Неподражаемый доктор Дарвин - Шеффилд Чарльз - Страница 36

— Вы Эразм Дарвин. — Это было не вопросом, а утверждением. — По словам доктора Ледьярда, вы — лучший врач в Европе. Заставит ли вас ускориться, если я скажу, что с моим женихом, Филипом Олдертоном, вчера ночью произошло несчастье, и теперь он лежит на грани жизни и смерти?

Дарвин с Поулом обменялись быстрыми взглядами.

— Это и впрямь заставило бы меня поторопиться, — промолвил Дарвин, — если бы ваше поведение не показывало: здесь кроется нечто большее, чем просто несчастный случай. Коли вам нужны всего лишь мои медицинские познания, отчего доктор Ледьярд сам не попросит меня о помощи?

Позади них в щель среди туч пробился луч солнца. В волосах Элис засверкали яркие блики. Молодая женщина прикусила губу и уставилась на дорогу.

— Он считает, что справится и своими силами, — наконец ответила она. — Но дело не только в этом. Джеймс Ледьярд рассказывал, что вы бросаете вызов любым суевериям и религиозным предрассудкам, как языческим, так и христианским. Я прискакала сюда, чтобы просить вас применить эту философию к Олдертон-манор и деревне Ламбет. Мне лично со всеми этими дохристианскими поверьями ничего поделать не удается. Простейший случай порождает такую кучу толков об Олдертонской впадине, что их на добрый месяц хватит.

Дарвин не спускал с Элис глаз и потому заметил, как она нахмурилась и замялась, говоря об Олдертоне. Он встряхнул поводьями, и кобылка чуть ускорила шаг.

— Если я собираюсь вам помочь, мне надо знать историю целиком — а не те жалкие крохи, что вы нам бросаете. Расскажите все, от начала и до конца. Ну например, у вас нет норфолкского акцента, и, я бы сказал, вы скорее из западных краев. Девон или, быть может, Корнуолл. Однако внешность у вас не кельтская, а скандинавская. Как вы оказались в Ламбете и о каком несчастном случае говорите? Помните, без фактов я никакую тайну не раскрою. Я не волшебник.

Он говорил отрывисто и даже чуть-чуть заикался, хотя резкость тона смягчалось дружелюбной манерой держаться и открытой беззубой улыбкой. Элис Милнер улыбнулась в ответ и покаянно качнула головой.

— Я надеюсь на чудеса, — сказала она. — Но не вправе ожидать их. Позвольте начать с самого начала.

Дождь снова припустил во всю мочь, и молодая женщина накинула капюшон.

— Вы правы. Я родилась в Норфолке, но выросла не здесь. Мои родители живут в Плимуте, хотя семья наша родом из Восточной Англии. Три года назад я покинула отчий дом и отправилась в Лондон изучать культуру Азии. — Элис состроила легкую гримаску. — Послушать папу, так можно подумать, я собралась торговать собой в игорных притонах. Правда, через год-другой папа смирился, особенно когда я познакомилась с Филипом Олдертоном и он начал за мной ухаживать. Когда я написала родителям о Филипе, они, по свойственному им обыкновению, навели справки о его семье и очень обрадовались, узнав, что Олдертоны со времен Вильгельма Завоевателя владеют поместьем и мельницей в Ламбете. Возможно, поинтересуйся отец чем-то, помимо состояния Олдертонов, он был бы не так доволен.

— Я ничего не слышал о Филипе Олдертоне, — удивился Дарвин. — Насколько описывал мне Ледьярд в письмах, глава дома — Чарльз Олдертон, а каменоломня расположена на олдертоновских землях. Филип — его сын?

— Племянник. Чарльз Олдертон скончался два месяца назад, не оставив прямого наследника, и поместье перешло к Филипу как к ближайшему родственнику. Эта смерть лишь подкрепила ламбетские суеверия. Дядя Чарльз умер в олдертонской каменоломне. Джеймс Ледьярд говорит, причины смерти вполне заурядны и естественны, что-то вроде сердечного приступа, но деревенские слухи твердят другое. Хозяин ламбетской гостиницы — вы скоро его увидите — буквально напичкан всякими глупыми историями о фамильном роке, что преследует Олдертонов уже несколько сотен лет. Он уверен, что Чарльз Олдертон — всего-навсего последняя жертва.

— У каждого старинного рода имеется своя мрачная легенда, — пожал плечами Дарвин. — Просто-напросто результат традиции вести хроники. В любой семье за десять-то поколений случится немало всяких несчастий. Вот если никаких скелетов в шкафах не окажется — тут-то и в пору удивиться. Значит, Филип приехал сюда предъявить права на наследство, а вместе с ним и вы. Что ваши родители об этом думают?

— Не одобряют. Считают, я поступаю нескромно и опрометчиво. Но я появилась здесь всего неделю назад. Филипу пришлось покинуть Лондон внезапно. Я оставалась на Даугейт-Стейр и продолжала занятия, пока он не прислал мне письмо с настоятельной просьбой приехать.

Путешественники уже приближались к деревне, скоплению бедных лачуг, жмущихся вокруг общинного выгона. В центре, напротив друг друга, стояли симпатичная старинная церковь и гостиница в тюдоровском стиле — божественное лицом к лицу с мирским. За деревушкой начинался пологий подъем невысокого холма, на вершине которого стояло поместье. К северу, на другом склоне, медленно поворачивались под северным ветром лопасти мельницы. Элис Милнер обвела взором сей буколический пейзаж и сморщила нос от отвращения.

— Должна сказать, сельская жизнь в Ламбете не слишком-то меня прельщает — хотя Филип с самого моего приезда только и знает, что расписывать выгоды своего положения. Говорит, раз я интересуюсь всякими древностями, то непременно должна заинтересоваться и Ламбетом — там ведь все такое старое-престарое, и само поместье, и мельница, и каменоломня. Судя по системе отопления в доме, так оно и есть. В леднике и то теплее.

Она говорила с напускной беззаботностью, но голос ее слегка дрогнул. Дарвин внимательнее посмотрел на лицо и руки молодой женщины.

— Быть может, мадам, вы лучше пересядете в двуколку? А на жеребце поедет кто-нибудь из нас. Сдается мне, вам остро необходимо поесть и отдохнуть.

Элис Милнер глубоко вздохнула и выпрямилась в седле.

— Спасибо, до гостиницы я как-нибудь продержусь. — Она взглянула на доктора с новым интересом. — Вы угадали, я не очень хорошо себя чувствую. Мало спала ночью от волнения, а с утра еще ничего не ела. И все равно я готова поклясться, что хорошо скрываю усталость.

Джейкоб Поул разразился хриплым хохотом и высунул голову из-под кожаного плаща.

— От меня, дорогая моя, и от прочих обычных смертных. Но не надейтесь ничего скрыть от Эразма. Он распознает болезнь там, где никто другой ничего не заметит. Распознает в вашей манере ходить, есть, говорить — да хоть просто сидеть на месте, если вы вообще ничего не делаете. Помню я историю с графиней Нортекс. Та приехала в Личфилд вся больная-пребольная и…

— Полно, Джейкоб, — прервал друга Дарвин. — Сейчас не самое подходящее время для ваших небылиц из медицинской практики. Мисс Милнер еще не рассказала нам о несчастном случае с ее женихом, а мы уже вот-вот доберемся до гостиницы. — Он повернулся к девушке. — Дорогая моя, если вы не слишком устали, прошу вас, продолжайте. Сомневаюсь, что в общем зале гостиницы мы сможем поговорить приватно.

Элис кивнула.

— Особенно в Ламбете. Там всякий считает семейные проблемы Олдертонов своим личным делом. Тогда я и правда продолжу.

Она показала вперед.

— Если бы вы проехались по этим краям, то убедились бы, что это единственная мельница на всю округу. А поскольку выращивают здесь по большей части пшеницу, работа у жерновов не переводится. Сюда съезжаются молоть зерно из нескольких деревень. Как раз перед моим приездом Филип спросил дворецкого Брезертона, почему мельница работает только до заката. Надобно мне добавить, что хотя Филип родился в поместье, он уехал отсюда в самом раннем детстве и не знаком с местными обычаями. Брезертон сказал, никто из жителей деревни не согласится работать на мельнице после наступления темноты. Они боятся этого места.

— В самом деле? — Дарвин тихонько прищелкнул языком, и кобылка настороженно повела ушами. — Вот теперь вы меня и впрямь заинтриговали. Только очень сильное суеверие может встать между норфолкским крестьянином и его карманом. Это новомодная прихоть, следствие того, что Чарльз Олдертон умер возле мельницы?