Россия в зеркале уголовных традиций тюрьмы - Анисимков Валерий Михайлович - Страница 28

Если в руки «отошедших воров» попадал «пахан» («центровой вор»), то последнего часто не убивали, а обезвреживали путем насильственного акта мужеложства. «Обезвреженный» (но не «ссучившийся»), чаще называемый «один на льдине», вызывал вполне понятное сочувствие со стороны «авторитетов», однако в их среду уже не допускался. Идея у «воров» того времени всегда стояла выше всяких человеческих отношений.

Вражда между группировками приняла постоянный характер, жертвами ее стали тысячи заключенных.

Наиболее ожесточенным противоборство было в лесозаготовительных лагерях, а также в лагерях Дальстроя. Это объясняется тем, что изоляция «бандитствующего элемента» выражалась в перемещении его именно в указанные ИТУ.

«Воры» в новых условиях предприняли все меры для сохранения в целостности системы корпоративных правил поведения и поднятия престижа «воровской идеи». В отношениях между собой они стали более решительными и принципиальными.

Для подтверждения сказанного, обратимся к документам уголовного дела. В архиве тюрьмы Владимирской области сохранились показания участников воровского судилища – «сходки», на которой был вынесен и приведен в исполнение приговор «вору в законе», изменившему своему клану. Приводим фрагменты события.

«К семи часам вечера, после проверки, барак был заполнен. Кому не хватило места, пристроился на подоконниках, а кто и просто на полу. На сходку собрались воры разных специальностей, возраста и характера. Председательствовал же пахан по кличке Пионер. Он спросил воров:

– Bce ли собрались?

– Все.

– Тогда приведите Ушатого.

Ушатый с достоинством встал. Говорил он уверенно, с изяществом наносил удары своим противникам:

– До нас существовали достойные воры, более культурные, но жизнь и народ смели их.

– Это пустяки, – возразил Пионер. – Мы не историю перебираем, а тебя судим. Я уже слыхал о таких мечтателях, которые собираются воров переделать во фрайеров.

– Смерти заслуживает! – крикнули из толпы. “Смерти”, – прокатилось по всему бараку…

Пионер быстро встал со своего места и дал указание убить.

Пахан подошел к сидящему на полу Ушатому и сказал:

– Держись, Ушатый!

Тот встал, положил руки на голову и обвел задумчивым взором “воров”. Сильный удар топором сзади как бы заставил его повернуться и посмотреть, кто его убивает. Он узнал своего воспитанника Красюка. Это ему сходка поручила убить Ушатого, так как тот был его самым близким другом.

– Труп выбросить к фрайерам, пол вымыть, подобрать “мужика”, который возьмет дело на себя, – распорядился Пионер и пошел спать».

В исправительно?трудовых лагерях, на свободе непрерывно проходили «сходки», «правилки», «съезды». «Съезды» собирали до 200–400 делегатов. На них «судили» и убивали изменивших «закону», вводили новые правила поведения. В 1947 г. такой съезд состоялся в Москве, в Сокольниках, в 1955 г. – в Казани, в 1956 г. – в Краснодаре.

Изменился порядок приема лиц в криминальное сообщество. Нередко кандидату ставилось предварительное условие убить человека, причинившего ущерб преступному миру. Если в числе его знакомых имелся кто?либо сомнительный, то убийство им такого лица было обязательным условием. Устанавливался строгий контроль за поведением каждого «авторитета», ограничивалось время нахождения его на свободе до шести месяцев, им запрещалось досрочно освобождаться из мест лишения свободы. «Воры», нарушившие «закон» или не выполнившие указаний главарей, преследовались во всех лагерных пунктах, а окончательно судьба их решалась на коллегиальной основе. Если выносился «приговор» о лишении жизни, то убийство, по обычаю, совершал кто?то из молодых «воров», а ответственность возлагалась на «фрайера» или так называемого «грузчика из калашного ряда». Заключенному, имеющему срок наказания 25 лет и отбывшему 1–2 года, ничего не стоило совершить новое преступление, так как фактически для него это ничего не меняло[153]. Тем более, что до 1953 г. за убийство в местах лишения свободы закон не предусматривал исключительной меры наказания в виде смертной казни.

Суть одной из характерных тенденций рассматриваемого периода заключалась также в сближении между хранителями уголовной субкультуры и «фрайерами». Это был вынужденный шаг. Группировки «воров» во время «сучьей войны» нуждались в поддержке со стороны иных лиц, отбывающих наказание. Таким образом, обозначалась консолидация уголовных элементов независимо от прошлой преступной деятельности.

Характерно также, что в конце 40?х гг. в очень трудном положении в местах лишения свободы оказались «мужики». Послевоенный период сопровождался разрухой и голодом, что не могло не отразиться на функционировании пенитенциарных учреждений. Кроме того, увеличение числа различного рода «авторитетов» в ИТЛ привело к резкому увеличению поборов с заключенных. «Воры», «суки» повысили размер взимаемой с осужденных «дани». Вместе с тем «мужики» испытывали еще и открытые притеснения со стороны враждующих с «ворами». Блатари различных сообществ жестоко расправлялись с соседями по бригаде, палкой выбивая нужный процент, а десятников заставляли приписывать его в наряды именно им, «блатарям». Непослушание, отказ выполнять требования «авторитета» вели к массовому насилию. К примеру, в лагерном отделении 6 Куневского ИТЛ МВД СССР группа добросовестно работающих заключенных отказалась выплачивать «дань» ворам?рецидивистам. В ответ на это уголовники напали на них и жестоко избили. Было убито девять и ранено три человека. Насилие в ИТЛ становилось обычным явлением[154].

В новых условиях «авторитеты» не гнушались ничем: собирали «дань» деньгами, продуктами питания, отбирали вещи у стариков и больных, которые не могли работать на них на производстве. В отдельных лагерных пунктах заключенные лишались «пайки» хлеба, были отмечены факты голода и трупосъеданий[155]. Всякий протест со стороны осужденных и «суки» и «воры» жестоко пресекали руками «фрайеров». Анализ обстоятельств чрезвычайных происшествий, имевших место в пенитенциарных учреждениях в конце 40?х и начале 50?х гг., показывает, что половина из них произошла именно в результате стремления уголовников?рецидивистов вести паразитический образ жизни. Они пользовались своими обычными приемами: избиением, иногда убийствами, а чаще всего совершением насильственных актов мужеложства. Последний привел к образованию новой категории заключенных, которая в преступной среде называлась по?разному: «обиженными», «опущенными», «девками».

Используя весьма разнообразные средства и способы, «авторитеты» уголовной среды стремились распространять свое влияние на все категории осужденных, чаще всего это совершалось путем применения суровых санкций за отступление от «правил?заповедей арестантов», даже самое незначительное. Например, в Чаун?Чукотском ИТЛ ворами?рецидивистами Абалковым и Егоровым был убит заключенный Мощалкин, проигравший в карты. В Баковском лагере Невзоровым был убит Сухарев, проигравший ему в кости и не уплативший долг. В лагерном отделении Каргопольского ИТЛ покончил жизнь самоубийством Яковлев, который не смог расплатиться за карточный долг. Аналогичные факты имели место практически во всех исправительно?трудовых лагерях[156].

Имея большие сроки наказания, постоянно испытывая насилия, издевательства, унизительные оскорбления, заключенные теряли веру в возможность освобождения. Многие теряли веру в саму жизнь, умирали от истощения или насилия. В местах лишения свободы неуклонно росла смертность осужденных. Эта тенденция подтверждается и проведенным нами исследованием личных дел осужденных, погибших или умерших в Ивдельлаге в 1937–1956 гг. При этом следует отметить, что основными причинами смерти заключенных в 1937–1945 гг. являлись авитаминоз, упадок сердечной деятельности, истощение, туберкулез. С середины 40?х гг. наблюдается всплеск убийств осужденных.

В конечном счете это привело к тому, что в первой половине 50?х гг. в исправительно?трудовых лагерях Сахалинской области, в Вятском ИТЛ [157] и в ряде других исправительно?трудовых учреждений произошли открытые массовые выступления «мужиков» и примкнувших к ним «воров» и «сук». Образованные группировки в своих действиях не руководствовались ничем, кроме злобы, не выдвигали никаких лозунгов, кроме мести и кровной вражды к «сукам» и «ворам» в равной степени. Поэтому таких заключенных стали именовать «махновцами», «беспредельщиками», «беспределом». Они не признавали ни старый «воровской закон», ни новый – «сучий». «Беспределу» было все равно, «вор» или «сука», никаких «правилок» не устраивалось, физическая расправа над лицом совершалась лишь за его принадлежность к «авторитетам».