Дочери принцессы - Сэссон Джин П. - Страница 49

Но желание драться в одно мгновение улетучилось, поскольку бывают времена, когда я вполне в состоянии рассуждать благоразумно; кроме того, Карим вдвое крупнее меня. Без оружия я явно проигрываю, и справиться со мной ничего не стоит. К тому же не стоило наше несогласие превращать в ссору. Из прошлого опыта я знала, что переспорить подвыпившего мужа невозможно. Тут на смену мыслям пришло чувство отвращения, и я уже забыла, за что вообще полюбила Карима.

Я знала, что для того, чтобы избежать бессмысленной конфронтации, мне следовало оседлать любимого конька.

Я рассмеялась и сказала Кариму:

– Посмотри на себя! Ты напоминаешь слона, угрожающего муравью!

Потом я улыбнулась мужу и сказала, что очень рада, что он вернулся так рано, потому что в такой скорбный час мне очень не хватало его присутствия.

В данный момент Карим явно был не в форме, и мне ничего не стоило перехитрить его. Ошеломленный такой переменой тактики, он с легкостью попался в расставленную мною ловушку. Тотчас ему стало страшно стыдно за свои необдуманные слова. Он погладил меня по плечу и попросил извинения, а затем поинтересовался, что могло расстроить его дражайшую супругу.

Я посмотрела на часы, они показывали почти девять. Едва не обезумев от мысли о том, что бедное дитя, Алхаан, вскоре подвергнется изуверству, я мгновенно забыла о своих заботах и, страшно опечаленная, рассказала мужу о том, что жизнь женщин была лишена прелести и смерть им была бы милее.

Мои темные намеки были Кариму непонятны. Тогда он поинтересовался, разве моя жизнь не была идеальной? Было ли что-нибудь в моей жизни такое, чего не мог бы раздобыть для меня муж?

Зная, что главным источником моего огорчения является социальная несправедливость по отношению к женщинам, он мне напомнил о том, что вместе мы в нашей семье добились того, чтобы паши девочки практически не ощущали на себе социальных предрассудков, все еще существующих в нашей стране. Что еще может сделать, человек, спросил он, чтобы защитить тех, кого любит?

Карим сладко улыбнулся и легко скользнул пальцами по моим губам.

У меня промелькнула мысль., что Карим обладает особым обаянием, которое сглаживает другие, менее привлекательные черты его характера.

Не зная, как назвать мою общую неудовлетворенность положением женщины, Карим объявил, что мне было на роду написано родиться в Саудовской Аравии и что женщины в конце концов должны смириться с той ситуацией, которая определена для них рамками нашей культуры. Муж напомнил мне о том, что Аллаху известно все на свете, и тем, кто привязан к земле, не дано узнать ту цель, которую он преследовал, дав мне жизнь в Саудовской Аравии.

Снова у меня голова пошла кругом, и все переменилось. Я опять испытала к Кариму чувство неприязни и горько пожалела о том, что нельзя всех мужчин переделать в женщин и заставить их пожить в нашем ограниченном, часто жестоком мире достаточно долгое время, чтобы они могли проникнуться пониманием наших проблем. Мне хотелось в ярости наброситься на мужа за его отрешенность от той боли, которую приходится испытывать женщинам.

Как может женщина дать мужчине прочувствовать то горе, что ходит по земле и поочередно навещает каждую из женщин? Понимая всю тщетность своего желания заставить мужчину пережить то, что женщина переживает в нашем обществе, я сказала себе, что слишком взвинчена, чтобы вести нормальную беседу, поэтому предложила мужу пораньше отправиться в постель, чтобы хорошо выспаться и встать освеженным, готовым встретиться с проблемами нового дня.

Карим после принятия алкоголя всегда следовал определенному стереотипу поведения, который включал боевое настроение, сменяющееся сном. Поэтому он повиновался и охотно приготовился ко сну. Тем временем я отыскала детей и велела им ужинать без нас, объявив, чтобы утром они были готовы вылететь из Каира.

К тому времени, когда я вернулась в спальню, дыхание Карима стало уже глубоким и ритмичным. Он крепко спал.

Разрываемая собственными тревожными мыслями, я решила обдумать слова, сказанные Каримом относительно того, что я вступила в неравную схватку со своей судьбой. Все же, несмотря на свое второстепенное положение в обществе, я знала, что никогда не смогу согласиться с обрезанием женщин.

Прежде чем я провалилась в беспокойный сон, не дающий отдыха, я поклялась себе в том, что моя ярость, вызванная судьбой девочек, подобных Алхаан, все же победит тот варварский обычай, что породил ее.

Глава 11. Монте-Карло

Называть женщин слабым полом – все равно, что клеветать; в этом состоит несправедливость мужчин по отношению к женщинам. Вам надлежит оберегать честь жены и быть не ее господином, но ее добрым другом. Пусть никто из вас не будет взирать на другого или другую как на объект своего сладострастия.

Лицо Фатьмы исказилось в гримасе боли, когда утром она поздоровалась с нами, изо всех сил желая казаться жизнерадостной. Когда семья пробудилась от сна, Фатьма уже хлопотала на кухне. Услышав известие о нашем внезапном отъезде из Каира и намерении в то же утро отправиться в Монте-Карло, она как будто расстроилась. Во Французской Ривьере мы собирались встретиться с отдыхавшими там в крохотном княжестве Монако тремя моими сестрами и их семьями.

Я представляла себе мысленно картину обрезания ее внучки и понимала, что проведенный ею драматический вечер не располагал к разговору. Все же я выбрала подходящий момент и, отлучившись от семьи, поинтересовалась насчет состояния Алхаан.

Стиснув руки, с холодным блеском в глазах, свидетельствовавшим о еле сдерживаемом гневе, Фатьма сказала, что ребенок чувствует себя не слишком хорошо. По настоятельному требованию ее зятя цирюльник удалил девочке не только весь клитор, но и малые половые губы. Фатьма сказала, что для остановки кровотечения требовалось прикладывать специальные компрессы.

Чувствуя себя виноватой в том, что не смогла помешать жестокому увечью девочки, я в тревоге спросила:

– Ты боишься, что могут возникнуть осложнения?

Фатьма, увидев, что мои глаза уже наполняются слезами, поняла, что я расстроилась и вот-вот заплачу.

– Госпожа, – она обняла меня за шею, – дело сделано. Теперь никуда от этого не деться. Вы сделали все, что было в ваших силах. Я благословляю вас за вашу любовь к ближнему, к людям, не связанным с вами кровными узами. Утешьтесь моей надеждой, что Алхаан поправится.

Я не могла подобрать слов и не знала, что ей ответить, Фатьма отпустила меня, и наши взгляды встретились. Некоторое время мы смотрели друг на друга, не отводя взгляда и не шевелясь. Я чувствовала, что сердце Фатьмы полно любовью ко мне.

Она облизнула губы и продолжила:

– Принцесса Султана, прошлой ночью вы мне приснились, и теперь мне .кажется, что я должна рассказать вам этот сон.

У меня от страха перехватило дыхание. От предсказаний я не ждала ничего хорошего. Фатьма с печалью смотрела на меня.

– Госпожа, у вас в жизни есть все, и все же вы опустошены. Причина этой неудовлетворенности кроется в том, что в вашем теле женщины живет сердце ребенка. Такое сочетание чревато для души многими трудностями. Ни вы, ни какое другое дитя Господа не в состоянии решить всех проблем человечества. Мне было велено передать вам, что нет ничего постыдного в том, чтобы склониться перед реальностью, и воинственный пыл в крови вам следует остудить.

Передо мной в неясной чреде бессвязных воспоминаний появился образ матери! Мне стало, ясно, что посредством приземленной Фатьмы мать пыталась связаться со своим младшим ребенком. Слова Фатьмы напомнили мне советы, которые так часто давала мне в детстве матушка. Когда я была молодой, ее слова мудрости казались мне непонятными и не имеющими ко мне никакого отношения. Теперь, когда я была взрослой, все представлялось по-другому.

Но еще в детстве я знала, что, умирая, матушка жалела только об одном – что оставляет свое дитя с необузданным характером без жесткого руководства. Она боялась, что все противоречия взрослой жизни я буду встречать так же необдуманно, как решала свои детские проблемы, когда у меня еще не было цели, а только успех, толкавший меня от одного конфликта к другому.