Дюна: Пауль - Герберт Брайан - Страница 53

53

Когда-то они выбрали друг друга не только по политическим причинам, но и по взаимной симпатии. Их свадьба состоялась почти одновременно со свадьбой императора Шаддама и его первой супруги Анирул. Церемония первого бракосочетания привлекла куда меньше внимания, чем второго, кроме того, она не была столь же живописной и зрелищной. Правда, брак графа оказался куда долговечнее брака императора.

Кинжал с золотой рукояткой, врученный Фенрингу башаром Гароном от имени низложенного императора, как предложение примирения лежал на письменном столе. Временами Фенринг смотрел на кинжал и думал о неуемном стремлении Шаддама снова заполучить трон золотого льва. Даже несмотря на то, что Пауль Муад’Диб причинил человеческой цивилизации ужасающий вред, граф не думал, что его друг Коррино окажется лучшей альтернативой. Нет, увольте, у него и Марго были совершенно иные планы.

Занимаясь любовью с Марго, Фенринг представлял себе массу приятных вещей. Нет, он не рисовал картины своих совокуплений с другими женщинами. Граф Фенринг вспоминал биение горячей крови в пальцах, волнение при выборе подходящего орудия для отправления своего ремесла. Если после очередного убийства у него было достаточно времени, граф наслаждался глубоким, как у бургундского вина, цветом жизненной эссенции поверженного противника. Он любил смотреть, как кровь вытекает из тела, сливается в лужу и, поблескивая, искрится даже в сумерках. Кровь как будто хотела снова впитать в себя жизнь, но потом она останавливалась, свертывалась и твердела, теряя сверкающий блеск. Даже Шаддам не знал, скольких людей убил на своем веку Хазимир Фенринг.

Первое свое убийство он совершил в куда более нежном возрасте, чем мог себе вообразить патриарх Дома Коррино. Фенрингу было тогда всего четыре года. Четыре! Граф до сих пор гордился тем своим подвигом, так как он означал, что даже в таком юном возрасте он был способен узнавать своих врагов. Дворовый подросток, которого он тогда заколол, заслуживал такой участи, ведь он пытался растлить четырехлетнего ребенка. Даже тогда, будучи совсем маленьким, он сумел разгадать истинные намерения за лживыми словами и посулами и воткнул в живот парню свой карманный нож. Силой воли Фенринг всегда восполнял недостаток силы физической в столкновениях с более мощными противниками. Юный Фенринг тогда нанес врагу более сотни ран, прежде чем усмирил свою ярость. Парень скрывал от всех свою нестандартную ориентацию, и поэтому никто не заподозрил четырехлетнего ребенка.

Он шумно вздохнул, яркое воспоминание отозвалось сотрясшей тело дрожью. Марго, прижавшись к мужу, приноровилась к его движениям так, чтобы кульминация наступила у них обоих одновременно, разрешившись феерическим оргазмом.

— В такие мгновения я могу думать только о тебе, моя дорогая, — солгал Фенринг.

Она нежно улыбнулась.

— Этим я плачу тебе за понимание моих обязательств по участию в селекционной программе Общины Сестер. — Она провела пальцем по его небритой щеке. — Ты, несмотря на это, продолжаешь меня любить.

— Я просто понимал, что тебе надо соблазнить Фейда-Рауту. Полагаю, что это было не слишком тягостное задание, не так ли?

— О, он был очень самоуверен, но, по сути, он был всего лишь мальчиком, млевшим, когда женщины говорили ему, как он хорош в постели. Но что говорить, он ведь уже умер. А у нас осталась маленькая Мари.

— Да, и мало того, она принадлежит нам, а не Общине Сестер.

— И не тлейлаксам, — добавила Марго с хорошо разыгранным негодованием. — Надо же, они утверждают, что у них есть свой Квисац-Хадерах. Надо будет разузнать больше об их планах.

Фенринг понимал, что жене нужен способ выжать это знание из доктора Эребоома.

— Возможно, воспользовавшись их планом и твоим знанием подноготной Общины Сестер, а главное, воспользовавшись Мари, мы могли бы создать по-настоящему успешного Квисац-Хадераха — не такого злодея как Муад’Диб, и не такого неудачника, как я.

— Я хочу увидеть Квисац-Хадераха, — пропищал вдруг тонкий детский голосок. Фенринг встрепенулся и спрыгнул с постели, готовый напасть. В дверях на импровизированном стуле сидела маленькая Мари. Невинное личико не выражало ничего, кроме удивления и любопытства.

— Давно ли ты здесь? — требовательно спросил Фенринг.

— Я наблюдала и училась. Вы оба так интересны.

Фенринга нельзя было назвать особенно застенчивым, а леди Марго и подавно не отличалась целомудрием, но сама мысль о том, что дочь наблюдала за ними во время соития, ошеломила и шокировала обоих. Это было куда хуже, чем выдержать пронизывающий взгляд тлейлакса.

— Ты должна прежде всего научиться соблюдать рамки приличий, — строго и назидательно произнесла мать.

— Как раз этому-то вы меня и не учите. Вы учите меня быть невидимой, чтобы я могла шпионить. Разве я не оказалась примерной ученицей?

Леди Марго не знала, что ответить. Фенринг, помолчав, просто рассмеялся. В течение всей истории человечества случалось, что дети, зайдя в родительскую спальню, становились свидетелями совокупления, но чтобы это было целенаправленным действием…

— Да, ты примерная ученица, Мари, — скорчив недовольную гримасу, ответил Фенринг. — Впредь нам надо быть осторожнее.

11

Архитектура наших жизней творит ландшафт истории. Некоторые из нас строят прочные и долговечные твердыни, а некоторые ограничиваются фасадами.

Принцесса Ирулан Учебник Муад’Диба

Напыщенно. Это слово само пришло на ум вместе с другими: грандиозно, экстравагантно и впечатляюще. Все четыре были одинаково к месту. Но по зрелом размышлении становилось ясно, что намерением Бладда было создать нечто, не поддающееся словесному описанию, твердыню и одновременно императорский дворец такого невероятного масштаба, чтобы историки потом потратили столетия в попытках наилучшим образом описать то, что он сумел сотворить в сердце империи Муад’Диба.

Даже при инспекции над местом стройки Бладду потребовался час только для того, чтобы облететь границы исполинского главного здания и комплекса прочих строений и садов.

Да, именно исполинского.

Цитадель протянулась к северу от Арракина, через его пригороды к зубчатым скалам, служившим естественной границей города. Но проект этим не исчерпывался. План Бладда предусматривал включение в ансамбль выгодных в архитектурном отношении частей города, существующих храмов и пышных императорских сооружений, расположенных в разных районах Арракина. По завершении проекта дворец Муад’Диба поглотит пыльный город, подобно тому, как огромный червь пожирает комбайн на добыче пряности. Правда, как считал сам Бладд, его проект не мог быть «завершен» никогда, ибо к построенному всегда можно было что-то добавить: музейное крыло, более высокую башню, еще один замок, скульптуру из полированного текучего металла, поверхность которого покрывалась изумительной сверкающей рябью при дуновении сильного ветра. Бладд не собирался скоро отправляться на пенсию наслаждаться деревенской природой. Нет, он считал это кульминацией своей жизни: если он реализует этот проект, то его имя навеки останется в анналах истории.

Орнитоптер медленно плыл над границами новой цитадели, и ставший архитектором мастер меча внимательно рассматривал свое детище сквозь плазовый иллюминатор. Слава богу, Корба молчал, не произнося ни слова. Фрименский вождь, правая рука Муад’Диба, позиционировал себя как первосвященника и часто высказывал всякие неуместные идеи относительно строительства и стиля цитадели. Бладд терпеть не мог такого вмешательства, но, не имея иного выбора, всякий раз внимательно выслушивал Корбу. Политика!

Бладд и Корба смотрели, как гигантские подъемные краны поднимали и ставили на место исполинские балки, на которые затем укладывали циклопические каменные плиты, вырубленные в горах Защитного Вала. На стройке было занято огромное число рабочих, а количество затребованных Муад’Дибом материалов вообще не поддавалось никакому учету.