Когда наступит вчера - Свержин Владимир Игоревич - Страница 69

– Младенец? – не удержавшись, выпалил я.

– Э-эх! Глупая твоя головушка, а еще одинец! Мысли глубже! Утро вечера мудренее, а я, что надо, сказал.

Вдохновенный Кудесник поднялся было, намереваясь, вероятно, досмотреть во сне все, чего не увидел в чародейском блюде, но смежить очи в ближайшее время ему было не суждено.

– Деда! – требовательно окликнула умудренного Нычкой старца Оринка. – Поглянь-ка сюда! – Она указала главе рода Нашбабецосов на лежащего без чувств Финнэста. Вовремя наведенные чары спасли и его, и Вадима с Вавилой, от гибели в дорожной катастрофе, но, кажется, парень был очень плох. Губы бедолаги едва шевелились, и, лишь наклонившись к самому лицу бедолаги, можно было услышать все ту же странную просьбу найти ему затерявшуюся мышь.

– Суженый это мой, – пояснила ведуну Оринка, печально гладя витязя по растрепавшимся волосам.

– Уж больно он умишком скорбен, – кряхтя, с явным неудовольствием произнес почтенный старец. – Нешто лучше парня не сыскалось?

– Недуг у него – злым колдовством наведенный! – вспыхнула юная прелестница. – Нелюдь бездушный, Макрас из Офты, изъял светлый разум его, а все едино, доподлинно мне ведомо, что он – суженый мой. Я лик его в заветной воде видала тем самым утром, – она замялась, – когда гости заезжие в наш лес пожаловали.

– Че за на фиг?! – Валявшийся у костра Вадюня возмущенно повысил голос, так что уши спящего на крыше повозки грифона сами по себе встали торчком. – Я типа не врубаюсь! Ты че, нас в натуре прокинула?! Мы тут, ля-ля тополя, морда в пене, короля ищем, а ты, если по жизни, без базара говорить, с нами урулила, чтобы лямуры хороводить?! А туда же: «Мы типа за базар отвечаем! Мы конкретно с Самим на связи!»

– Охолонь, витязь! – гневно сдвигая брови, прервал исколотого ревностью Вадима дед Пихто. – Кудесники лишнего не скажут. Коли уж вещий язык произнес что – так, стало быть, оно и есть. Сей молодец, хоть ныне разумом слаб да недужен, свое дело в нужный час сделает. А ты и то себе в голову возьми, что когда б ни увязалась внучка моя с вами, то и меня на дороге лесной нонче бы не оказалось. Не желаешь ли еще разок, для вразумления, о дуб-столеток с разгону шмякнуться?!

Вадим, не обрадованный предложением спасителя, обиженно пробубнил что-то себе под нос и, с натугой поднявшись, побрел в темноту, чтоб в гордом одиночестве переварить нежданное «вероломство» подруги.

– Молодо-зелено! – глядя вслед несостоявшемуся преемнику Барсиада II, вздохнул Кудесник. – Ну, да ладно: перемелется – мука будет, а мы пока хворым займемся.

Он приподнял пальцами веки Финнэста, точно надеясь отыскать последние остатки разума в скрытой части глаз:

– Эх, бедолашный! – Дед Пихто обернулся к внучке. – Нешто и впрямь Макрос из Офты заклятие наложил?

– Он самый, – подтвердила Оринка. – Токмо без заклятия дело было. Превращательной сетью он витязя опутал.

– Вон оно как! – Нашбабецос забрал длинную седую бороду в кулак. – Ишь ты, сеть превращательная! Слыхать, краем уха слыхивал, а воочию зрить не доводилось. Поглядим, что сделать можно.

Ведун открыл холщовую суму и достал оттуда некое приспособление, что-то среднее между стетоскопом доктора Айболита и дудкой для заклинания кобр. В голове у меня живо нарисовалась картина: Нашбабецос, скрестив по-турецки ноги, извлекает из своего магического инструментария заунывно-протяжную мелодию, а из Финнэста, точно зачарованный музыкой аспид, выползает обуявший его злой дух. Но действительность превзошла все ожидания. Дед Пихто наклонился к яме, в которой горел костер, и начал втягивать дым, точно коктейль из высокого бокала.

– Это он чего? – прошептал я, обращаясь к Оринке, но та лишь поднесла палец к губам, не желая тревожить целителя. Затем в руке старца невесть откуда взялся пучок какой-то сильно пахнущей травы. Дурманящий аромат, стелясь, пополз по лесной прогалине, проникая в ноздри и туманя мозги.

– А это еще что? – полюбопытствовал я, но вновь не удостоился ответа.

Вместо слов дед Пихто поднес свой магический агрегат к лицу заблудившегося в поисках мыши витязя и выдохнул клуб дыма сквозь свой засушенный букет. Полупрозрачная белесая пелена окутала голову гридня, точь-в-точь недавний туман.

– Ну-тка, что тут? – Кудесник начал пристально вглядываться в окружающую Финнэста дымку. – Ага, вот! Глянь-ка!

Эти слова относились к Орине, но я так же без труда разглядел то, на что указывал мудрый старец. Тусклый, едва светящийся лучик, чуть толще обыкновенной нити, пульсируя, тянулся от левого виска куда-то прочь, в ночную тьму. След его прерывался там, где заканчивалась навеянная Кудесником дымка, но, по всему видать, тянулся он в неизвестное далеко.

– Вот она, привязка! Сыскалась! Отсель к превращательной сети ниточка тянется!

– А пресечь ее можно? – скороговоркой произнесла девица-красавица.

– Напасть, ранее неведомая, – развел руками дед Пихто. – Поди, никто еще доподлинно не знает, как сию беду обороть. Что могу, я на нем испробую, но ежели не осилю злого чародейства – не обессудь. Одно скажу наверняка: слыхивал я, имеются такие земли в наших краях, где всякое чародейство сил лишается. Зовутся они Неконекты, а вот где искать их – не ведаю. Но лишь там суженый твой вмиг себя обретет.

– А ну, стой! – раздался из темноты грозный рев Вадима, похоже, отыскавшего в лесу козла отпущения. – Куда щемишься, остапужало хреново? Замочу, в натуре!

Глава 25

Сказ о том, что все не станет на свое место, пока оно занято другими

Ночная тишина – приют для пустопорожних страхов. Всякий ежик, пробежавший по сухой листве, мнится крадущимся тигром, а вскинувшаяся от дурного сна птица – не менее, чем притаившимся драконом. Бог весть кого из этих «хищников» учуял в потемках Вадим, но, судя по его мрачному настроению, он был готов задать трепку любому, кто подвернется под руку.

– Эгей! – упреждающе раздалось из темноты. – Не дури, витязь!

У меня отлегло от сердца. Прозвучавший в ночной тиши голос, к нашей радости, принадлежал сотруднице Волшебной Службы Охраны, верной боевой подруге – очаровательной Делли, дочери Илария. Еще не стих звук этих слов, как деревья и разросшиеся под их кронами ветвистые кустарники осветила вспышка магического огня. В сиянии, залившем лес, была отчетливо видна устало бредущая фея с вороным конем в поводу.

– Во, блин! – Настроение Злого Бодуна заметно улучшилось. – Делли! Ну, зашибись!

Трудно представить себе, как именно могущественная чародейка восприняла столь неординарное пожелание, но в любом случае виду она не подала.

– Ох, притомилась! – подходя к костру, с треском поедающему хворост, проговорила фея. – Насилу вас отыскала! Знатно следы замели. Когда б лесовики не поведали, что вы с золотою казною утекли, кто знает, сколько б по чащобе плутала.

– А при чем тут в натуре голда? – с недоумением спросил у «вернувшейся в семью» Ратников.

– Нешто не ясно? – Делли покачала головой. – Лесовики-то – народ приметливый. Всяк свой пенек, свою травинку от корней чует. И Златовьюн Бурая Шапка промеж них не последний. Хоть и робок, да ремесло свое знатно разумеет. Такую-то уйму золота он верст за сто приметит!

– Н-да. – Я скривился. – Следок неприметный, но ясный. Хорошо еще, что кто другой не сообразил искать нас таким способом!

– Не дело молвишь! – принимая из рук Оринки лепешку с козьим сыром, покачала головой Делли. – Кому другому Златовьюн, поди, и не покажется, а уж к злату так и вовсе не приведет. Да и недосуг было нынче ворогам за вами погоню снаряжать.

– Отчего так? – оскорбился я столь явным пренебрежением.

– Поважнее дела сыскались. Нынче, как сеча промеж Юшкой и Кукуевым сыном завязалась, я уж было понадеялась, что сложат они свои головы на безымянной просеке или же хоть раны какие получат, чтоб субурбанскую землю на клочья не раздирать. Оно бы и к лучшему, ан нет! Как вы знак подали, я разом из виду пропала, а Юшка, сообразив, что его в засаду, точно щегла в силок, заманили, вмиг коня поворотил да с малой дружиной наутек пустился. А вровень с ним Ян Кукуевич. Оба к Елдину первыми норовят поспеть.