Сеятель бурь - Свержин Владимир Игоревич - Страница 28

– Лис, а ведь ты, похоже, прав! – Я хлопнул себя ладонью по ноге. – Как я раньше не додумался! Вспомни лагерь на Миссисипи, где Бонапарт рассказывал о юношеском заговоре, в который играли курсанты Бреенской школы.

– Ага-ага, – обрадованно заторопил меня Лис, – это то, как он себя без лишней скромности Цезарем прозвал?

– Как показала жизнь, скромность ему как раз была совершенно ни к чему. Но речь о другом. Я подозреваю, что Север – это прозвище все из той же Бреенской школы.

– С чего бы это вдруг? – не понимая логики моих построений, удивился Сергей. – Где Цезарь, а где Север?

– Север там же, где и прежде, – успокоил я друга, – но здесь, по всей видимости, речь идет не о географическом понятии, а о римском императоре Септимии Севере, известном военачальнике и энергичном государственном деятеле. Он был основателем целой династии Северов, но, вероятнее всего, речь идет о нем, а не о ком-либо из его потомков.

– Ну, предположим, ты прав. И что теперь? Бежать, роняя тапки, искать выпускников Бреенской военной школы и под видом корреспондентов «Ревю Паризьен» выпытывать у них школьные клички бывших учеников?

– Не стоит, – покачал головой я, придавая лицу загадочное выражение. – Я, кажется, могу сказать, о ком идет речь.

– Оба-на, выход в ноосферу через заднее крыльцо! Тряхни премудростью, Капитан, потешь замершую публику. Я уже приготовил ладони для рукоплесканий.

– Так вот в династии Северов лишь один ее основатель имел это странное прозвище не как родовое, а как личное. И означает оно «суровый», что вполне соответствовало характеру владыки Рима. Итак, нам известно доминирующее качество.

– Ну давай, не томи! – поморщился Лис. – Я ж по глазам вижу, шо ты уже прощелкал не тока доминирующее качество, но и доминошное количество.

– Конечно же, – обнадежил я. – Но должен же я насладиться моментом! Так вот у Наполеона в Бреенской школе действительно был приятель, отличающийся военными дарованиями, несгибаемой стойкостью, энергией и, как я уже имел честь заметить, суровостью, граничащей с крайней жестокостью. Это Луи Николя Даву! Если в этом мире не произошло чего-нибудь экстраординарного, то этот бреенский заговорщик в этом году должен был получить звание маршала Франции.

– И шо, по-твоему, разлука не убила нежных чувств? – радостно изображая обещанные аплодисменты, начал Лис. – Маршал Даву по-прежнему в одной упряжке со школьным корефаном?

– А почему нет? Много лет назад в какой-нибудь промозглой бреенской казарме они мечтали о переустройстве мира, и теперь время дает им этот шанс.

– Складно все лепится, Капитан. Значит, теперь у нас в руках есть ниточка. Ну что, сообщаем о твоем открытии Елипали?

– Почему бы нет? – Я широким жестом дал себе разрешение поделиться с начальством результатами своих изысканий, но едва успел поднести руку к груди, чтобы активировать закрытую связь, как в дверь шале застучали. – На всякий случай приготовь пистолеты, – бросил я Лису, направляясь к двери.

– А то б я сам не додумался, – хмыкнул мой напарник.

Мои пальцы легли на крючок засова, и сердце наполнилось трепетным ожиданием. Я уже предвкушал, что за дверью. Закутавшись в собольи меха, стоит замерзшая русская красавица, которую я тут же веду к жаркому камину и предлагаю горячего вина со специями, чтобы согреться…

Мои надежды не сбылись ни в едином пункте. Мех оказался лисьим. Обряженный в сшитую из шкур лесных хищников шубу мужчина уж никак не мог быть Екатериной Павловной. И вместо того, чтобы пройти к камину, он заявил с уважительным низким поклоном:

– Вас ждут, господа.

Глава 9

В глазах строителей империи люди являются не людьми, а инструментами.

Я смерил взглядом почтительного незнакомца. Честно говоря, мы ожидали увидеть здесь не его, но, в конце концов, эпоха романтизма диктовала свои условности, и возвышенность нравов требовала покровов таинственности для самых обыденных дел.

– Шо, – послышался насмешливый голос Лиса, – гонец из Пизы?

Пришедший бросил на моего спутника недоуменный взгляд, но сделал вид, что прозвучавшие слова к нему не относятся.

– Этот господин с вами?

– Конечно, – пожал плечами я. – Вас что же, не предупредили?

– Нет. – Человек в лисьей шубе отрицательно покачал головой. – Мне было велено встретить вас здесь и проводить в нужное место. Полагаю, нет нужды знать ни имен, ни обстоятельств. Поверьте, моя скромность хорошо оплачена.

– Что ж, – я расправил грудную клетку, – в таком случае не будем медлить. В путь, таинственный проводник!

Немногословный гость сделал короткий жест рукой, призывая нас от теплого очага на мороз.

Навьюченные кони проваливались в глубокий снег, а потому ехать верхом не представлялось возможным. Оставалось двигаться пешком, ведя коней в поводу. Скрип под сапогами свидетельствовал о том, что температура воздуха продолжала падать, а уходящее солнце наводило на мысль о морозе, который из «скрипучего» вскоре намеревался стать «трескучим».

– Невольно чувствую себя партизаном Ковпака, – на чистейшем иностранном языке вещал Лис, не желая смущать откровениями нашего гида. – Буквально от Карпат до Путивля! Так и вижу: щас появится железная дорога, фрицы пачками, а мы, затаившись под красным флагом, конспиративно рвем железку в клочья. И потом из автоматов – «тра-та-та-та»! Получи, фашист, крестов на память! Я в детстве читал об этом с большим удовольствием.

– Не забывай, что фрицы здесь на нашей стороне. – Я поспешил восстановить историческую справедливость.

– Да ну, это частности, – отмахнулся мой напарник. – А если честно, меня это печальное обстоятельство круто напрягает. Война, конечно, давно была, но вот не люблю я немцев, хоть тресни.

– Сергей, – пристыдил его я, – это было в другом мире, другие люди. К тому же здесь той войны еще не было и она, вполне может быть, не произойдет. А кроме того, мы не в Германии, а в Австрии.

– Спасибо за географическую справку, – поморщился Лис. – Между прочим, фюрер тоже австрияком был.

– При чем здесь это? – спросил я в недоумении.

– Ни при чем, к слову пришлось. Хотя нет, при чем! Вот скажи, куда нас ведет этот доморощенный Сусанин? Какого рожна твоей княгине потребовалась такая конспирация? Она что же, в память о муже решила повторить в нашем исполнении переход Суворова через Альпы?

– В каком смысле? – не понял я.

– А в таком, что к дороге следовало бы спускаться вниз, а мы шо те пингвины – гребем по снегу в горы. Это нормально?

– Ты же знаешь, в горах прямая дорога не самая короткая.

Лис только вздохнул, подергивая уздечку своего коня:

– Ну, шо ты тормозишь? Иди, неживой, а то, глядишь, на фрицевскую засаду нарвемся.

Уже было совсем темно, когда дорога через заснеженный лес вывела нас к распадку, по которому четко прорисовывалась колея от полозьев саней.

– Уже недолго. Скоро прибудем, – обнадежил нас проводник, и это была самая длинная фраза, которую он произнес за время пути.

Действительно, не прошло и двадцати минут, как за поворотом, должно быть, пересохшего в незапамятные времена горного потока перед нами возник небольшой, аккуратный, точно сошедший с рекламной открытки замок. Несмотря на его удлиненные готические формы, мне отчего-то казалось, что это тоже дань романтической моде, и построен он каким-нибудь чудаковатым аристократом совсем недавно.

В замке, вероятно, нас уже давно ждали. Едва мы поравнялись с воротами, как они без всякого сигнала или окрика отворились, и слуги, судя по манере действовать безмолвно – близкие родственники нашего провожатого, приняли заледеневшие поводья из рук гостей.

– Зачудительное место для свидания, – оглядываясь, констатировал Лис. – Капитан, ты, часом, не знаешь, зачем ее светлости понадобилась такая драматическая обстановка? Шо ты ей такого наговорил в мое отсутствие?