Шальной ветер - 2 (СИ) - Каршева Ульяна - Страница 51

Последнее его поразило. Да так, что он словно оглох. Пока мать что-то, плача, говорила о том, как чудесно снова будет, когда он вернётся, он по-новому взглянул на ситуацию. И задумался… Поговорить бы с Кареем… Но событие не позволяет.

И он снова повторил:

— Мама… — Она замолчала, моргая мокрыми ресницами и с надеждой глядя на него. — Не получится, потому что прошлого не вернёшь. Очень многое изменилось. Даже слишком многое. Я стал другим.

— Ты повзрослел, мой мальчик, — торопливо подтвердила она, заикаясь. — Но я не буду покушаться на твои самостоятельные поступки. Мне достаточно, что ты вернёшься домой. Мне достаточно, что я буду знать — ты дома, ты рядом, мой мальчик.

— Боюсь, что мальчик уже не только твой. — Ферди глубоко вдохнул и серьёзно, чтобы она услышала и поняла, сказал: — Мама, я полюбил девушку и хочу, чтобы она стала моей женой. Сможешь ли ты такое принять? Вряд ли.

Он продолжал держать её за руки, вглядываясь в обиженные, ошеломлённые глаза.

Молчание, повисшее после этих слов, казалось леденящим. Ферди понял, что надо объяснить всё и сразу. Иначе потом будет слишком поздно…

— Ещё я должен сказать тебе, что девушка, которую я полюбил, не принадлежит нашему кругу. Она не умеет вести себя в обществе. Не знает аристократических манер. Не умеет говорить и одеваться, как ты привыкла. — Он погладил её по ладони. — Но, мама… Если придётся выбирать между нею и обществом, к которому я принадлежу, я выберу её. Хотя вопрос о выборе не стоит. Я собираюсь жить отдельно. Потому что, как выяснилось, я тоже собственник. Не меньше, чем ты, мама. — Это он вспомнил, что у Лары-то он ещё не спрашивал, хочет ли она за него замуж. Решил без неё. За неё. Впрочем, вспоминая открывшееся ему прошлое замка де Виндов, в ответе девушки он не сомневался.

Вот теперь слёзы литься перестали. Размякшее было от плача, лицо матери мгновенно отвердело, а глаза жёстко сфокусировались на Ферди. Но, кажется, она его не видела. Ферди насторожился. Мать что-то задумала. Несмотря на ужас, в котором она пребывала, пришла в себя быстро.

Он чуть покосился. Дед и отец отошли к столику, возле которого сели в кресла, и негромко беседуют. Ладно, хоть эти крутых разборок не устраивают… Снова взглянув на мать, Ферди, пока она размышляла, быстро просмотрел её ауру. Не злится, как ни странно. Похоже, в самом деле о чём-то усиленно размышляет.

— Ты шантажируешь, — низким после плача голосом сказала мать. И вздохнула, успокаивая дыхание. — Ты хочешь вернуться, но шантажируешь. Ставишь мне условия.

Пришлось встать, иначе бы свалился на пол от её предположения. Теперь, когда она внешне выглядела более или менее успокоенной, он позволил себе присесть рядом, на диван. Снова взгляд на ауру. Да, линии выглядят так, словно мать сосредоточенно решает какую-то задачу.

— Если бы я хотел шантажировать, — уже с усмешкой сказал Ферди, — я бы потребовал, чтобы ты разрешила вернуться домой и Карею. И не одному, а с невестой. Я бы это потребовал из благодарности к Алексе. Именно она заставила меня ожить и поверить, что в моей беспросветной жизни может быть будущее. И свет. Но такой подлянки брату я устраивать не буду. Да и он не вернётся. Ему хорошо в семье Алексы. И я его очень хорошо понимаю. Мне самому в семье Алексы было хорошо. Так что с моей стороны — никакого шантажа нет. Я ставлю перед фактом: я не хочу возвращаться домой, где моя жена будет себя чувствовать неуютно.

Мать поморщилась — наверное, на «жену».

— Сколько ей лет? Твоей… девушке? — неприязненно спросила она.

— Восемнадцать.

— В таком возрасте девочки ещё умеют усваивать то, что им необходимо, — задумчиво сказала мать.

И пальцами машинально расправила светлые волосы, слипшиеся на лбу, взмокшем от напряжения. И от этого простенького движения у Ферди вдруг защемило сердце. Такой знакомый жест… Оказывается, он всё-таки соскучился по дому… Ведь мама — это дом.

Мать умоляюще взглянула на него. И выдохнула, словно бросаясь в пропасть:

— Возвращайся, Ферди! Я воспитаю твою девочку так, чтобы она была достойна быть рядом с тобой. У неё будут манеры. Она будет одеваться, чтобы быть достойной тебя и нашего дома. Ферди, ты должен вернуться! Мы с отцом столько работали, чтобы наш дом получил потом своего хозяина. Что ты здесь, у де Виндов? Всё получит Карей! Ведь ты Тиарнак! Как будешь жить ты? Где? А наш дом… Он будет пустовать?

Парень молчал. С одной стороны он помнил о сне, в который горячо верил. С другой… С другой. Он упрямо склонил голову.

— Нет, мама. Давай сделаем так. Год — на то, чтобы ты могла свыкнуться с мыслью обо мне как человеке, который может прожить отдельно от тебя. Потом — посмотрим.

— Но, Ферди…

— Нет, мама. Ты сама сказала, что не будешь покушаться на мои самостоятельные поступки. Так сдержи своё слово в самом начале.

— Поймал? — снова неприязненно сказала мать.

А Ферди вдруг неудержимо ухмыльнулся, да так откровенно, что мать изумлённо засмотрелась на него и, не выдержав, спросила:

— Что такого я сказала?

— Прости, мама. Но, кажется, я твой настоящий сын! Ты упряма. Но передала мне своё упрямство. Вот сейчас ты стоишь на своём — я тоже. Двух Тиарнаков моя девушка не перенесёт… Мама, прошу тебя: узнай себя во мне! Тебе будет легче воспринять существующее положение дел.

Она горестно задумалась и снова вздохнула.

— Я обдумаю то, что ты сказал. Но помни, что двери нашего дома всегда открыты для тебя. — И, помявшись, добавила, с трудом выговорив: — И для твоей девушки. А твои комнаты ждут тебя. Когда ты возвращаешься в город?

— В августе. Сниму квартиру. Буду работать и заочно готовиться к выпускным экзаменам.

— Квартиру? — уже саркастически переспросила мать и осеклась, когда он улыбнулся ей.

В гостиной словно посветлело, когда проблема некоторым образом решилась.

Дед пригласил-таки гостей к столу.

Мать привела себя в порядок. Для этого пришлось проводить её в свои апартаменты, которые она тщательно обследовала и выразила недовольство из-за их отдалённости от главных жилых помещений, бросив риторический вопрос, не принижает ли де Винд Тиарнака этим самым отдалением. Пришлось напомнить, что дед сделал всё, чтобы ему было комфортно, пока он восстанавливал самоконтроль, и именно потому апартаменты отдалённые. «Честно говоря, — размышлял Ферди, провожая мать в замковую столовую, — её мимоходная попытка вброса неприязни между мной и дедом даже смешна. Но мать попыталась сделать это довольно серьёзно. Неужели она так и думает, что лучше всех разбирается в любой ситуации? Плохо быть прорицателем. Становишься слишком самоуверенным».

Обед прошёл без тягостных пауз.

Но, уезжая, мать, до сих пор крепившаяся, снова разрыдалась. И Ферди с трудом удержался, чтобы не пообещать ей в августе явиться в родной дом, чтобы жить в нём. Отец кивнул сыну на прощанье — Ферди показалось, уважительно. Но мало ли… Парень, размышляя, решил, что, возможно, ему хочется, чтобы отец отнёсся к нему с уважительностью, поэтому взгляд Тиарнака-старшего и воспринял таким.

Стоявший рядом на крыльце, дед спросил:

— Уверен?

— Уверен.

— Может, надо было и впрямь заставить её согласиться с твоими условиями?

— Нет, дед. Сделай ей шаг навстречу — капкан захлопнется, — вслух размышлял парень. — Сначала она будет строго соблюдать условия, а потом сделает себе одну поблажку, другую, ну а потом и вовсе постепенно забудет о каких-то там смешных для неё условиях, полагая, что я снова привык к домашней роскоши и мне уже деваться некуда. И я не представляю, как она будет уживаться с Ларой. Ты же знаешь, что было с Кареем. А ведь он мой брат. Её сын. Представь, что будет с девочкой из крестьянской семьи, когда она попадёт в её лапы.

— Эти женщины… — пробормотал де Винд. — Ты сейчас спать?

— Да. За это время я успел отвоевать ещё два часа, но остальные держусь с трудом. Так что пока после обеда засыпаю. Я тебе буду нужен в это время? Могу перетерпеть.