Царское дело - Булыга Сергей Алексеевич - Страница 47

Сказав это, Маркел усмехнулся, а после спросил:

– Можешь, Василий?

Шкандыбин молчал.

– Ну! – строго сказал Бельский. – Можешь? Я не слышу!

И Шкандыбин негромко ответил:

– Могу.

Вот это да, удивленно подумал Маркел, вот чего никак не ожидалось! А Бельский стал грозный-грозный, гневный-гневный и сказал:

– Так что же это ты, Васька, себе позволяешь? Позоришь меня! Пятнаешь мое имя! – И, повернувшись к Маркелу, прибавил: – А ну, дай ему в морду!

Э, подумал Маркел, в морду, кулаком, велика ли от этого польза, а вот скажи: «Ткни ножом!» – и я ткну, чтобы неповадно было.

– Дай в морду! – опять сказал Бельский. – Дай, говорю, дай!

Рано еще, подумал Маркел, рано! Как вдруг Бельский сказал уже вот что:

– Ну, если не бьешь, то, значит, не за что. Но все равно позор какой! Какое на меня пятно вонючее… Поэтому будет вот так: Васька, иди с глаз долой! Чтобы я тебя больше не видел! Гаврила! Взять его! И отослать, сегодня же, я даже не знаю, куда, но куда подальше! О! На Мезень! В Лампожню! Сегодня туда человек отправляется, и вот и Ваську с ним! Живо! Чего стоите, псы? Все вон! Только ты, – сказал он, указав на Маркела, – останься. А вы все вон! А Ваську в Лампожню!

И они стали, было слышно, выходить. Потом, стало слышно, все вышли. О как ловко, подумал Маркел, Ваську на Мезень упрятал, как теперь с него, вдруг что, расспросы снять? Эх, хоть бы в морду надо было ему сунуть! И только Маркел так подумал, как Бельский сердито, и вместе с тем задумчиво, сказал:

– Вот какие псы мне служат. Тьфу!

Маркел усмехнулся. Тогда Бельский сразу же добавил:

– Да и ты ничем не лучше… И если б ты один такой был, а то ведь во дворец хоть не входи. Я же вижу, как все на меня косятся. И я слышу, а если не слышу, так чую, что у меня за спиной шепчут. Бельский государя уморил! Бельский ему яду в кашу всыпал, государь бы жил да жил, кабы не Бельский! Вот о чем они гундосят. Государя им вдруг жалко стало. А когда он был жив, только о том и мечтали, когда же ему смерть. А тут пожалели! Мыши кота хоронят. Рады! Но понимают же, что это не по-христиански, вот и начинается: ах, горе-то какое, на кого ты нас покинул, кто тебя со свету сжил, отец наш родной… Бельский сжил, конечно, кто еще! Так говорят? Чего молчишь?

– Может, где и так, – сказал Маркел. – Я на людях не часто бываю.

– Значит, так, если не споришь, – сказал Бельский. – А теперь ответь: зачем мне было его убивать?

– Ну, я не знаю, – ответил Маркел.

– Как это не знаешь? – удивился Бельский. – А как тогда судишь? Какой ты тогда целовальник, какой сыщик, если не знаешь, где искать? Так, может, ты не там совсем ищешь? Сыщик первое что должен знать? Кому это было надо, вот что! Крадет только тот, кому чего-то хочется. Вот разве я стану красть калач? Нет, конечно. У меня же этих калачей полный чулан при поварне. И коней у меня три табуна, и все кони – как огонь, поэтому не стану я на чужих коней зариться. А другой, который победней, глядишь, иногда и позарится… И также когда убьют кого, тоже надо первым делом посмотреть, кому тот человек больше мешал, больше зла творил или кому наследство отписал и наследникам уже невмоготу. Вот среди кого надо искать злодея! Так же и здесь, с государем. Зачем мне было желать его смерти? Я в цари после него не собираюсь, а собирается Годунов, собираются Романовы, собираются Шуйские, Мстиславские… Смекаешь?

Маркел молча смотрел на Бельского. Бельский усмехнулся и сказал:

– Вижу, смекаешь… Тогда дальше. Ну, это они могут еще долго собираться, их сборы пока что не в счет. Потому что у покойного государя есть дети, Феодор и Димитрий, и теперь один из них станет царем. А кого из них бояре скорей выкрикнут? Конечно, Феодора, он старший и уже в зрелых годах. И есть у него жена Ирина, а у нее есть брат, зовут его Борис. Знаешь, какой Борис? И вот этот Борис думал, что когда царь Иван помрет и вместо него царем станет Феодор, на голову слабый, то всем царством надо будет заправлять его жене Ирине, но Ирине это скучно, и она тогда скажет Борису: братец, пособи! Скажет она так?

– Ну, может, и скажет… – ответил Маркел.

– Вот видишь! – тихим голосом воскликнул Бельский. – Вот как все славно сходится: чем скорее государь Иван помрет, тем скорее Борис станет государем. Так не Борису ли желать…

И тут Бельский замолчал. Маркел тоже молчал.

– Знаю, знаю, – сказал Бельский, – говорят, что я хочу посадить царем вперед Феодора Димитрия. И ты в это веришь? Веришь, что я совсем из ума выжил? Потому что ну какой из него сейчас царь? Куда ему еще? Его еще от титьки не отняли. А вот прошло еще хотя бы лет пяток, Димитрий бы подрос, ума набрался, и государь Иван, глядишь, однажды взял бы да сказал, что зачем нам Феодор, когда есть Димитрий? Феодор на голову слаб, а Димитрий – вон какой орленок, какой и я когда-то был! Ну весь в меня, пострел! И переписал бы духовную с Федора да на Димитрия. И Годунов это чуял! И надумал упредить. И упредил-таки! Ведь упредил?

– Ну, может быть, – сказал Маркел. – А как он это сделал?

– Вот и тоже гадаю: как? – с жаром сказал Бельский. Потом спросил: – А ты как думаешь?

– Ума не приложу, – ответил Маркел. – Да и кто я такой? Червь!

– Червь! Червь… – повторил Бельский. – Я это вижу! И мои люди доносят: Маркелка по государевым палатам туда-сюда, как червь, туда-сюда, в любую щель пролезет, чего-то вынюхивает, не про государя ли?

– Христос с тобой! – с жаром сказал Маркел. – Кто я такой, чтобы мне такое поручили? Я малая сошка. Вот мне и сказали: иди и узнай, кто лопаря зарезал. Вот я и хожу.

– Теперь можешь не ходить. Теперь ты знаешь, кто.

– Как это знаю?

– Как это не знаешь? – покривился Бельский. – Да все тот же злодей, что и твоего приятеля зарезал. Это годуновский человек, я знаю. Это Годунов его нанял. А если он еще и с моим Васькой снюхался, то, я так думаю, они и против меня что-нибудь злое затеяли. Вот я и отправил Ваську на Мезень, куда подальше. Надо бы его, конечно, вам отдать, да не хочу я раньше времени с Годуновым цапаться. Крепенек он пока что! Подождать надо немного. А там и повалим! Да и Димитрий как раз подрастет. А ты пока вот что: ты узнал, кто лопаря зарезал, и теперь уймись. И пусть твой князь тоже уймется. Вот так прямо сейчас иди к нему и говори: так, мол, и так, Бельский тебе, князь, советует, нет, просто просит уняться. Иди! А то ходишь, ползаешь, снуешь туда-сюда то по царским палатам, то по иноземным подворьям. Кто тебя туда звал-посылал? Зачем? Чего там нюхаешь? Пронюхали там все уже давно, вся вонь развеялась, нюхать больше нечего, англичане уже больше никому не нужны, так и передай Щелкалову, если его вдруг встретишь. Помер царь, и померла их надежда. Ни мне, ни Годунову они не нужны. Но, – тут Бельский спохватился, – это уже не твоего ума дело. Твоего – это сходить к князю Семену и сказать, чтобы он унялся, пока еще есть время. И так же и ты уймись, Маркелка, не суйся не в свои дела, Христом Богом прошу! А то и туда ты, и сюда! Вот даже последнее: о чем вы с Ефремом шушукались? Зачем он к тебе приходил?

– Денег просил. На новую рубаху, – ответил Маркел.

– Ох, Маркелка! – строго воскликнул Бельский. – Смотри ты у меня! Зубы скаль, да не очень раскаливай. А то вырвут тебе зубы вместе с головой!

– Так говорил же он! – сказал Маркел. – Говорил, что люди стали недобро на него поглядывать, на рубаху косить. И спрашивать: отчего это она у тебя такая красная, не от невинных ли кровей? Ну, и он хочет купить себе новую. Новый царь – и новая рубаха.

– А! – сказал Бельский подобревшим голосом. – Вот оно что… Тогда об этом он пускай не беспокоится. Будет ему и рубаха, и деньжат подвалим. И трудов! От нового царя. Царь-то у нас будет новый, тут, как ни верти, старый-то преставился. И дай Бог нам доброго царя, разумного! Не Феодора конечно, и мы тогда заживем. И своих верных слуг не забудем! Так что так и передай Ефрему: пусть не беспокоится. Так же и ты, Маркел. Вот только зарецких стрельцов урезоним. Помогай нам Бог!