Отважная охотница (сборник) - Рид Томас Майн - Страница 36

– Каким образом? – заинтересовался я.

– Сенобио закупил большую партию товара у одного купца в Оахаке. В устье Меделлина стоял корабль, на борт которого мы должны были доставить эту партию. Сенобио отобрал самых надежных ребят: товар был ценный. Мы были вооружены до зубов и получили от патрона приказ защищаться до последней капли крови. Правительство как-то пронюхало об этом деле, из Вера-Круц был послан отряд нам наперерез. И вот на этом самом холме мы повстречались.

– Ну, и что же дальше?

– Сражение продолжалось около часу. Мы потеряли троих лучших людей, зато и мы перебили пол-отряда, а вторую половину заставили бежать обратно в Вера-Круц.

– А что же сталось с вами?

– Благополучно сдали товар. Трое из нас остались лежать у подножия холма, едва не лег и я рядом с ними. У меня насквозь было пробито бедро. Шрам виден до сих пор. По временам болит невыносимо.

Нашу беседу прервал лай собак. Лошади заржали, им ответили мустанги, пасшиеся где-то поблизости.

– Мне думается, Рауль, дело близится к вечеру, – заметил я.

– Да, как будто стало посвежее, – ответил он.

Собаки умолкли. Кто-то здоровался с нашими провожатыми. Копыта лошадей и мулов гулко застучали по каменным плитам. По звукам мы догадались, что едем под каменными сводами. Остановились. Нас сняли с седел и бросили на плиты, точно тюки с товарами...

Мы прислушались к раздававшимся вокруг нас звукам. Ржали лошади, выли и лаяли собаки, мычали быки и коровы, бряцали сабли и шпоры, визжали женщины, кричали и ругались мужчины.

Кто-то возле нас говорил:

– Они из того самого отряда, который ускользнул от нас в Ля-Вирхене. Между ними – два офицера...

– Каррамба! У них были какие-то заколдованные пули! Надо надеяться, что патрон повесит всех этих янки.

– Quien sabe! (Кто знает!) – произнес другой голос. – Пинсон захвачен сегодня утром в Пуенте-Морено. Наскочили драгуны. Наши ничего не могли поделать. Вы знаете, как старик любит Пинсона: он скорее лишится жены, чем его....

– Так вы думаете, что он предложит обмен?

– Очень может быть...

– О нас с вами он не стал бы беспокоиться. Изруби нас в куски на его глазах, он и пальцем бы не пошевельнул...

– Всегда так бывает. Чем больше стараешься, тем меньше тобой дорожат...

– Верно! Мне порядком надоело возиться со стариком. Право, Хозе, я, того и гляди, удеру к падре.

– К Харауте?

– Ну да. Он сейчас со своим харочо где-то у Puente National. Между ними – несколько человек моих товарищей с Рио-Гранде. Живут они в палатках и ведут превеселую жизнь, как я слышал. Если бы эти молодчики попались вчера падре Харауте, их сегодня не было бы уже на свете...

– Это верно. Однако надо развязать их и дать им поесть, – может быть, они и ужинают-то в последний раз...

С этими утешительными для нас словами тот, которого звали Хозе, снял с нас повязку. Вечерний свет так ослепил нас, что мы не сразу могли различить, что творилось вокруг нас.

Мы лежали в углу patio – широкого двора, окруженного домами с плоскими крышами и толстыми стенами. За исключением первого дома, все здания были одноэтажные.

Украшенный балюстрадами портик главного дома был уставлен громадными вазами с растениями и цветами и защищен от солнца пестрой шелковой драпировкой.

Посредине патио помещался обширный каменный бассейн с фонтаном, окруженный померанцевыми деревьями, ветви которых свешивались над водою. На самом видном месте стояли две небольшие пушки. С одной стороны двора тянулись большие ясли, насыпанные маисом. К ним подводили проголодавшихся дорогой лошадей и мулов.

Громадные собаки, лежавшие на раскаленных плитах мостовой, ожесточенно лаяли, когда появлялся какой-нибудь новый всадник. Это были знаменитые испанские ищейки из породы тех, которыми Кортес травил когда-то ацтеков.

Гверильясы расположились вокруг разведенных огней, поджаривая на кончиках сабель куски вяленого мяса.

Некоторые чинили сбрую или чистили оружие, другие прогуливались взад и вперед, гордо драпируясь в роскошные manga или живописные серапе. Тут же ходили женщины в цветных рубашках.

Служанки приносили большие кувшины с водой или, стоя на коленях перед каменными очагами, скатывали тесто для тортилий и жарили бобы.

Все весело смеялись, шутили и болтали. Никому не было грустно, кроме нас, злополучных пленников, которых, быть может, ожидала в ближайшем будущем ужасная смерть...

Из вестибюля главного дома выходили офицеры, отдавали распоряжения и снова скрывались.

В одном углу двора лежали нагроможденные друг на друга тюки товара. Вблизи них расположились арриеро – погонщики мулов в живописных кожаных костюмах. Через крыши низких зданий – мы находились на возвышении – мы могли видеть зелень лугов и лесов. Вдали обрисовывались снежные вершины Анд. Выше всех вздымался к небу, как снежная пирамида, пик Орисавы.

Солнце уже скрылось за горами; последние лучи озарили конус Орисавы, заливая его расплавленным золотом. Облака, отливавшие пурпуром, окутывали вершины более низких Кордильер. Только самый высокий пик – Сверкающая Звезда – одиноко вздымался из тумана...

Это была живописная, величественная картина – на один момент я забыл, где я и что со мной... Но грубый голос Хозе вернул меня к действительности. Он вошел с двумя пеонами, несшими наш ужин на большом глиняном блюде.

Ужин состоял из черных бобов и полдюжины тортилий. Так как мы успели изрядно проголодаться, то не подвергли его сильной критике. Нам развязали руки – в первый раз за все время нашего пленения блюдо поставили перед нами. Но опять у нас не было ни ножей, ни ложек, ни вилок. Рауль показал нам мексиканский способ есть бобы, зачерпывая их куском тортильи, и мы принялись за ужин...

Глава XXXVII

ЧЭЙН УХАЖИВАЕТ

Поставленное посреди нас громадное блюдо с бобами было опорожнено в один миг.

– Превкусная штука, хотя и неказистая, – со вздохом говорил Чэйн, грустно смотря на пустое блюдо. – Милый сеньор, не можете ли вы дать нам еще немного бобов или тортилий? – обратился он к стоявшему возле нас Хозе.

– No entiende (не понимаю), – ответил тот, отрицательно качая головою.

– No in ten days! (Не раньше десяти дней!) – воскликнул Чэйн, принимая испанское –nо entiende_ за дурно произнесенное английское –no in ten days_. – Ох, как жестоко вы изволите шутить! Через десять дней Муртааг Чэйн будет ужинать на том свете, где дадут чего-нибудь получше ваших бобов!

– No entiende, – повторил мексиканец.

– No in ten days, да мы до тех пор успеем умереть с голоду! Мы сейчас хотим бобов!..

– Que guiere? (Чего он хочет?) – обратился мексиканец к Раулю, хохотавшему до слез.

– Что он там лопочет? – горячился Чэйн.

– Говорит, что не понимает тебя...

– Так скажи ты ему, что мы просим дать нам еще бобов и лепешек.

Рауль перевел слова Чэйна.

– No hay (нету), – сказал Хозе, водя перед носом взад и вперед пальцем.

– No I (не я), – повторил по-своему Чэйн. – Вы не желаете постараться для нас сами?.. Так сделайте милость, пошлите кого-нибудь! Мы на это нисколько не обидимся, только бы прибавили нам порцию...

– No entiende, – еще раз проговорил мексиканец, продолжая мотать головою.

– Да что ты все толкуешь мне о десяти днях! – кричал Чэйн, окончательно выходя из себя. – Ты ведь отлично понимаешь, о чем я тебя прошу, только делаешь вид, что не понимаешь!.. Жаль горсточки дрянных бобов!..

– Да он все время толкует тебе, что нет больше, – сказал Рауль.

– Нет больше? Врет, прохвост. На пятьсот человек приготовлен ужин, и вдруг – нет больше... Не может быть!..

– Frijoles – no hay (бобов нет), – сказал Хозе, догадавшись, о чем говорит Чэйн.

– Fray hobys (от святых), – продолжал коверкать Чэйн испанские слова. – Что ты тут еще толкуешь о святых, когда у вас дьявольские порядки!

Все мы так и покатывались от смеха, слушая эту интересную беседу.