Путешествия и приключения капитана Гаттераса - Верн Жюль Габриэль - Страница 61

Будучи, кроме всего прочего, библиофилом, он прочел довольно редкую книгу Крафта, озаглавленную: «Подробное описание ледяного дома, построенного в Санкт-Петербурге в январе 1740 года, и всех находившихся в нем предметов». Все, что он там вычитал, вдохновляло изобретательного доктора. Однажды вечером он даже рассказал товарищам о чудесах ледяного дворца.

– Но разве мы не можем сделать того, что было сделано в Санкт-Петербурге? – спрашивал он их. – Чего нам недостает? Хватит и материала, и творческой фантазии!

– Наверно, это было уж очень красиво? – спросил Джонсон.

– Сказочная красота, дружище! Построенный по повелению императрицы Анны ледяной дом, в котором она справила свадьбу одного из своих шутов в тысяча семьсот сороковом году, был не больше нашего дома. Перед его фасадом стояли на лафетах шесть ледяных пушек, из которых не раз палили холостыми и боевыми зарядами, причем орудия не разорвались. Тут же находились мортиры, рассчитанные на шестидесятифунтовые бомбы. Значит, и мы можем, в случае необходимости, завести у себя артиллерию: пушечная «бронза» у нас под рукой, сама валится с неба. Но искусство и изящный вкус проявились во всей полноте на фронтоне дома, украшенном чудесными ледяными статуями. На крыльце стояли вазы с цветами и апельсиновые деревья, сделанные изо льда. Справа стоял огромный слон, который днем выбрасывал из хобота воду, а ночью – горящую нефть. Ах, какой великолепный зверинец мы могли бы завести у себя, если бы только захотели!

– Что до зверей, – заметил Джонсон, – то у нас их тут хоть отбавляй. Правда, они не ледяные, но очень даже интересные!

– Мы сумеем от них защититься, – воинственно заявил Клоубонни. – Возвращаясь к санкт-петербургскому дому, добавлю, что там были столы, туалетные столики, зеркала, канделябры, свечи, кровати, матрацы, подушки, занавеси, стулья, стенные часы, игральные карты, шкафы – словом, полная утварь и меблировка, и все было искусно вытесано, высечено, вырезано изо льда.

– Так это был настоящий дворец? – спросил Бэлл.

– Великолепный дворец, вполне достойный царицы! О, этот лед! Какое счастье, что провидение создало его, потому что он не только позволяет создавать такие чудеса, но и служит на пользу людям, потерпевшим крушение!

Над оборудованием ледяного дома проработали до 31 марта, то есть до самой Пасхи. Этот день был посвящен отдыху, путешественники провели его в зале, где происходило богослужение и чтение Библии. Все быстро оценили рациональную конструкцию нового жилища.

На следующий день приступили к постройке складов и порохового погреба. На это ушла еще неделя, считая время, потраченное на разгрузку «Дельфина»: разгрузка была сопряжена с затруднениями – в сильный мороз нельзя долго работать на открытом воздухе. Наконец, 8 апреля весь провиант, топливо, порох и свинец были уже на суше, в надежном месте. Склады находились на северной стороне площадки, а пороховой погреб – на южной, шагах в шестидесяти от дома. Возле складов устроили для гренландских собак нечто вроде конуры, названной доктором собачьим дворцом. Дэк вместе с людьми квартировал в доме.

Затем доктор занялся фортификационными работами. Под его руководством площадка была обнесена ледяным валом, защищавшим ее от всякого рода нападений. Получилось нечто вроде естественного эскарпа, и форт был превосходно защищен.

Возводя эту систему укреплений, доктор смахивал на достойного дядюшку Тоби, изображенного Стерном, которого напоминал также своим благодушием и невозмутимым характером. Надо было видеть, как тщательно вычислял доктор угол внутреннего откоса, наклон валганга или ширину банкета. Работа шла легко, ведь материалом служил податливый снег. Славному инженеру удалось соорудить ледяной вал толщиной в целых семь футов. Площадка господствовала над заливом, поэтому не было надобности ни в наружном откосе, ни в контрэскарпе, ни в гласисе. Снежный парапет, огибая площадку, примыкал к обеим боковым стенам дома. Фортификационные работы были завершены к 15 апреля. Укрепление вышло хоть куда, и доктор очень гордился своим произведением.

В самом деле, форт мог бы продолжительное время выдерживать осаду эскимосов, если бы подобного рода враги встречались под этой широтой, но берега были совершенно безлюдны – Гаттерас, производивший съемку побережья залива, не заметил ни малейшего следа эскимосских хижин, которые обычно встречаются в местах, где кочуют гренландские племена. По-видимому, люди, потерпевшие крушение на судах «Вперед» и «Дельфин», первыми проникли в эту область.

Но если не приходилось опасаться людей, то всегда могли напасть звери, и форт должен был защищать от их атак свой небольшой гарнизон.

Глава 7

Картографический спор

За последние недели здоровье и силы Алтамонта окончательно восстановились, он даже мог принять участие в разгрузке судна. Могучий организм наконец взял свое, и бледность лица сменилась здоровым румянцем.

Алтамонт возродился к жизни. Это оказался крепкий мужчина сангвинического темперамента, с ясным умом и твердой волей, типичный американец, энергичный, предприимчивый, смелый, готовый на все. По его словам, он родился в Нью-Йорке и с юных лет плавал по морям. Его «Дельфин» был снаряжен и отправлен в полярную область богатой американской торговой компанией, во главе которой стоял небезызвестный Гриннелл.

Между Алтамонтом и Гаттерасом было немало общего, значительное сходство характеров, но ни малейшей симпатии друг к другу! Черты сходства отнюдь не сближали этих двух людей, впрочем, внимательный наблюдатель живо подметил бы между ними значительную разницу. С виду экспансивный, Алтамонт на деле был менее искренен, чем Гаттерас, он был более уступчив, но не обладал открытой правдивостью капитана, его характер не внушал такого доверия, как суровый темперамент Гаттераса. Раз высказав свою мысль, Гаттерас весь отдавался ей. Американец говорил много, но иной раз нельзя было уловить его мысли.

К таким выводам пришел доктор, долгое время наблюдавший Алтамонта. Клоубонни не без оснований опасался, как бы между капитанами брига «Вперед» и «Дельфина» не возникла вражда или даже ненависть.

Разумеется, из этих двух капитанов командовать должен был только один. Несомненно, Гаттерас имел все основания требовать подчинения со стороны Алтамонта – и как старший и как более сильный. Но если первый стоял во главе своего экипажа, то второй находился на своем корабле. И это уже давало себя знать.

Из каких-то соображений или инстинктивно Алтамонт сблизился с доктором, которому был обязан жизнью, но и к этому достойному человеку он испытывал скорее симпатию, чем благодарность.

Так уж всегда бывало с доктором: друзья вырастали вокруг него, как колосья под лучами солнца. Говорят, иные люди из кожи лезут, чтобы нажить себе врагов, но доктору и это не помогло бы.

Воспользовавшись расположением Алтамонта, доктор постарался узнать истинную цель его полярного плавания. Но американец, наговорив много, в сущности ничего не сказал и вернулся к своей излюбленной теме – Северо-Западному проходу.

Доктор подозревал, что экспедиция Алтамонта имела совсем другую цель, именно ту, которой так опасался Гаттерас. Поэтому он решил не допускать соперников до споров на эту щекотливую тему. Однако это ему не всегда удавалось. Самый безобидный разговор мог ежеминутно уклониться в сторону, и любое слово могло вызвать столкновение между соперниками.

И вскоре это столкновение произошло. Когда постройка дома была закончена, доктор решил отпраздновать это событие торжественным обедом, ему пришла блестящая мысль воскресить на полярном материке европейские обычаи и развлечения. Бэлл весьма кстати подстрелил несколько куропаток и белого зайца, первого предвестника близкой весны.

Пиршество состоялось 14 апреля, в воскресенье. Погода стояла ясная и бесснежная, но мороз не смел вторгаться в ледяной дом: весело гудевшие печи живо бы с ним расправились.

Пообедали плотно: с удовольствием ели свежее мясо вместо надоевшего пеммикана и солонины, чудесный пудинг, приготовленный доктором, был дважды вызван на сцену. Ученый кок, в фартуке и с ножом у пояса, сумел бы угодить самому лорд-канцлеру.