Булатный перстень - Плещеева Дарья - Страница 36

— Я понимаю вас, — госпожа Ольберг покивала и даже придала красивому, самую чуточку нарумяненному и безукоризненно правильному личику сочувственное выражение.

— И потом, когда мужа не стало… я ни разу не ощущала беспокойства по этому поводу… Одним словом, я желаю знать, что со мной! Могу ли я родить дитя? Или для этого нужно как-то лечиться?

— Я рада, что вы пришли ко мне. Русские женщины обращаются к каким-то подозрительным особам, те их пичкают ужасными вещами, чудо, что они выживают, — сказала госпожа Ольберг. — Или же устраивают сущее колдовство — увешивают спальню пучками ивовых прутьев, поджигают какие-то сухие травы и коптят в дыму бедную женщину…

— Вы вовсе не верите в народные средства? — осведомилась Александра.

— Иные приносят пользу. Я знаю, что женщине, желающей стать матерью, нужно есть больше орехов. Как они действуют — врачи не понимают, но дети рождаются. Угодно ли кофею?

— С удовольствием!

— Вас не смутит, если я буду вас расспрашивать о самых тайных проявлениях натуры?

— Я для того и пришла.

Белобрысая девица принесла серебряный поднос, а на нем — модный серебряный сервиз-дежене[15]. Похоже, госпожа Ольберг прекрасно зарабатывала.

Она стала задавать дотошные вопросы, и Александра отвечала, как умела.

На самом деле бесплодие Александры как раз народными средствами и объяснялось. Старая нянька, давно получившая вольную, но жившая на покое в Спиридонове, снабжала ее сушеными букетиками для заваривания настоя. Что там было — Александра даже не спрашивала.

Потом госпоже Ольберг принесли две записки, она стала их читать. Александра с любопытством разглядывала красиво убранную гостиную — ей понравились даже акварели в скромных позолоченных рамках, пейзажи с развалинами замков, а по этой части она была грамотной и придирчивой ценительницей.

На кухне что-то с дребезгом упало. В соседней комнате запищала птица — может, обычный чижик, может, щегол, — в птицах Александра не разбиралась. Белобрысая фрейлейн что-то крикнула по-немецки в окошко.

А следующий звук, который достиг ушей Александры, был стук, похожий на перестук каблуков. И доносился он сверху.

Она сразу насторожилась. Наверху — две квартиры, одна пустует, другую снимает Нерецкий. Но Нерецкий умчался в Москву. Кто же там расхаживает?

Эта загадка сразу же заняла все помыслы Александры.

Госпожа Ольберг предложила особое обследование, и тут Александра, опомнившись, сказала, что к такому она не готова. Ей казалось невозможным позволять себя трогать женщине так, как должен трогать мужчина. Роды — другое дело, роды — вопрос жизни и смерти, да опытные дамы говорят, что хорошая повитуха справляется с тяжелыми случаями лучше доктора.

— Вы хотите сперва попробовать лекарства? — спросила госпожа Ольберг. — Я могу написать записочку к своему аптекарю. Попейте месяца два или три…

Но Александре нужно было попасть в этот дом гораздо раньше.

— Да, конечно, — согласилась она, — только я бы хотела советоваться с вами чаще, и я могу платить за визиты…

— Разумеется. Я беру дорого, — предупредила госпожа Ольберг. — Это плата не только за мои услуги, но и за молчание.

— Наверно, дамы, что приезжают к вам, могут прийти и с другого хода, со двора? — спросила Александра. — Мне бы не хотелось, чтобы видели, как я сюда вхожу. Злые языки, вы понимаете… наверняка припишут вам те медицинские операции, которых вы не производите… или производите?..

— Изгнание плода? — прямо поинтересовалась госпожа Ольберг. — Я умею это делать, но берусь в исключительных случаях.

— Одна моя родственница умерла, доверившись какой-то неумелой бабке. Было сильнейшее кровотечение. А ваши средства каковы?

Задавая вопросы, Александра прислушивалась — что там, над потолком? Вот каблуки прошли к окну, тому, что выходит во двор, вот простучали обратно. Женщина расхаживала, делая какие-то домашние дела, и расхаживала по квартире Нерецкого!

— У вас только одна служанка — та, которую я видела? Или есть другие помощницы?

— У меня три опытные помощницы, а Эльза — комнатная девушка, она занимается лишь хозяйством.

— Наверно, они тут и живут, в вашем доме?

— Они живут неподалеку. Если они мне нужны, я могу послать Эльзу, и через десять минут они явятся. Обычно я знаю, где буду принимать роды заранее, и еду туда с помощницей заблаговременно. Вот, извольте, — госпожа Ольберг показала записную книжку, — тут все расписано. С двадцать седьмого июня я на несколько дней переселяюсь в один очень приличный дом, где дама рожает впервые.

— Но это уже совсем скоро! Как же быть дамам, которые захотят нанести вам визит?

— Тут остаются Эльза и одна из моих помощниц. На какие-то вопросы ответить они смогут.

Александра понимала, что пора уходить, но покинуть дом, где по квартире Нерецкого бродит какая-то особа на каблуках, она так просто не могла. Пришлось сделать над собой усилие.

Получив записочку к аптекарю и уплатив за визит двадцать рублей (эту цифру госпожа Ольберг произнесла преспокойно и очень отчетливо), Александра вышла на лестницу и снизу уставилась на дверь квартиры Нерецкого. Она сообразила, которая из двух дверей ей нужна, и смотрела, словно пытаясь силой взгляда выманить ту женщину на каблуках и хотя бы посмотреть на нее.

Нерецкий все твердил о преграде и о невозможности счастья. Не это ли он имел в виду? И если это — вот две возможности. Первая — он женат, но отчего-то не показывается с женой в обществе. Вторая — он поселил у себя любовницу с мерзким характером. В первом случае остается только порыдать в подушку. Брать в любовники женатого человека Александра не желала. Во втором — еще можно побороться!

Лучше всего было бы истребить соперницу до возвращения Нерецкого. Это сложно, однако способы есть. Та же тетка Федосья Сергеевна как-то, выпив мадеры, хвалилась, что за три дня подобную задачку решила и поганую тварь от жениха отвадила. Вот пусть бы и поделились опытом.

Но тетка непременно спросит — жених ли тот кавалер, ради которого ты, Сашетта, стараешься?

И в самом деле — сдается, что жених…

На улице стоял дворник с метлой на манер солдата с ружьем. Увидев, что дверь приотворяется, он тут же подскочил и распахнул ее до отказа.

— А что, любезный, не знаешь, можно ли снять ту квартиру в третьем жилье, что пустует? — спросила Александра.

— Как не знать! Для того она и пустует! — загадочно отвечал дворник. — Хозяин здесь не живет, а через дом, я покажу. Квартира славная, имеет выход во двор, а со двора — в переулок, для дам удобно весьма!

Тут Александра сообразила — у госпожи Ольберг какие-то свои договоренности, чтобы дамы, которым нужно тайно родить, могли поселиться тут же, в доме, и пользоваться ее услугами в любое время.

— Я приеду вскоре, и ты все покажешь, — с тем Александра дала дворнику очередной двугривенный, лакей помог ей войти в экипаж, и она велела везти себя к Ржевским, но неторопливо. Многое нужно было обдумать.

Уже на Итальянской она изобрела новый ход — после визита поехать к Гавриловым и там разведать про Нерецкого, но исподволь, объяснив, что влюбилась юная девица, смольнянка, которую приходится опекать, и надобно понять, что за человек. Это было чистой правдой.

Госпожа Ржевская вышла к гостье из детской — летом провиант портится быстро, а животики у деток слабые, к тому же они могут съесть что-то непредсказуемое и не признаться. И вот все трое маются, а правды от них не добиться.

— Я написала к мадам Лафон, — сказала госпожа Ржевская, — и она, попросив моего человека подождать, тут же дала ответ. У Поликсены Муравьевой есть старая тетка, живет в Санкт-Петербурге, где-то на Морской улице, а может, на Галерной, по прозванию — Арсеньева, то ли Марья Арсеньева, то ли Дарья Арсеньева. Особой любви к родственнице не выказывала, иногда навещала, а госпоже Лафон запомнилась тем, что одноглаза. А прочая родня — в Москве.

15

Точнее, дежёне (от dejeuner) — сервиз для завтрака (прим. верстальщика).