Флотская богиня - Сушинский Богдан Иванович - Страница 33

Гайдук посмотрел на него с явным сочувствием. Намерение вернуться туда, где в нем легко распознать бывшего махновца, в самом деле мог высказывать только городской юродивый. «Но именно этот “юродивый” спас тебя сегодня от произвола обнаглевшего энкавэдиста»! – тут же попытался усмирить свою гордыню майор.

Отъезжали они от «замка Бонапартши» уже во время воздушного налета немецких штурмовиков. Однако в этот раз те не только обстреливали станцию и шоссе, но и устроили расправу над всем беззащитным городком, резвясь так, словно находились на полигонном бомбометании. Чтобы спастись от увязавшегося за ними «мессершмитта», водитель резко сошел с дороги и загнал свою машину под развесистую крону ивы, растущей у старого колодца, а Гайдук тут же приказал всем рассредоточиться по руинам заброшенной усадьбы. Немец все же прошелся очередью по кроне, однако толстые ветки и колодезный навес приняли пули на себя.

– Вам не кажется, штабс-капитан, что кое-какие моменты в вашей биографии все еще остались невыясненными? – спросил особист, как только Смолевский оказался рядом с ним, под каменным сводом руин.

Водитель и Анна нашли приют в зарослях, под стеной сарая с провалившейся крышей.

– Вас интересует, каким образом возникли и легенда «о первом анархисте Гуляйполя, советнике батьки Махно», и сам образ Гурьки?

– Так утолите же мою жажду знаний.

– Идея с образом «юродивого» возникла спонтанно. Когда, под чужой фамилией, белые заслали меня к батьке Махно, там, в обозе, оказался некий безродный полуюродивый конюх по фамилии Гурьев и по кличке Гурька. Почти что мой ровесник, он почему-то очень агрессивно воспринял мое появление в обозном отряде, причем настолько, что дело доходило до драки. Так вот, после очередной дуэли на кнутах, возникшей у нас во время выпаса табуна, я в первой же ночной стычке с белогвардейцами убрал этого идиота. А Гурькой, исходя из моего имени, а также из того, что я прекрасно пародировал погибшего, стали дразнить меня.

– И происходило это во времена, когда «батька» числился в союзниках красных? – предположил Гайдук.

– Да, что послужило прекрасным стечением обстоятельств. Поскольку получалось, будто службу я проходил на стороне красных.

– Замысел белой разведки ясен, – кивнул Гайдук. – Дальше?

– Получив новое задание, я сумел без труда, вместе с еще одним старым конюхом-махновцем, перейти в красноармейский обоз. Но и там, по моей просьбе, махновец этот стал называть меня не иначе как Гурькой, помогая тем самым создавать легенду, о самим Махно избитом «личном советнике». При этом, до самого выстрела в спину, старик оставался уверенным, что делает доброе дело, помогая мне избежать строевой службы у красных. Ну а потом очень кстати «подвернулось» ранение, а значит, и госпиталь, излечиваясь в котором я пережил крах черного барона Врангеля. Последнее же слово осталось за справкой, выданной начальником госпиталя на вполне законном основании…

– Что и было в свое время старательно проверено, – мрачно, как будто весь провал с проверкой Смолевского лежал на его совести, подтвердил майор, скомандовав при этом: – Всем вернуться к машине!

Серафима с дочерью уже ждали их во дворе, по ту сторону ворот, дабы не привлекать излишнего внимания и не вызывать вопросов у соседок. Как только грузовик остановился, женщины прощально прильнули друг к другу.

Майор и водитель метнулись к калитке, давая понять, что время для прощания истекло. Они забросили два чемодана и небольшую сумку с едой в кузов, сразу же помогли подняться туда и их владелице.

– Ты-то сама какое решение приняла? – сдержанно поинтересовался особист у Евдокимки.

– Пока что остаюсь, из города уйду с госпиталем.

– Только обязательно.

– Если попаду в окружение, стану партизанить. Карабин у меня уже есть. Пистолетом разживусь у какого-нибудь немецкого офицера.

– Нет, ты только послушай, Дмитрий, что она говорит! – склонилась над задним бортом Серафима. – Карабин у нее есть, а пистолетом она «разживется»! Кого я воспитала на свою голову и как я могу оставлять ее одну?!

– Сидеть! – упредил майор попытку Серафимы покинуть кузов машины. – Прекратить истерику! А ты, – обратился к Евдокимке, – перестань доводить мать своими фантазиями до инфаркта.

– Вот теперь-то она и начала проявляться, истинная сущность прозвища-фамилии Гайду»[16], – не унималась Серафима.

– Но-но, попрошу не преувеличивать! Я ношу ту же фамилию, – ухмыляясь, напомнил ей особист.

– Да ну вас! – махнула рукой Серафима. – «Гайдуки», одним словом. Поступайте, как знаете. Я бессильна.

– Оставаться здесь на ночь не советую, – Дмитрий вновь обратился к Степной Воительнице. – Поскольку ночью немцы намерены высадить десант и на окраинах, наверняка развернется бой, тебе лучше находиться в охраняемом госпитале, вместе с остальным медперсоналом. Тем более что там ты понадобишься и как санитарка.

– Уже как медсестра, – с подростковым апломбом похвасталась девушка. – По совету нашего эскулап-капитана, я успела взять справку в училище об окончании двух курсов и о том, что во время учебы прошла медподготовку.

– Смотри, как бы на фронте не переквалифицировалась из педагога в медработники, – предупредил майор, уже направляясь к кабинке.

– Вообще-то я мечтаю стать боевым командиром, а не возиться с ранеными и больными.

– Господи, ну, зачем ты послал мне этого гайдука в юбке?! – взмолилась Серафима. – Знал бы кто-нибудь, как я устала от этого гайдуцкого характера! Родился бы сын, может, и смирилась бы, и даже гордилась бы им…

– Как ты, Евдокимка, уже поняла, – подытожил стенания Дмитрий, – мы с твоей матерью мечтаем только об одном – встретить тебя после возвращения живой и невредимой. А потому главная твоя задача – наш ты командарм и великий полководец – уцелеть. Все, мы уехали!

38

В нескольких километрах от города, на окраине какого-то хутора, Серафима увидела двух учительниц из своей школы. Они – одна с шестилетним внуком, другая с десятилетней дочкой – топтались у подводы, к которой возница с деревяшкой вместо правой ноги пытался приладить отвалившееся колесо. Опасаясь накликать на себя гнев деверя, Серафима все же постучала по кабинке, а когда машина остановилась, объяснила, в чем дело.

– Еще две учительницы, да к тому же с детишками – это уже убедительно, – неожиданно отреагировал майор. – Получается, мы везем в тыл работников народного образования и членов их семей. Для постов – как раз то, что нужно. Сдай назад, – приказал он водителю. – В машину их! Только быстро, быстро. Серафима Акимовна, – Дмитрий не обращал внимания на слова благодарности, расточаемые осчастливленными беженками, – с этой минуты вы у нас – старшая по кузову. Поддерживайте железный порядок; обычно у вас это получается.

Ночевали они в небольшой деревушке, в доме, недавно брошенном хозяйкой, оставшейся без мужа и перебравшейся к родителям в ближайший поселок. Тем более что, как объяснил хромоногий сосед, в округе бродит шайка дезертиров.

Этот селянин, представляясь, пояснил: «Если по-уличному, то меня все Унтером зовут. Из-за того, что в мировую до унтер-офицера дослужился. Для тогдашнего крестьянина это был высокий чин. Правда, к лычкам моим немцы тотчас же присовокупили осколок в ногу».

Майор поинтересовался у него про шайку:

– И много их там собралось?

– Да человек шесть их. Но мужики крепкие и бесшабашные. К тому же на вооружении у них – трехлинейка и берданка. Остальные – при ножах, вилах и прочем хозяйственном орудии. Но мечтают вооружиться по-настоящему, – «Унтер» выразительно прошелся взглядом по кобуре майора. – Узнают, что появились эвакуированные, – и тут как тут, добро ихнее «оприходовать» спешат.

– Следовательно, базируются они недалеко, а в селе у них имеются свои глаза и уши. Правильно мыслю, унтер-офицер?

– Сугубо фронтовой расклад, – подтвердил тот. – Здесь неподалеку урочище наблюдается, с тремя глубокими оврагами. Основной лагерь их, наверное, там. Хотя при нынешнем безвластии и по хуторам отсиживаться можно, прихода немцев дожидаясь. Вчера в нашей деревне на ночном привале находился какой-то батальон, так нападать на село дезертиры не рискнули. А сегодня – поди, знай. В центре, вон, целая колонна беженцев в себя приходит. А приближается к деревне шайка обычно по склону оврага, что как раз подводит к вашей усадьбе, так что…

16

Гайдуки, хайдуты (венг. hajdu – погонщики скота) – с XVI века слово стало использоваться для наименования отрядов повстанцев из крестьян, ведущих партизанскую войну против национального гнёта на Балканах и в Западной Армении, с турками и Габсбургами. Гайдуками также звались воины личной охраны местных правителей; «придворные гайдуки» – охрана русских царей (XVII–XIX вв.).