Трехглавый орел - Свержин Владимир Игоревич - Страница 31

Я, конечно, бросил взгляд в указанном направлении, но, честно говоря, центнер лорда Баренса настолько занимал мое внимание, что до полировки камней мне не было никакого дела. Мы поставили носилки у стены. Василий Колонтарев взял со стола, расположенного посреди ложи, короткий жезл, изукрашенный магическими значками, и навел его на стену, словно пульт дистанционного управления. Впрочем, таким пультом жезл на самом деле и являлся. Стена с тихим шипением ушла в сторону, открывая знакомую уже обстановку камеры перехода.

– Ну что, заносим? – произнес мой напарник, кладя жезл.

Мы подхватили носилки и поставили их на пол камеры. Я хотел сказать что-нибудь на прощание моему наставнику, но, накачанный обезболивающим, он заснул, и я не решился его беспокоить. В конце концов, вскоре после операции он снова будет здесь, а вот где будет носить меня, одному богу известно.

– Может, переночуешь? – спросил меня хозяин, когда мы оставили за спиной святилище вольных каменщиков.

Я покачал головой.

– Никак не получается. Завтра в Петербурге дел выше головы. К тому же я ушел из дома еще до обеда, отправляясь на аудиенцию, и с тех пор от меня ни слуху ни духу. Боюсь, что герцогиня Кингстон, зная мою манеру ведения дел, уже весь Петербург на уши поставила. А вот Редферн пусть переночует, а поутру возвращается. По таким дорогам ночью, да еще во время дождя лучше не ездить. Впрочем, они и днем-то не намного лучше.

– Ну, как знаешь, – развел руками Колонтарев. – Пойдем на конюшню, подберем тебе доброго коня, чтобы не стыдно было галопировать по нашим дорогам. Ну и… закусим на дорожку чем бог послал.

Я выехал в Петербург и проклял все. Неверную погоду Северной Венеции, чрезмерную русскую кухню, способную живо превратить здорового человека в масонский экспонат, то хлюпающее под ногами скакуна нечто, именующееся русской дорогой. Епанча, призванная защищать меня от дождя, промокла в считанные минуты. Даже не промокла, а просто всосала висевшую в ночном воздухе сырость. Не знаю, водились ли в этих краях волки, но думаю, стук моих зубов, сопровождающий эту, с позволения сказать, скачку, мог начисто отбить у них охоту приближаться к дороге на расстояние прямой слышимости. Дождевая взвесь висела над землей, опускаясь сверху низкими свинцовыми тучами и вползая наверх не то туманом, не то паром, не то уж черт знает чем.

Когда где-то впереди послышался грохот падающей повозки, я невольно похвалил себя за решение оставить Редферна в имении Колонтарева. Вслед за грохотом и треском падения послышался смачный каскад отборной местной ругани, способный разозлить и обидеть сколь угодно добродушного невидимого хозяина этой дороги. Я не слишком знаком с тем, что ученые называют фольклором, и уж во всяком случае, с фольклором российским. Но у нас в Англии всегда железно соблюдалось правило: никогда ни за что не ругать дорогу, уж во всяком случае, вслух, если, конечно, желаешь добраться до цели. Судя по высказываниям, доносившимся до меня, неизвестные до цели добираться явно не собирались.

Я подъехал поближе. Запряженный двуконь возок торчал из кювета, демонстрируя вынужденным зрителям пару перемазанных грязью колес. Еще одно колесо унылого вида кучер пытался вытащить из-под опрокинутой повозки. Зрителем, в прямом смысле этого слова, был один лишь я, остальные присутствующие – четверо драгун во главе с офицером – являлись прямыми участниками дорожной драмы.

– Ты и ты, – орал взбешенный офицер. – Быстро в лес. Срубите пару молодых деревьев да наберите хворосту под колеса бросать. Шевелитесь, канальи! Будете возиться, запорю! А вы, два идиота, что стали пнями, быстро поднимайте повозку! Ставь колесо, козья морда! – рычал он.

– Вам нужна помощь, сударь? – спросил я на безукоризненном русском, полагая, что в данный момент из всех иностранных слов в памяти бравого вояки остались только бранные.

– Проваливай, прохвост! – выкрикнул тот, не удостаивая меня даже взглядом.

Он в два шага преодолел дистанцию, отделявшую его от дверцы кареты, рывком распахнул ее и буквально выкинул молодую женщину в длинном темном платье с грубым капюшоном на голове.

– Мои драгуны будут надрываться, а ты отдыхать?! А ну пошла вон, стерва! Помокни-помокни, небось не сахарная.

Несчастная пролетела, скользя в грязи, разделявшее нас расстояние и едва удержалась на ногах, уткнувшись лицом в круп моего коня.

– Помогите, мсье, – пролепетала она по-французски. – Я жертва произвола. Они убьют меня.

Я не заставил себя упрашивать. Не люблю, когда тиранят женщин, тем более молодых и красивых. И когда меня обзывают прохвостом – тоже не люблю. Одной рукой подхватив хрупкую фигурку бедной арестантки, другой я обнажил шпагу и от души двинул, словно кастетом, в ошеломленное лицо караульного офицера. Он рухнул, не охнув, мордой в грязь. Я что было сил дал шпоры дареному коню, надеясь оторваться как можно далее, пока драгуны сообразят, что произошло и что им надлежит предпринять в этакой обстановке.

Колонтарево вновь встречало нас лаем собак и немыми слугами.

– Решил-таки вернуться? – с порога спросил меня хозяин поместья. – Ба, да ты не один! Вальдар, кто это? – услышал я на канале связи. – Где ты ее нашел, она же в кандалах?!

– Я ее не нашел, а отбил у драгун. А вот кто она, поинтересоваться не успел. Василий, мы промокли до костей. Нам нужно обсохнуть и, – я посмотрел на руки незнакомки, скованные массивной цепью, – пожалуй, сменить одежду.

– Нет, ну я тебя понимаю, она прехорошенькая, но все-таки… похитить заключенную, зачем тебе эти неприятности? Сударыня, прошу простить моего друга. Он, видимо, так отсырел, что забыл представить меня вам. Здешний помещик Василий Колонтарев.

– Графиня Елизавета Орлова-Чесменская, – по-французски, но как-то певуче, на итальянский манер, ответила наша гостья.

Я едва сдержался, чтобы не сесть в изнеможении на ступеньки. Моя связь с семьей Орловых казалась неразрывной, как «нежные» отношения между Англией и Шотландией. Однако арестовывать супругу за грехи ее мужа, по мне, – некоторый перебор.

– Вальдар, ты знаешь, кого похитил?!

– Увы, прекрасно слышал, уши на месте. Жену графа Орлова.

– Уши твои подадут государыне на завтрак запеченными в тесте вместе с твоими мозгами. Если, конечно, кто-то узнает о твоей выходке. Ты что, до сих пор не понял, это же та самая самозванка… Ну, помнишь, я передавал. Претендентка на трон Екатерины! Проходите, проходите, сударыня. Садитесь поближе к огню. Сейчас слуги принесут инструменты, и мы позаботимся о ваших браслетах. Для нас честь принимать вас у себя, ваше сиятельство. Вальдар, что ты намерен делать дальше? Если станет известно, что самозванка была здесь, российской резидентуре кранты.

– Что же ты предлагаешь, по этому поводу выгнать ее?

– Ты с ума сошел! Она дойдет до первого поста, а дальше дай нам бог добежать до камеры перехода.

– Попробую ее спрятать, – неуверенно начал я, лихорадочно размышляя над возможностью такого маневра. Думаю, попытка скрыть в кармане зажженную сигарету была бы куда успешней.

– Попробуй, попробуй. Но ты меня извини, я вынужден сообщить об этом в Институт. Побег самозванки сам по себе факт из ряда вон выходящий, а с нашей помощью и подавно. Ох, ну и задал ты задачку!

Вернулся слуга, посланный за инструментом, и хозяин занялся освобождением пленницы от оков.

– Я весьма благодарна вам, господа, – проговорила-пропела графиня Орлова. – Вы спасли не только мою жизнь, но и мою честь. И дали мне еще одну возможность очистить свое имя от той грязи, которой замарала его самозванка, сидящая на троне.

– Ну, пошло-поехало! Нажил ты себе, Вальдар, геморрой на задницу. Ты, брат, этих конвоиров в лицо запомнил? На тот случай, если тебе придется их искать.

– Зачем? – недоумевая, поинтересовался я.