Икар - Васкес-Фигероа Альберто - Страница 17

— Как же достал этот дождь!

Они сидели скорчившись, с досадой глядя в пустоту, заполненную водой, пока американец в очередной раз не пощупал почву и не сказал мрачным тоном, что ему было вовсе не свойственно:

— Либо мы летим, либо остаемся. А если останемся, никто не знает, когда сможем улететь. Почву вот-вот развезет.

Они взлетели, поднялись над облаками, взяли курс на юг, и вскоре на горизонте возникли новые тепуи, походившие на фантастические острова среди ватного моря.

МакКрэкен внимательно смотрел по сторонам и время от времени жестами показывал пилоту, чтобы тот повернул в ту или другую сторону.

В результате Джимми Эйнджел, несмотря на врожденное умение ориентироваться, потерял ясное представление о том, куда они направляются, потому что небо по-прежнему было затянуто тучами, а внизу, куда ни кинь взгляд, раскинулась непроницаемая и однообразная сельва.

Вскоре у него возникло подозрение, что пассажир старается сбить его с толку, заставляя кружить и кружить без всякого смысла.

Так вот они и летали — то туда, то сюда — часа два, пока наконец шотландец не указал ему властным жестом на высокое ровное плато, которое возникло прямо по курсу и было наполовину прикрыто облаками.

— Туда! — закричал он. — Туда!

Джимми Эйнджелу казалось, что эта гора ничем не отличается от великого множества других, над которыми они кружили уже не один час.

Они приблизились, пару раз облетели вокруг: она больше походила на каменную крепость, чем на гору, — и, разглядев ее во всех деталях, МакКрэкен победно вскинул руку:

— Эта! Садитесь!

Пилот на какое-то мгновение онемел от изумления, а потом растерянно переспросил:

— Вы хотите, чтобы я здесь приземлился?

— Именно так!

— Наверху?

— Я же сказал.

— Вы что, сошли с ума? Тут же будет где-то две тысячи метров высоты.

— Ну и что?

— А то, что это гора!.. И нам даже неизвестно, что там за почва. А вдруг болото… Мы увязнем.

— Камень. Я был здесь, наверху, и знаю. Сплошной камень.

— А хоть бы и камень, — возразил американец. — Там наверняка есть трещины, к тому же две тысячи метров высоты по-прежнему никуда не делись.

— Ну, тогда нам придется убрать стаканы.

Король Неба в растерянности тряхнул головой.

— Что вы сказали? — переспросил он.

— Что нам придется убрать стаканы! — насмешливо повторил пассажир, делая ударение на каждом слове. — Это ведь вы мне сказали, когда я спросил, смогли бы вы приземлиться на ресторанном столике?

— Сукин сын! — вырвалось у Джимми Эйнджела вместе с коротким смешком. — Ишь, как он это повернул! Так вы точно хотите, чтобы я приземлился здесь, наверху?

— Для этого мы сюда и прилетели.

— Да поможет нам Бог!

— Будет вам! — в свою очередь рассмеялся шотландец. — Разве не вы самый лучший в мире пилот?

— Не знаю, не знаю! — прозвучало в ответ. — Но могу поклясться, что, если выйду из этой переделки, буду лучшим.

Начиная с этого момента, он словно забыл о своем пассажире, сосредоточив все свое внимание на выборе места посадки.

Зловеще черная каменная плоскость почти незаметно поднималась с востока на запад. Хотя сверху она казалась гладкой, без неровностей, спустившись почти до облаков и рассмотрев ее повнимательнее, они разглядели на ней три бугра и одну широкую щель, что значительно сокращало пространство, пригодное для посадки.

Клочья облаков расползались по плато, превращаясь в причудливый туман, мешавший определять расстояния, и было ясно, — если, конечно, шотландец его не разыгрывал, — что сама мысль о том, чтобы попытаться посадить самолет на этом пятачке, была безумной.

Ветер постоянно менял направление, дул то сильнее, то слабее, а скудная растительность, которую удавалось разглядеть — в основном мох и лишайники, — была такой низкорослой, что не могла помочь составить верное представление о силе или направлении ветров.

Судя по всему, предстояло при свете дня садиться вслепую: например, лишь во время третьего облета Джимми Эйнджел обнаружил, что вдобавок ко всему прочему между камнями змеилась узенькая речушка, исчезающая в щели метрах в десяти от обрыва, дно которого не просматривалось из-за густых облаков.

— Невозможно! — бормотал он себе под нос. — Это настоящее безумие! Проломим себе череп!

Еще круг, и на тебе, новая незадача. В южной стороне твердая, с виду каменная поверхность на поверку могла оказаться толстым слоем черной мокрой земли, в которой колеса тут же увязнут; тогда самолет ткнется носом и сковырнется со скалы.

— Черт!

— Что такое?

— Я сказал «черт»! Вы уверены, что это здесь?

— Уверен!

— Мать моя! Кому это только пришло в голову? Вы что, не могли обнаружить это долбаное месторождение в более доступном месте?

— Мы пытались, но нашли только коровьи лепешки.

Король Неба сжал зубы, вверил себя Господу, описал широкий круг, удалившись почти на километр к югу, и вернулся, летя под облаками, вперив взгляд в каменный остров, полускрытый туманом, который выступал — словно древний сказочный замок — из моря щипаной корпии.

— Читайте молитву, какую знаете! — крикнул он.

— Я как раз это делаю, — ответил шотландец.

— Так помолитесь и за меня, потому что у меня нет времени!

Неожиданно он издал хриплый вой, словно это помогало ему снять нервное напряжение, и, когда до каменной стены оставалось меньше ста метров, протянул руку и повернул ключ зажигания.

Двигатель перестал тарахтеть, пропеллер вращался без силы, пока не остановился, и грохот уступил место мертвой тишине — такой, что стынет в жилах кровь, — предвестнице смерти между облаков, похожих на белый саван, окутавший людей, которые все еще продолжали дышать.

Это было волшебное и неповторимое мгновение.

Старый «Бристоль-Пипер» белого цвета мягко планировал, спускаясь все ниже и ниже в поисках начала горы и пребывая в полной неопределенности, то ли он разобьется о каменную стену и сверзится в пропасть, то ли почти чудом окажется на вершине, а весь остальной мир будто замер, наблюдая за трагедией, которая вот-вот должна была разыграться в самом далеком и пустынном краю земли.

Пропел ветер.

Просвистел в ушах.

Провыл.

А самолет дрожал всем корпусом.

То ли от холода, то ли от страха.

Он терял скорость. Терял инерцию.

А каменная стена неотвратимо приближалась.

Боже! Боже! Боже!

Тень смерти с косой в руках бежала, запыхиваясь, по скользким камням гвианского тепуя, ожидая падения своей крылатой добычи.

Они могли ее разглядеть — мелькающую в тумане костлявую физиономию и развевающийся черный плащ.

Господи! Господи! Господи!

Сейчас они разобьются!

В последний момент Джимми Эйнджел мягко потянул на себя штурвал, нос биплана поднялся на пару метров, и они проникли на плато, почти коснувшись колесами края пропасти.

Еще десять метров, и тяжелая машина плюхнулась, как гигантская птица, на твердый камень.

Покатилась вперед, скрылась в тумане, проехала еще немного, словно вслепую, и наконец остановилась.

На несколько минут, бесконечно долгих минут, всякое движение замерло.

Оба человека застыли, будто окаменели, вжавшись в кресла, не в силах пошевелиться, или, может, спрашивали себя, неужели они и правда все еще живы.

Наконец хриплый голос невнятно произнес:

— Конец маршрута!

— Как вы себя чувствуете?

— Вот уж никогда не думал, что смогу разом испытывать такой страх и удовольствие.

— Начинаете понимать, что значит летать? — спросил американец. — За штурвалом самолета ощущаешь себя песчинкой в огромном мире, но в то же время возникает ощущение, что ты сам управляешь своей судьбой.

Он спрыгнул на землю, прошел назад и остановился на краю пропасти, разглядывая облака, рождавшиеся у него под ногами.

— Когда-нибудь я расскажу своим внукам, что приземлился на пороге неба… — Он обернулся и посмотрел на шотландца, который с трудом слез с самолета: — И вы хотите, чтобы я поверил, будто вы бывали здесь раньше?