и хотел бы удержать.

Все время, пока вы вместе, он будет смотреть в твои глаза, хотя маска не даст ему запомнить их цвет, и видеть там пылающую и яростную любовь к нему. Твои глаза станут зеркалами его внутренней сущности, они покажут ему самого себя таким, каким он никогда себя не видел, — огненным.

Он спросит, кто ты, — молчи. Он спросит, любишь ли ты его, — улыбайся и отворачивайся. Он будет изучать цвет и форму твоих сосков, узнает, легко ли охватить твою грудь его руке, его губам. Он запомнит твои вздохи и стоны, он будет щекотать тебя, чтобы послушать музыку твоего смеха. Он сохранит в своем сердце запах и вкус каждого уголка твоего тела, нежную ямочку на шее, теплые местечки в складках бедер. Запомнит, как меняется запах и вкус самого твоего сокровенного места по мере того, как растет твое возбуждение.

Желание узнать, кто же она, та, что так любит его, — естественно. И на первых порах он испытывает только обыкновенное любопытство. Может быть, у него есть какие-то догадки о том, кто ты. Он начинает искать тебя — сначала лениво, между делом.

Конечно, узнать тебя наверняка можно только во время любви. Ты не должна быть одной из тех, многих, кого он укладывает в свою постель. Ты будешь мучительно ревновать к ним ко всем, но напрасно. Потому что в постели он будет вдыхать их пот, пробовать его на язык под коленями и за ухом и думать: нет, это опять не она.

Лесия повесила маску на стену. Ее руки двигались грациозно, как бабочки.

— Сначала им движет простое любопытство. Но потом он теряет власть над собой. Проходят месяцы. Он одержим. Соперницы, которых ты когда-то с полным основанием опасалась, одна за другой уходят, оскорбленные, — какая женщина не поймет, что тот, кто лежит с ней, думает о другой? А ты по-прежнему неуловима. Твой возлюбленный начинает безумствовать. Теперь им движут только любовь и желание. И тут ты делаешь свой ход…

Было поздно. Если она хотела вернуть расположение Коринда, следовало утром явиться бодрой и полной сил. Она хотела уйти, но Инколоре, на которую продолжали действовать возбуждающие таблетки, задержала ее еще на целый час. Они обсудили перипетии личной жизни благородного господина Корво и шансы фаты Джуиссанте на сенаторскую мантию. Поговорили о военных новостях, обсудили преимущества горностаевых потрохов как катализаторов в амулетах для увлажнения кожи, а также проблему компенсации дополнительных капиталовложений повышением производительности труда.

Наконец Джейн собралась уходить. У двери она остановилась и, словно это только что пришло ей в голову, сказала:

— Кстати, не дадите ли вы мне на время эту маску?

— Моя милая! А зачем, по-твоему, я ее тебе показала?

Джейн собиралась идти домой. Но вместо Термаганты ноги сами привели ее к Кэр-Ариан. «Нет, я туда не пойду, — думала она, поднимаясь на лифте к площадке Д. — Я только доеду до этого этажа, а потом сразу вниз. — Двери лифта раскрылись, она вышла. — Я только пройду мимо двери, стучать не буду».

Она постучала. Маску фаты Инколоре она всю дорогу держала в руке. Сейчас она нетерпеливо сунула ее в сумочку.

Горец открыл дверь.

— Джена, — сказал он тихо.

— Можно войти?

Глава 22

Проснулась Джейн на рассвете. Осторожно распутала простыни, выбралась из объятий Горца.

Потом быстро оделась, сунув бельишко в сумку. Маску Инколоре, которая так и не пригодилась, взяла тоже. Горец легонько похрапывал. Джейн посмотрела на него, спящего. Рот у него приоткрылся, вид был глуповатый, родной. Она бы его поцеловала, да боялась разбудить. Ей нужно было уходить.

На улицах почти никого не было. Воздух, свежий и прохладный, омывал Город светом раннего утра. Джейн шла быстро, почти бежала, для тепла размахивая руками. Она стала напевать старую песенку:

Что, скучал? Целуй скорей. Не гляди, что я избита…

Молоденькая девушка-сокол прислушалась к ее пению, засмеялась, взлетела и пропала в золотом блеске зари, пляшущем в миллионах оконных стекол. Джейн тряхнула головой и запела громче:

Обними и сок мой пей, Я, как гроздь…

Ее голос звенел, отражаясь от каменных стен. Она была счастлива.

Какое дивное, чудесное утро! Хорошее настроение держалось у нее до самой Термаганты.

Черный дым валил из окон верхних этажей. Стены покрывала копоть. Жильцы Термаганты, спасаясь от огня, толпились на улице. Русалки, ореады и теги-юристы возбужденно топтались на тротуаре. Манекенщицы, мымры и лешие ожесточенно спорили, яростно жестикулируя и показывая наверх. Трое наркодеров притащили большой колокол и медленно, ритмично били в набат.

Она застыла на месте. В высоте что-то вспыхнуло, рвануло, словно гром загремел. Джейн показалось, что ее ударили в живот. Вся радость ушла. Все было кончено.

Подъехал верховой полицейский, тесня толпу металлической конской грудью.

— Отойдите! — приказал он Джейн.

— Но мне надо туда!

— Туда нельзя. У нас приказ.

Он поднял копье, и ей пришлось отойти. Появились еще полицейские, начали оцеплять здание.

Что-то шевельнулось у нее в голове, там, где был раньше дракон. Меланхтон вернулся, молчаливо и тяжело угнездился в мозгу. Джейн охватило тревожное желание немедленно войти в дом. Надо как-то обойти полицейских. Она достала маску Инколоре и внимательно осмотрела изнанку. Джейн примерно представляла себе, как эта маска работает, и не сомневалась, что может добавить к ней заговор на невидимость. Все, что ей было нужно, — немного аммиачной соли, красная тинктура и лист бузины. Конечно, через пять минут маска сгорит, но пяти минут хватит.

Она побежала за угол, в аптеку.

Все пассажирские лифты поднялись к горящему этажу, огонь притянул их, как мошек. Но грузовые лифты были примитивными машинами с ручными управлением. Джейн поехала на грузовом.

Три раза за время долгого подъема на семьдесят третий этаж раздавались взрывы. Каждый раз она останавливала кабину, боясь, что взрыв повредил механизм или покорежил шахту. Она боялась, что огонь не пустит ее домой. Но, когда она доехала до своего этажа, там витал лишь легкий дымок. Было неожиданно тихо. Она чувствовала во рту горечь горящего пластика и обугленного дерева.

Она вошла в перекошенную прихожую. Маска раскалилась, она ее сбросила. Искрясь и потрескивая, маска упала на пол и вспыхнула. Джейн оставила ее догорать на полу.

Дверь к дракону упала, как только она к ней прикоснулась.

От квартиры ничего не осталось. Вся мебель была разломана в щепки, внутренние стены снесены, с потолка торчали обломки дранки. Меланхтон был весь на виду — черная железная гора.

В центре комнаты лежал Видок, рядом с ним — короткий обоюдоострый меч. Это был эльфийский меч силы — Джейн узнала его по черной рукоятке и едва ощутимому притяжению намагниченного лезвия.

Видок был мертв. Пол устилали крошечные тела, черные, обугленные. У плинтусов их скопились целые кучки — тысячи мертвых тел. С мерионами было покончено. Джейн стало очень жаль этих противных маленьких фашистов. Сама не зная зачем, она наклонилась над Видоком, погладила его короткие седоватые волосы. Они были очень мягкие. Лицо его в смерти стало открытым, простодушным, невинным. Теперь, когда было поздно, она пожалела, что не сошлась с ним поближе. Каким другом он мог бы стать! И вот его уже нет.

— Какой он сильный! — прошептала она.

— Думаешь, все эти разрушения — его работа? — проворчал Меланхтон. — Нет, только наполовину.