Голубой пакет - Брянцев Георгий Михайлович - Страница 27

— Думаю, что узнал бы. Клинок был редкий, очень приметный. Ведь делал его такой мастер… такой мастер…

— Минутку. Одну минутку. Я сейчас… — Керлинг быстро вышел из комнаты.

Ахун перевел дыхание. Взяв пиалу, он отхлебнул глоток остывшего чая. Неужели клинок попал в руки иностранца? Неужто именно он купил клинок у дурака Наруза Ахмеда? Что же теперь делать?

Старик был уверен в том, что сейчас увидит таинственный клинок. Но хозяин вернулся с папкой в руках и раскинул на столе перед Ахуном с полдюжины фотоснимков.

— Ну-ка, попытайтесь!

Пытаться было нечего. Ахун сразу узнал клинок Ахмедбека.

— Правильно, ата! — подтвердил Керлинг. — Совершенно правильно. Этот клинок. Он самый. Но нам это еще ничего не дает…

Керлинг задумался, вновь потер лоб и прошелся взад и вперед по гостиной. Ахун выжидал, какие неожиданности последуют дальше, и испытующе поглядывал на хозяина. Да, клинок у этого человека. Теперь ясно. И он так дорожит клинком, что боится показать его. Спрятал надежно, а показывает снимок.

— Да, это еще ничего не дает, — повторил хозяин после долгой паузы. Видите, в чем дело… Я уже говорил вам, что не раз встречался с Ахмедбеком в Афганистане. Клинка у него уже не было, и он частенько заводил разговор об этой потере. Все жаловался, что пропал клинок, а вместе с ним исчезла и какая-то тайна…

Ахун заерзал на стуле. Ему стало душно, снова захотелось пить. Он распахнул халат, вздохнул и погладил рукой грудь, покрытую седой щетиной.

— Я не придавал особого значения этим разговорам, — продолжал Керлинг, — и не пытался расспрашивать Ахмедбека. Но как-то раз он опять стал жаловаться и с досадой сказал, что если бы удалось отыскать клинок, то кончились бы его горести и он мог бы сказочно разбогатеть. Я тогда стал подшучивать, посмеиваться. Ахмедбек обиделся. Теперь я уже не смеюсь. И вот почему: три года назад, прогуливаясь по "Эмиру", я заглянул в антикварный магазин Исмаили. Вы знаете его?

Бледный Ахун отрицательно покачал головой. Нет, Исмаили он не знает.

— И что бы вы думали? Я увидел клинок. Тот самый клинок Ахмедбека.

— И вы купили его?

— Вы угадали, — рассмеялся Керлинг. — Я не мог не купить Это был экземпляр редкой, искусной работы. Но не успел я приобрести клинок, как появились десятки людей, желающих перекупить его… Я думал, думал… Керлинг хотел уже сказать, что обменял клинок на клыч, но старый Ахун не выдержал. Испытание было ему не под силу, и он крикнул:

— Нет, нет! Ни за что не продавайте!

— Почему? — спохватился Керлинг и сообразил, что чуть не допустил промаха.

— Нет, нет, господин, ни за какие деньги!…

"Ага, вот как, — мелькнуло в голове Керлинга. — Он думает, что клинок у меня. Тогда придется сделать ложный ход".

Он поставил свой стул против гостя, верхом уселся на него и, пристально посмотрев в глаза старика, начал свой "ход".

— Позвольте, позвольте… Я припоминаю. Покойный Ахмедбек говорил, что тайна клинка известна лишь двум: ему и еще кому-то. Вот имя я забыл… Уж не вам ли?

Ахун отвел глаза. Кажется, этот господин все знает. Ахмедбек оказался несерьезным человеком. Видно, и сын в него… Кто тянул за язык Ахмедбека? Рассказывать какому-то иностранцу историю клинка!… Ведь они поклялись на коране хранить тайну. Только смерть бека давала право раскрыть ее третьему человеку — наследнику, Нарузу Ахмеду. Значит, бек нарушил клятву? Что же теперь делать?

— Много ли вам дают за клинок, господин? — спросил Ахун. У него появилась шальная мысль приобрести клинок.

Керлинг назвал сумму и едва сдержал улыбку.

Старик ахнул Аллах акбар! Шутка сказать! Таких денег не скопить и за двадцать лет!

— А не подскажет ли сын Ахмедбека имя того второго, кто знает тайну клинка? — задал Керлинг коварный вопрос.

— Нет, нет! — испугался Ахун. — К Нарузу не надо обращаться. Он глупый человек. Очень глупый. Как можно было, обладая клинком, продать его? Ведь клинок вывез с той стороны Наруз Ахмед. Вывез, держал столько лет и продал. Ну, разве он не глупец?

— Вот как? Я этого не знал. Хм…

— Нарузу ничего не надо говорить, он только испортит дело. То, что знают двое, не обязательно знать троим. Хорошо, когда знает один, хуже двое, совсем плохо — трое. Мы двое знали и, видите, что получилось…

— О! — радостно воскликнул Керлинг. — Теперь все стало понятным. Значит, вы, достоуважаемый ата, и являетесь одним из двоих, знающих тайну?

— Я… — тихо уронил Ахун и рукой стер со лба проступивший пот.

— Так в чем же дело? Что вас смущает? Вы что, собираетесь унести тайну с собой в могилу, как сделал Ахмедбек? Не глупо ли? При вашем положении я не скромничал бы. Надо рассуждать по-деловому. От молчания, могу вас заверить, вы ничего не выиграете. Послушайте, ата: один знает тайну, но у него нет клинка, у второго есть клинок, но он не посвящен в тайну. Какой толк в этом? Но если оба вступят в союз, то будут и деньги, и богатство. Подумайте, Ахун-ата!

— Плохо все получилось, — смущенно забормотал Ахун. — Очень плохо. Но если сам бек разболтал, то нужно ли мне соблюдать клятву? Хорошо, я расскажу. Но при одном условии: обещаете не обмануть меня? Я очень стар, господин, мне восемьдесят лет. Мне уже трудно собирать травы, ходить по домам. Глаза стали плохо видеть, ноги отказываются носить… Но у меня есть молодая жена, совсем молодая. Ей шестнадцать лет. Она никого не имеет, кроме меня. И она собирается подарить мне наследника. Вы понимаете? Нам много на троих не надо. Если вы…

— Довольно, все понятно, — нетерпеливо перебил его Керлинг. — Я твердо обещаю и даю в этом слово.

— Спасибо. Я знал, что вы не обидите старика. Вы — человек образованный, иностранец, хорошо знали Ахмедбека…

— Да, да… я все понимаю.

— Тогда слушайте…

И Ахун рассказал все.

Освободившись от тайны, он почувствовал облегчение, будто сбросил с плеч долголетний, изрядно надоевший груз, и потянулся к чайнику.

Керлинг, все время молча слушавший, с досадой хлопнул по столу так, что подскочили вазочки, и воскликнул:

— Господи! Какой же я идиот! Я ничем не лучше этого Наруза Ахмеда.

Ладонь Ахуна, протянутая к чайнику, застыла в воздухе.

— Что вы сказали? — переспросил он.

— Что я идиот! — повторил Керлинг, не на шутку взволнованный. — Ведь я обменял этот клинок на клыч. По своей собственной воле. Я ведь ничего не знал! Ничего! Вы теперь понимаете?

Нет, старый Ахун не понимал. Лицо его сразу обрело глупое выражение. Он весь обмяк и готов был расплакаться. Он понял лишь то, что с ним разыграли злую шутку. Его обдурили. Его, восьмидесятилетнего уважаемого табиба, повидавшего на своем веку так много разных людей, обманули, как болтливую женщину. Этому иностранцу просто надо было выведать тайну клинка, и он добился своего. Теперь ему Ахун не нужен. Ай-яй-яй… Что же он натворил?…

— Вы, я вижу, не верите мне? — обратился к нему Керлинг. — Напрасно. К сожалению, эмирского клинка у меня уже нет. Это правда. Я его обменял, и клинок находится сейчас там, — он неопределенно показал рукой, — в Советской России…

Ахун молчал. Он поднялся, взял свой узелок, лежавший на полу возле ног, и, не простившись с хозяином, шаткой походкой направился к двери. Сердце его нехорошо, тупо болело от обиды, бессилия и злобы. Он долго не мог попасть ногами в башмаки.

Когда Ахун наконец обулся и за ним закрылась дверь, Керлинг усмехнулся:

— Старая обезьяна! Не поверил! И еще обиделся. Ну и черт с тобой! Для меня теперь ясно одно: дело это стоит крупной ставки. Надо вспомнить имя советского офицера во что бы то ни стало!

8

Стояла темная безлунная ночь. Из комнатушки Наруза Ахмеда тускло светился рыжий огонек. Ахун подкрался к оконцу и прислушался. Наруз Ахмед был не один. Слышались два голоса. Старик попытался заглянуть в окно, но ничего не увидел: стекло было мутное, затянутое густым слоем пыли.