Сотканный мир - Баркер Клайв - Страница 109

Бич, так она называла его.

Для уничтожения ясновидцев ему потребуется союзник, а что может быть лучше безымянной силы, от которой они скрываются уже целую вечность?

Теперь им негде скрыться. У них больше нет Сотканного мира, куда они могли бы спрятаться. Если Шедуэлл сможет отыскать Бича и пробудить его от сна в той пустыне, с помощью монстра он сумеет нанести решающий удар.

Бич. Шедуэллу чрезвычайно нравилось само звучание этого слова.

Однако еще больше ему понравится тишина, которая воцарится, когда его враги обратятся в прах.

V

Недолгое затишье

Кэл был счастлив немного поспать, понежиться в объятиях ласковых рук и ласковых слов. Медсестры приходили и уходили, появлялся доктор, улыбался ему сверху вниз и обещал, что все будет хорошо. Де Боно стоял рядом с врачом, тоже улыбался и кивал.

Ближе к ночи Кэл очнулся и увидел рядом с собой Сюзанну. Она произносила слова, которых он не мог понять, потому что слишком устал. Он заснул счастливый, оттого что она рядом, но, когда проснулся, ее уже не было. Он спросил, где Сюзанна и где де Боно, и ему ответили, что они вернутся, а ему нельзя переутомляться. Поспите, говорила сестра. Поспите, а когда проснетесь, все будет хорошо. Он смутно сознавал, что если последует этому совету, то предаст тех, кого знает и любит, но его замутненный разум не мог вспомнить, кого именно. Поэтому он сделал так, как говорила сестра.

Его сон был полон видений, и в этих снах он чаще всего исполнял главную роль, хотя не всегда являлся в своем привычном виде. Иногда он становился птицей, иногда деревом, и ветви его тяжело склонялись от множества плодов, в каждом из которых был заключен маленький мир. Иногда он был ветром или чем-то похожим на ветер. Он мчался, невидимый и могучий, над землей, составленной из обращенных к небу лиц — лица-скалы, лица-цветы — и потоков, в которых он знал по имени каждую серебристую рыбку.

А иногда ему снилось, что он умер; он плыл по бескрайнему океану из черного молока, пока кто-то невидимый и могущественный срывал звезды у него над головой, кидал вниз, а они падали по широкой дуге и пели на лету.

Какой бы умиротворяющей ни казалась эта смерть, Кэл сознавал, что она ему всего лишь снится из-за ужасной усталости. И что снова придется проснуться.

Когда это случилось, у его постели сидел Нимрод.

— Тебе не о чем беспокоиться, — заверил он Кэла. — Никто не будет задавать тебе вопросы.

Язык плохо слушался, но Кэл все-таки сумел выговорить:

— Как тебе это удалось?

— Маленькое волшебство, — сказал Нимрод, даже не улыбнувшись. — Время от времени мне еще удаются небольшие обманы.

— Как вообще дела?

— Скверно, — последовал ответ. — Все в трауре. Лично я не выставляю свое горе напоказ, поэтому на меня косо посматривают.

— А Сюзанна?

Он посмотрел уклончиво.

— Мне лично она нравится, — сказал он. — Но ей никак не договориться с семействами. Когда они не скорбят, они спорят друг с другом. До чертиков надоели их свары. Иногда я даже подумываю, не отыскать ли мне снова Маргарет. Позабыть о том, что я ясновидец.

— Ты не сможешь.

— Да ты сам подумай. Нет смысла обманывать себя, Кэл. Фуга погибла окончательно и бесповоротно. Надо как-то устраиваться. Пора воссоединяться с чокнутыми, и пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Господи боже, да нас никто даже не заметит! Сейчас в Королевстве и без нас есть чему удивляться. — Он махнул рукой на телевизор в углу. — Каждый раз, когда его включаю, там показывают что-нибудь новенькое. То одно, то другое. Может быть, я даже отправлюсь в Америку. — Он снял солнечные очки. Кэл уже успел позабыть, какие необычные у него глаза. — В Голливуде человек с моими данными пришелся бы кстати, — сказал он.

Несмотря на тихое отчаяние Нимрода, Кэл не смог сдержать улыбки. А может быть, он прав? Может быть, у ясновидцев нет иного выбора, кроме как расселиться по Королевству и по возможности примириться с новой жизнью.

— Мне пора идти, — говорил между тем Нимрод. — Сегодня большое собрание. У всех будет право высказаться. Скорее всего, на это уйдет целая ночь.

Он пошел к двери.

— Я не уеду в Калифорнию, не попрощавшись, — заверил он напоследок и оставил больного в одиночестве.

Два дня миновало, а никто не приходил. Кэл быстро шел на поправку. Наложенное Нимродом заклятие, судя по всему, подействовало на персонал клиники: никто не сообщил в полицию о пациенте с огнестрельным ранением.

К вечеру третьего дня Кэл понял, что совершенно выздоровел, поскольку он начал скучать. По телевизору — новой любви Нимрода — шли только «мыльные оперы» и второсортные фильмы. Как раз второе, меньшее из двух зол, и передавали, когда открылась дверь палаты и вошла женщина в черном. Кэл не сразу сумел узнать в посетительнице Апполин.

Не успел он поздороваться, как она произнесла:

— Времени на разговоры нет, Кэлхоун…

Затем подошла к крови и протянула Кэлу сверток.

— Бери! — сказала она.

Он послушался.

— Мне уже пора бежать, — продолжала Апполин. Ее лицо смягчилось, когда она взглянула на него. — У тебя усталый вид, мальчик мой, — заметила она. — Отдохни как следует! — И с этими словами направилась к двери.

— Стой! — воскликнул Кэл.

— Нет времени! Совершенно нет времени! — отозвалась Апполин и исчезла.

Он снял веревку и оберточную бумагу со свертка и обнаружил внутри книгу сказок, которую Сюзанна нашла на Рю-стрит. К книге прилагалась наспех нацарапанная записка.

Кэл!

Сохрани для меня эту вещь, ты ведь сможешь? Ни при каких обстоятельствах не упускай ее из виду. Наши враги все еще охотятся за нами. Когда опасность минует, я разыщу тебя.

Сделай это ради всех нас.

Целую.

Он перечитывал записку снова и снова, тронутый сверх всякой меры прощальными словами: «Целую. Сюзанна».

Однако он был сбит с толку указаниями: книга показалась ему ничем не примечательным изданием, обложка оторвана, страницы пожелтели. Текст на немецком языке, с которым он совершенно незнаком. Даже иллюстрации какие-то темные, полные теней, словно мало ему теней, отравляющих жизнь. Но если Сюзанна хочет, чтобы он сохранил книгу, он так и сделает. Она мудра, и не следует относиться к ее просьбам легкомысленно.

После визита Апполин больше никто не приходил. Хотя Кэл нисколько этому не удивлялся. Апполин очень спешила, и еще большая поспешность ощущалась в записке Сюзанны. «Наши враги все еще охотятся за нами». Если она так сказала, значит, это правда.

Его выписали через неделю, и он отправился обратно в Ливерпуль. Дома почти ничего не изменилось. Трава по-прежнему не желала расти на клочке выжженной земли, где погибла Лилия Пеллиция, поезда по-прежнему ходили на север и на юг, фарфоровые собачки на окне столовой по-прежнему глядели на своего хозяина, но наградой за преданность им был лишь слой пыли.

Та же пыль покрывала записку, которую оставила на кухонном столе Джеральдин. В этом коротеньком письме говорилось, что, пока Кэл не начнет вести себя как разумный человек, он может не рассчитывать на ее общество.

Его дожидались еще несколько писем. Одно было от начальника отдела его фирмы: он спрашивал, куда запропастился Кэл, и сообщал, что если тот желает сохранить свое место, ему необходимо как можно скорее предоставить объяснения. Письмо датировалось одиннадцатым числом, а сегодня было двадцать пятое. Кэл решил, что его уже уволили.

Он не чувствовал никакого огорчения по поводу того, что стал безработным, и по поводу отсутствия Джеральдин тоже. Ему хотелось остаться одному и неспешно подумать обо всем случившемся. Хуже того, он обнаружил, что ему вообще сложно что-либо чувствовать. Шли дни, он пытался как-то упорядочить свою жизнь и быстро понял, что пребывание в Вихре оставило на нем болезненные отпечатки. Как будто силы, вырвавшиеся из храма, отыскали дорогу внутрь его души и превратили в пустыню ту ее часть, где некогда было место для слез и сожалений.