Дунай. Река империй - Шарый Андрей Васильевич - Страница 30

Помимо притоков у Дуная имеются еще и каналы, и многочисленные рукава, порой далеко отходящие от главного русла; некоторые (Малый Дунай, Мошонский Дунай, Шарокшарский Дунай, Дунэря-Веке, Борча) протягиваются на десятки километров, пока не вливаются снова туда же, откуда вылились. Прибавьте к этому старицы, разделенные кустами или лесопосадками протоки, заболоченные длиннющие канавы и овраги в пойменной зоне – и вы поймете, почему Дунай иногда напоминает растрепанную веревку. Дунай – это родовое понятие, поскольку на карте вы отыщете и Дунайское болото, и Дунайский остров, и Дунайский луг, и Дунайский город, и Дунайский канал. Порой, чтобы отличить главный речной ток от неглавного, нужно быть местным уроженцем или профессиональным картографом. Однажды, добираясь автобусом из Будапешта в Белград по равнинам Воеводины, я позабавил своих спутников, поскольку никак не мог разобраться, где именно, когда именно и какую именно реку, собственно, мы пересекали. Отличать Дунай от его рукавов, рукавчиков и притоков было решительно невозможно.

Самый необычный и, наверное, самый скромный канал Дунайской гидросистемы – Шварценбергский. Эта 44-километровая рукотворная канава глубиной в сажень соединяет немецко-чешскую речушку Студена Влтава с немецко-австрийской Гроссе-Мюль (“большая мельница”), вливающейся в Дунай слева, у местечка Унтермюль (“под мельницей”). Канал прорыт больше двухсот лет назад на землях князей Шварценбергов, чтобы снабжать Вену дровами и строительной древесиной. Однако теперь лесосплавный поток кажется еще и символом объединения Европы Нового времени: определяя трассу Schwarzenbergscher Schwemmkanal, его проектант, инженер Йозеф Розенауэр, одним ловким движением карандаша перечеркнул линию Главного европейского водораздела. Шварценбергский канал отводит горные воды из бассейна Северного моря в бассейн Черного, хоть чуть-чуть, но нарушая установленный природой баланс.

Шварценбергский канал начинается на высоте 915 метров на северном склоне горы Драйсессельберг (“трехстульная”) близ границы нынешних Чехии и Германии, разрезавшей лесной массив Бёмервальд (Шумава). Для выполнения земляных работ аккурат в год взятия Бастилии в княжеские леса согнали тысячу местных крестьян; они без устали махали кирками и лопатами двадцать семь месяцев. Лесоповальный и лесосплавный промыслы на многие годы обеспечили верной и тяжелой работой жителей окрестных деревень, да еще и привлекли в эту центральноевропейскую глушь новых переселенцев. Уже обработанные длинные и короткие бревна санной дорогой свозили к каналу со всей округи, сушили до марта-апреля, после чего по высокой воде пускали бывшие ели и сосны вниз по течению (в удачный день по тысяче единиц). Активный сплав продолжался в Богемском лесу целый век; какой-то историк экономики подсчитал, что за это время по узенькому каналу в столицу империи Габсбургов доставили восемь миллионов кубометров древесины. За транспортировкой непрерывно надзирали две сотни вооруженных баграми сплавщиков. Бревна медленно, дольше недели, плыли в венские топки, печи и камины – сначала методом молевого сплава (несвязанными), а в устье Мюля, рядом с Дунаем, их перегружали на лодки.

Теперь Шварценбергский канал – зона отдыха и инженерный памятник, десятикилометровый участок которого восстановлен для показательного праздничного лесосплава. Работяги в синих шляпах, просторных жилетах и надежных деревянных чеботах на потеху туристам благословляют короткие бревна в путь. Лихо наигрывает чешскую народную польку фольклорный ансамбль, пиво течет свободным потоком, словно влтавские воды из Североморского бассейна в Черноморский. Шварценберг-канал – символ дунайской предприимчивости, скромное, но рентабельное для своей поры экономическое начинание, на протяжении целого столетия успешно сочетавшее общественную пользу, первоначальное накопление капитала и наемный труд. К концу XIX века этот тонкий путь “из Влтавы в Дунай” обессмыслила промышленная революция: уголь оказался топливом экономичнее дерева, железная дорога оказалась практичнее водяной.

ЛЮДИ ДУНАЯ

ПАТРИК ЛИ ФЕРМОР

пешеход и джентльмен

Британцу Патрику Ли Фермору было 18 лет, когда он, отказавшись от поступления в Королевскую военную академию в Сандхёрсте, отправился пешком в Турцию. Путь от Роттердама до Стамбула Фермор, сын английского лорда, проделал в одиночку, пользуясь только рекомендательными письмами отца и советами случайных знакомых, за двенадцать с небольшим месяцев. В дорогу он пустился в декабре 1933 года. От Ульма до Будапешта Фермор продвигался дунайским берегом. К Дунаю же он вышел, миновав Трансильванию, у румынского города Оршова. В Стамбул путешественник прибыл 1 января 1935 года и пешком отправился в Грецию. В Афинах Фермор познакомился с румынской дворянкой Балашей Кантакузен, в имении которой в Бессарабии провел несколько романтических лет. После начала Второй мировой войны Фермор добровольцем вступил в британскую армию. Офицер диверсионно-разведывательной службы, он организовывал в Греции партизанское движение, иногда переодеваясь пастухом для проведения “полевых акций”. В 1944 году возглавил операцию по похищению генерала Генриха Крейпе, немецкого губернатора острова Крит. О своем трансъевропейском путешествии Фермор, автор десятка публицистических книг и нескольких романов, оставил живые путевые заметки. Первый том “дунайских воспоминаний”, “Время даров”, вышел в 1977 году; второй, “Между лесом и водами”, – в 1986-м; третий не опубликован до сих пор. Фермор, гордившийся своим филэллинизмом (“Моя любовь к Греции абсолютна”, – писал он) до такой степени, что называл Стамбул исключительно Константинополем, последние годы жизни провел в особняке в оливковой роще на полуострове Пелопоннес. Он скончался в 2011 году в возрасте 96 лет, и если бывает элегантная смерть, то это смерть Фермора: зная о своей неизлечимой болезни, он решил переехать в Англию – и умер на другой день после возвращения на родину. Британский журналист отозвался о Ферморе так: “Этот человек объединял в себе черты Джеймса Бонда, Индианы Джонса и Грэма Грина”.

Собрав воедино влагу сотен речек, Дунай отдает Черному морю то, что не испарилось, не расплескалось и не отобрано человеком – примерно 203 или 204 кубических километра воды в год. Больше четверти дунайского стока, почти 57 кубокилометров, приносит одна только Сава. Вообще Дунай полнится неравномерно, в верховьях река кое-где даже больше теряет, чем собирает. От истоков до впадения речушки Эльта часть дунайской воды утекает под землей через трещины в известковых породах, попадая в систему Рейна. Некоторые ученые поэтому считают, что через несколько тысячелетий верховья Дуная превратятся в притоки Рейна. Но Дунай не исчезнет, даже если станет короче: к исходу первой тысячи своих километров река все-таки набирает почти треть стока, около шестидесяти кубокилометров. Вторая после верховий зона неприятных для Черного моря водных потерь – дельта: Дунай расходует значительную часть себя на заполнение озер, протоков, плавней и на испарение. Большой процент объема дунайской воды (до восьмидесяти) стекает в теплое время года, с марта по сентябрь.

Неравномерно речное питание и по другой оси координат: две трети своей воды Дунай получает от притоков справа. Реку полнят и озерные воды, и талые воды альпийских ледников, воды дождевые и подземные. Они несут в себе частицы лессовых грунтов, которые в силу особенностей почв окрашивают Дунай в желтовато-коричневый цвет. Даже в верховьях реки голубой ее назовет только отчаянный поэт или фотограф, применяющий компьютерную редакторскую программу. Средний показатель мутности воды (есть и такой термин) в устье Дуная составляет 208 граммов на кубический метр. В каждом кубометре воды, выходит, содержится двести граммов земляной грязи. Это негрязная грязь, мельчайшие взвешенные частицы, еще и абсорбирующие тяжелые металлы и всяческие химикаты. Но вот для сравнения: мутность Днепра не превышает 50 граммов на кубометр.