Красный Петушок - Сэблетт М. - Страница 22

— Я очень сожалею, что вынужден так поступить, — сказал он с решительной ноткой в голосе, — но я настаиваю на выполнении моего плана. Я здесь начальник и, думаю, никто в этом не сомневается?

Он посмотрел на всех присутствующих.

Бородатое лицо де Лодоньера вспыхнуло, он закусил губы, но ничего не сказал. Мартин некоторое время смотрел молча на Рибо. Затем он улыбнулся.

— По крайней мере, ваша позиция имеет одно качество, — заметил он, — мы пришли к определенному решению.

— Я здесь оставлю небольшие силы под начальством де Лодоньера, — сказал Рибо, — а остальных возьму с собою.

Каждому из нас он назначил работу: де Лодоньеру разместить на суда всех тех людей, которых он сумеет предоставить; Мартину быть его помощником; мне — наблюдать за движением иностранных судов. Де Лодоньер настаивал, чтобы Мартин и я остались в помощь ему при защите форта, если битва на море окажется неудачной, что весьма вероятно, принимая во внимание превосходящие силы неприятеля. Это разочаровало меня и Мартина, так как я жаждал видеть морское сражение, а Мартину не хотелось упускать случая сразиться с испанцами.

Меня высадили на берег, и я расхаживал по блестящей, белой набережной, наблюдая все послеобеденное время за неподвижными судами. Они напоминали хищных зверей, ожидавших наступления ночи, чтобы подкрасться к своим жертвам. К заходу солнца появился легкий ветер, и к моему удивлению они подняли паруса и двинулись на юг. Я немедленно донес об этом командиру, который решил сразу же закончить все приготовления и сделать набег на врага.

Через два дня он отправился на юг, и в течение нескольких дней мы не видели ни наших, ни неприятельских судов. Те немногие, которые остались в форте, были все время в возбужденном состоянии; каждый день был полон тревог, и на долю более хладнокровных выпало успокаивать больных и старых. Наша небольшая компания состояла всего из 160 человек, преимущественно слабых и больных, женщин и детей. Только человек двадцать носили оружие. Довольно слабый гарнизон, как видите, чтобы противостоять силе испанцев! Мартин печально качал головой, когда говорил об этом.

— Если Жана Рибо постигнет неудача, — говорил он, — то эти изуверы бросятся на нас, как стая волков на стадо овец!

— Произошло бы большое сражение, — сказал я, полный надежд.

Мартин посмотрел на меня презрительно.

— Никакого сражения, — сказал он тем терпеливым тоном, каким говорят с детьми. — Они задушили бы нас сразу, уменье обращаться со шпагой не помогло бы нам. Нет, нам пришлось бы опять удирать, Блэз! Только таким образом мы могли бы спасти жизнь: жить, чтобы со временем отомстить.

Точка зрения Мартина на наше положение привела меня в большое уныние, и мое настроение не изменилось до того дня, когда наши суда возвратились, наконец, в гавань. Как только «Тринити» бросило якорь, лодка с сидевшим в ней Жаном Рибо быстро направилась к берегу. Рибо, как только высадился, быстро пошел по направлению к форту, не говоря ни с кем ни слова. Тревожное выражение было в его глазах, обычно весело блестевших на его темном бородатом лице; какая-то торопливость была в его качающейся походке. Я был этим очень удивлен.

Магиа Меллон удовлетворил мое любопытство. Он появился на берегу немного позже Рибо, и я сразу втянул его в разговор,

— Мы выступили прямо в море, — сказал он в ответ на мой вопрос, усердно дергая усы. Его худое, красивое лицо было озабочено. — В течение двух дней мы неслись по морскому пространству и не видели признаков чужестранцев. Тогда мы взяли курс к берегу и после многих часов по легкому ветру мы достигли его.

— И каков был успех? — спросил я нетерпеливо.

— Вначале небольшой, — признался он, — но мы крейсировали вдоль берега и только на второй день увидали мачты семи судов в небольшой гавани на расстоянии шестнадцати или семнадцати лье южнее того места, где мы находились.

— Испанских?

Он кивнул головой.

— Однако только семь, в то время, как вначале, помните, мы видели пятнадцать. Вот было дело! Наши офицеры торопились произвести атаку из боязни быть схваченными в гавани по возвращении остальных судов.

— Без сомнения, они побоялись быть окруженными превосходящими силами, — заметил я, с целью показать ому, что я имею кое-какие познания в военных делах. Он улыбнулся.

— Несомненно, — ответил он. — Там было только семь судов, это верно, то же число, что и у нас, только гораздо больших размеров, и была еще опасность от перекрестного огня с берега, где большое количество солдат работало над укреплениями. О, испанцы были прекрасно вооружены!

— Однако, — сказал я, — если бы вы уничтожили эти суда, то с остальными вы могли бы иметь дело на досуге и…

— Так и я говорил, да и многие другие. Все было как будто подготовлено для нас. Мы торопили мсье Рибо начать атаку; но он думал иначе. По его мнению, остальные испанские суда отправились осаждать форт, так что мы в спешном порядке повернули назад и потеряли большие шансы, — заключил он печально.

— Но ведь не было уверенности, — сказал я, чтобы успокоить его.

— Черт возьми! Во время войны уверенности не может быть, — закричал он, — но шансы были — шансы для одержания победы одним махом! Но робкие не побеждают, нельзя мешкать и…

— Не побеждают также опрометчивые и легкомысленные, — прервал я его резко, раздраженный его пренебрежительным отношением к Жану Рибо, чего он и не старался скрыть.

Меллон язвительно улыбнулся и ушел, ничего не ответив; у него было презрительное выражение человека, тратившего напрасно слова перед тупицей.

Несколько дней спустя я охотно простил ему это — он умер как честный и храбрый человек.

Глава XVII

Мишель Берр исчезает

Семь больших испанских судов с позолоченными резными носами величественно двигались по направлению к берегу. Я часами наблюдал за ними, шагая по теплому песчаному берегу реки Май. Когда они приблизились, я мог распознать вымпелы, которые развевались на фок-мачте над высокими парусами; видел, как волны ударялись об их сильные бока и блеск оружия на переполненных людьми палубах. После полудня Мартин присоединился ко мне; он долго озабоченно смотрел на суда и тер ладонь правой руки. Я наблюдал за ним, пока он не обратил на это внимание.

— Скоро произойдет сражение, — сказал он, улыбаясь. — Моя правая рука ужасно зудит и, проезжая сегодня по небольшой речке вблизи северных ворот форта, я заметил, что мое старое лезвие выскочило наполовину из ножен. Вы можете смеяться над старым суеверным солдатом, юноша, но вы увидите, и скоро, что я прав!

— О, скорей бы уже! — закричал я, глядя на испанские суда. — Если бы поскорее! Я достаточно бездельничал! Лучше умереть в разгаре большого сражения, чем тратить здесь жизнь таким образом!

— Хорошо, но я вовсе не намерен умирать, — ответил Мартин своим спокойным тоном. — Я очень тоскую по Франции, и я увижу ее, но раньше придется побороться. В конце концов шпага — единственный подходящий инструмент для горячего человека. С одной стороны, вы правы, Блэз, — славно умереть лучше, чем покрываться плесенью. Но мы не умрем! Будем надеяться на наше уменье, владеть оружием, и не приходите в отчаяние, если нас постигнет неудача.

— Мы можем все-таки не остаться в живых, Мартин. Я об этом думаю, но… хорошо… во всяком случае я вам передаю свое небольшое имение в Брео, если буду убит.

— Что за разговоры о смерти! — сказал Мартин резко. — Мужчины мы или старые женщины, сплетничающие у очага? Но если случится, что я погибну, мой милый друг, вы найдете в моих бумагах в Париже кое-что для вас интересное. Вначале я вас любил ради вашего отца, моего старого товарища, а теперь я люблю лично вас. Было бы прекрасно умереть от шпаги одного из этих испанцев, черт возьми! Всю жизнь я прожил со шпагой в руке, и лучшего не желаю, как и умереть с нею. Много людей я отправил на тот свет, но никогда ни одного, который не имел бы оружия в руках, и всегда только в честной борьбе.