Царское дело - Булыга Сергей Алексеевич - Страница 16

А дядя Трофим шел по двору. Время было бойкое, полуденное, всякой челяди там было полно. И стояли какие-то сани, с них что-то сгружали, какие-то мешки. Тут же скакали дети, бегали собаки, шла баба с коромыслом, несла воду. Дядя Трофим обминул коромысло, подошел к саням…

И вдруг из-за саней, из-за коня к нему кто-то кинулся, ударил в бок и побежал. Дядя Трофим зашатался, схватился рукой за бок. Баба уронила коромысло, закричала:

– Убили! Убили!

А тот, кто ударил, уже отбежал далеко. Он бежал в угол двора, к поленницам. За ним бежали и кричали:

– Хватай! Хватай его!

Его пытались схватить, но он каждый раз ловко увертывался и бежал дальше. За ним продолжали бежать. Крик во дворе поднялся очень сильный! Маркел вначале тоже побежал и пробежал уже немало…

Но спохватился и остановился, вернулся к дяде Трофиму и наклонился над ним. Дядя Трофим лежал в грязном снегу, лицо у него было белое-белое, одну руку он откинул, а другой держался за бок. Из-под руки между пальцами шла кровь. Крови было очень много. Маркел полез ему под полушубок и нащупал рану. И вдруг подумал: платок, где ададуровский платок? Маркел стал искать за пазухой.

– Шапка! – отчетливо сказал дядя Трофим. – А это не ищи. – И опять: – Шапка! Маркел! Шапка!

Только теперь Маркел увидел, что дядя Трофим без шапки. Шапка валялась сбоку. Маркел взял ее и осторожно надел на дядю Трофима. Дядя Трофим скривился и сказал:

– Не так! – И повторил уже со злом: – Шапка! Шапка…

И начал закатывать глаза. Маркел зачерпнул рукой снег и приложил его к щеке дяди Трофима. Дядя Трофим опять сказал:

– Шапка.

И начал стучать зубами и вытягиваться. Маркел перекрестил его. Дядя Трофим поднял руку – ту, которая была в крови, – стал хвататься ею за Маркела и опять повторил:

– Шапка! Ша…

А потом захрипел и затих. Рука его упала, скрючилась и замерла.

– Отмучился, – сказали сверху.

Маркел поднял голову. Вокруг него плотно стояли люди, князя Семена челядь. Маркел снял шапку и перекрестился. Челядины тоже начали креститься. Потом один из них сказал:

– А тот змей ушел. За поленницу и там через тын. А тын высоченный! Как он мог через такой перескочить?

– Не один он был, вот что! – сказал второй челядин. – Пособили ему. Подсадили!

– На две сажени не подсадишь. Там кто-то сверху сидел, – добавил третий.

В толпе зашумели. Маркел молча смотрел на них, а после опять склонился над дядей Трофимом, теперь уже мертвым, и поправил ему голову, чтобы она лежала ровно, а после закрыл глаза. После начал складывать ему руки. Одна рука была липкая, вся в крови, и Маркел положил ее снизу, а сверху положил другую, чистую. Эх, дядя Трофим, подумалось, зачем тебе все это было нужно? Я бы еще одну бутыль достал, у меня их в санях запас, а Параску послали бы за горячим…

И больше ни о чем не думалось. Маркел просто смотрел на дядю Трофима, и ему было грустно-грустно, ну просто дальше некуда.

Да, и вот еще что: а колокола больше уже не звонили, было совсем тихо. Значит, царя уже внесли в храм и положили возле алтаря.

Вдруг сверху грозно послышалось:

– А это еще кто?!

Маркел поднял голову и увидел, что толпа немного расступилась и теперь над ним (и над дядей Трофимом) стоит только один человек – высокий и толстый, сердитый, в черной куньей шапке. Кто это, сам князь Семен, что ли, испуганно подумал Маркел, но подниматься не стал, а так и продолжал смотреть на незнакомца снизу вверх. Незнакомец повторил:

– А это кто? А?!

Маркел и толпа молчали. Вдруг из толпы вылез Филька и сказал:

– Это Маркел из Рославля, тамошний губной целовальник. Он третьего дня сюда приехал, дядя Трофим его принял.

– Как это принял?! – грозно удивился важный незнакомец. – Это что, его двор?!

– Мартын Афанасьевич! – воскликнул Филька. – Ты не гневайся! Трофим же чего? Трофим же по службе! Этот ему роспись привез, три свитка.

– Три свитка? – переспросил важный человек, а правильнее, Мартын Афанасьевич. – Какие еще свитки? Где они?!

– Ну-у, – протянул Маркел, очень радостный из-за того, что этот человек вовсе не князь, а всего лишь какой-то Мартын.

– Что «ну»?! – грозно спросил Мартын. – Ты меня не запрягай!

Маркел молчал. После сказал:

– Винюсь, – и медленно склонил голову так низко, что между шапкой и воротником полушубка стала видна его голая шея.

– А! – хищно воскликнул Мартын. – Вот оно что, собака! Вот вы как служите! Вам бы только харю захмелить! А после вас режут! Может, даже неспроста?

В толпе зароптали.

– Ладно, ладно, – продолжал Мартын, поднимая вверх руку. – Ладно! Может, я погорячился. Потому что любил я Трофима! А тут понаехали всякие, навезли с собой беды! – И уже строго, по-деловому продолжил: – Игнат! Сазон! Поднимайте его, понесем.

Из толпы вышли двое и начали поднимать дядю Трофима. Мартын сказал:

– В холодную его. – А повернувшись к Маркелу, добавил: – А ты никуда не уходи. За тобой еще придут.

И он пошел к хоромам. За ним понесли дядю Трофима. Толпа стала понемногу расходиться. Маркел стоял на прежнем месте, не зная, как ему быть дальше. К нему подошел Филька и сказал, чтобы он шел к дяде Трофиму и там сидел и ждал. Маркел не стал спрашивать, почему это вдруг какой-то Филька им распоряжается, а покорно развернулся и также покорно пошел обратно.

Параски ни во дворе, ни на лестнице, ни на помосте видно не было. Маркел зашел к себе (правильнее, к дяде Трофиму) и сел там за стол. В хоромах было тихо, только где-то вдалеке раздавались глухие голоса. Потом они стали громче. Потом кто-то прошел по потолку. Потом вернулся. Не сидится им, мрачно подумал Маркел, а то как же! Это же какая незадача у них приключилась – человека прямо во дворе зарезали. Средь бела дня! И не просто человека, а стряпчего. Разбойного приказа! И убийца убежал, кого теперь винить? Хотелось бы кого-нибудь чужого, например, приезжего, ну хоть из Рославля. Да вот беда – приезжий на крыльце тогда стоял, его все видели, в тридцати саженях от того места, где дядю Трофима убили. Кто убил? За что? Маркел повернулся к иконам, подумал: может, убили за то, что он ходил туда, куда ходить было не надо, а он все равно пошел. Или за что-то прежнее убили? И почему он все время говорил про шапку? И не про свою шапку – свою на него надели, а он: «Не так!» И опять: «Шапка! Шапка!» Может, на его убийце была особенная шапка? Да нет, вспомнив, подумал Маркел, самая обыкновенная на нем была шапка, и сам он с виду был обычный челядин. Тогда дядя Трофим, наверное, очень хотел передать Маркелу что-то очень важное про то, куда он ходил. Может, там был кто-то в особенной шапке? А что такое особенная шапка? Все шапки могут быть особенными: если холоп в боярской шапке, то это очень особенно, но если и боярину надеть холопскую, то и она станет особенной. А на холопе она опять станет обыкновенной. А тут как было? Маркел задумался, долго сидел не шевелясь…

А после тряхнул головой и подумал: нет, так можно долго гадать и не до чего не догадаться. Так не годится! Маркел встал и подошел к иконам. Под ними на полочке лежали запасные свечи. Маркел взял одну, зажег, подумал и поставил перед святым Николой. Никола нахмурился. Маркел про себя загадал: Никола, Никола, наставь меня на ум, научи, что мне делать. Научишь выходить во двор, идти за поленницу и лезть там через тын, я полезу. А научишь здесь сидеть, руки сложивши, я буду сидеть. А научишь еще как-то, будет это как-то.

Сзади заскрипела дверь. Маркел оглянулся. Это со двора вошел Мартын, а за ним два челядина. Один из них был с топором и недобро смотрел на Маркела. Маркел мысленно перекрестился. Мартын сказал:

– Князь Семен еще не вернулся, они все в соборе, государя отпевают. Не до тебя ему пока. – И, обернувшись к челядинам, приказал: – Давайте!

Челядины пошли на Маркела. Маркел стоял столбом. Они прошли мимо него, подошли к задней двери – к той, за которой ночевал дядя Трофим, – и начали забивать ее гвоздями. Забивали основательно, гвоздей не жалели. После вбили два пробоя – один в стену, второй в дверь. Тогда к ним подошел Мартын, просунул под пробои красную веревочку, связал ее концы, приложил к ним кусок воска, расплющил его и придавил к нему печатку. После отступил на шаг и, обращаясь к Маркелу, спросил: