Карающий меч адмирала Колчака - Хандорин Владимир Геннадьевич - Страница 35

Кстати, покушение на Верховного правителя пытались организовать не только эсеры, но и большевики. Контрразведчики от своей агентуры своевременно получали информацию о советских эмиссарах, намеревавшихся убить адмирала Колчака. В частности, спецслужбы были осведомлены о том, что бывшие воспитанники учительского института большевики Бессмертных и Горячев поступили на службу в личную охрану Верховного правителя{382}.

Эсеры охотились не только за А.В. Колчаком. Известен факт покушения на атамана Забайкальского казачьего войска Г.М. Семенова. 20 декабря 1918 г. в Мариинском театре в Чите, где шла премьера оперетты «Пупсик», с галерки были брошены две бомбы в ложу атамана. Как потом выяснилось, принесенные с букетом цветов. Расследование проводили Читинский уголовный розыск и военная контрразведка. В январе 1919 г. последняя выследила одного из активных участников покушения — рядового 31-го полка М. Беренбаума (Нерисса), а затем оперативным путем вышла на остальных членов эсеровской подпольной организации. Все трое участников покушения были казнены{383}.

Верховный правитель регулярно интересовался результатами работы контрразведки по наблюдению за эсеровскими организациями и их лидерами. В частности, за деятельностью А.Ф. Керенского за границей поручалось следить военным агентам, которые присылали в Омск телеграфные донесения.

Пока колчаковская армия одерживала победы на фронте, оппозиционная деятельность эсеров была все же относительно вялой. По ироническому выражению командующего Приамурским военным округом генерала П.П. Иванова-Ринова, собравшийся в начале 1919 г. проэсеровский Приамурский «краевой съезд городских и земских представителей преждевременно закончил свою деятельность, умирая естественной смертью»{384}. Но с началом военных неудач летом 1919 г. подрывная работа активизировалась. Управляющий Приморской областью в июне 1919 г. докладывал в МВД: «Очень обострились отношения несоциалистических (т.е. либеральных, проправительственных. — Авт.) организаций и земства. Приходится употреблять много такта, дабы сгладить эту остроту»{385}. Неслучайно в таких глухих местах, где власть была слаба, при молчаливом попустительстве эсеровских земств, большевистская агитация велась практически открыто. Контрразведка Ставки констатировала, в частности, что в Тарском уезде Тобольской губернии летом 1919 г. «пропаганда ведется почти открытая в самом широком масштабе, налаживаются коммунистические ячейки в деревнях и устанавливается связь между ними»{386}.

Вместе с тем игнорировать разлагающую работу эсеров в тылу было нельзя. Так, начальник Иркутского губернского управления госохраны Н.А. Смирнов, сообщая в Особый отдел, что 1 мая 1919 г. Иркутский губком эсеровской партии официально объявил в печати о роспуске партийной организации и недействительности членских билетов, отмечал: «Отсюда можно сделать лишь один вывод: партия эта, до настоящего времени кичившаяся своим якобы явным преобладанием в России, признает ныне свое бессилие и, сходя с открытой сцены, уходит в подполье, где, вероятно, будет работать в одном направлении с большевиками»{387}. Во многом он оказался прав.

Более того, часть высокопоставленных чинов контрразведки и госохраны склонны были приписывать эсерам даже чрезмерное влияние. Так, 2-й генерал-квартирмейстер Ставки Верховного главнокомандующего генерал-майор П.Ф. Рябиков в своем докладе министру внутренних дел от 3 июня 1919 г., подозревая (и не он один) управляющего Иркутской губернией, бывшего эсера П.Д. Яковлева в негласном покровительстве своим прежним однопартийцам, утверждал: «Восстания в Енисейской и Иркутской губерниях организованы и поддержаны социалистами-революционерами. Необходимо принять меры для серьезной борьбы с антигосударственной деятельностью партии эсеров, не ведя, однако, эту борьбу открыто… для пользы дела надлежит по-прежнему рассматривать повстанцев как большевиков и поддерживать это убеждение в общественных кругах»{388}. Очевидно, такая «маскировка», по мысли генерала, должна была усыпить бдительность эсеров.

Об усилении подпольной работы левых эсеров в Петропавловске докладывал управляющий Акмолинской областью в мае 1919 г.{389}. При этом целый ряд документов говорит о нередком взаимодействии между эсерами и большевиками против белых в этот период. Так, в начале Енисейского восстания весной 1919 г. управляющий губернией докладывал министру внутренних дел: «Агитация исходит от левых партий, включая до эсеров… Потребительские кооперативы и некоторые земства определенно будируют население»{390}.

Еще в январе 1919 г. начальник центрального отделения военного контроля докладывал директору Департамента милиции о разлагающей антиправительственной агитации в армии со стороны социалистических партий и групп, в особенности большевиков и эсеров, «обладающих крупными денежными средствами… Эти партии снабжают в большом количестве партийной литературой воинские части, как в тылу, так и на фронте, рассылают специальных агитаторов»{391}. В этом же докладе отмечалось «благожелательное» отношение к колчаковской власти со стороны большинства интеллигенции (за исключением социалистов) и торгово-промышленных кругов, индифферентное — со стороны среднего и зажиточного крестьянства, и пробольшевистское — со стороны крестьянской бедноты и особенно рабочих, среди которых (в особенности среди железнодорожников, ввиду стратегического значения железных дорог) велась усиленная подпольная агитация{392}. И это — несмотря на то что начальник Акмолинского областного управления госохраны В.Н. Руссиянов в то же самое время считал, что настроение железнодорожных рабочих «не внушает никаких опасений», что он приписывал мерам строгости{393}. Очевидно, однако, что эти меры скорее заставляли рабочих вести себя осторожнее.

Несколько позже, однако, уже и сам Руссиянов докладывал о большевистских настроениях ряда железнодорожников, а также почтовых служащих и телеграфистов, предлагая «убрать всех подозрительных лиц» с почты и телеграфа во избежание утечки государственных секретов{394}. Докладывая о положении на железных дорогах, он попутно отмечал: «Отношение железнодорожников к своему делу преступно небрежное, а большинство сочувствует большевикам… Много зла причиняют спекулянты, которые… продвигают за крупные взятки свои вагоны»{395}.

Попутно отметим, что Руссиянов, в отличие от большинства известных нам начальников губернских и областных управлений госохраны, не имевший профессионального опыта, чаще передавал в своих донесениях слухи, чем пользовался проверенной оперативной информацией.

В сентябре 1919 г. постановлением начальника Томского губернского управления госохраны С.А. Романова был арестован по обвинению в антиправительственной деятельности профессор Омского сельскохозяйственного института Н.П. Огановский, принадлежавший к партии народных социалистов{396}.

К лету 1919 г. спецслужбы достаточно хорошо изучили планы и тактику действий эсеров, которая, помимо агитационной работы, заключалась в дискредитации органов власти, вытеснении с государственной службы всех лиц, не сочувствовавших их партийным взглядам, проникновении в органы милиции и воинские части. «Работа эсеров направлялась в народные массы, — писал командующий 3-й армией генерал-лейтенант К.В. Сахаров, — для этой цели они избрали такие безобидные и полезные учреждения, как кооперативы. И центральные управления, и местные отделения были наполнены их людьми и ответственными работниками. “Синкредит”, “Центрсоюз” и “Закупсбыт” — три главные кооператива в Сибири — были всецело в руках эсеров. Этим путем распространялась литература, добывались деньги, велась пропаганда на местах и подготавливались восстания»{397}.