Наследники Великой Королевы (др. изд.) - Костейн Томас - Страница 91

Я отлично сознавал все это, но логика была бессильна перед безудержным оптимизмом молодости. Что-нибудь обязательно случится и все переменится: Кэти в конце концов предпочтет меня, а ее родители сжалятся над нами. Просто невозможно себе представить, что все в конце концов образуется. К тому времени, когда я добрался до своего нового жилища неподалеку от Олд Свэн Стэра, я уже не замечал мрака улиц. Розовый отсвет моей фантазии преобразил даже мрачные лондонские трущобы.

32

Окна моих комнат выходили на реку. Вид был довольно приятный, но сами комнаты находились под самой крышей, были темноваты и так малы, что я мог пройти их из конца в конец буквально в десять шагов. Как и сообщил мне сэр Сигизмунд, подбор книг там был отменный. Разглядывая корешки томов, я убедился в том, что могу не без пользы провести здесь время своего «заключения».

Я заметил несколько томов Хаклита, которых прежде не читал, и я решил начать с них. Теперь, когда мои морские странствия закончились и, похоже, надолго, меня охватило непреодолимое желание читать о чужих путешествиях.

Моей хозяйке, как видно, было приятно мое пребывание в ее доме, потому что она дважды в течение утра под разными предлогами посещала меня. Позднее она сама принесла мне обед, хотя в доме была прислуга — средних лет служанка и неуклюжий парень, который откликается на имя Стивкорн. Большую часть времени он проводил либо в погребе, либо на участке позади дома, огороженном высокой изгородью. Как я узнал позднее, он страдал падучей болезнью, и госпожа Уитчи редко выпускала его на улицу. Обед был поистине королевский и хозяйка радушно потчевала меня, а сама тем временем ворошила в камине несколько маленьких сырых поленьев. Она вообще была соткана из противоречий, и я так и не научился понимать ход ее мыслей.

Позднее днем она еще раз поднялась ко мне. По лестнице она поднималась с легкостью, поистине для столь корпулентной дамы.

— От сэра Сигизмунда Хилла, — сказала она, положив на стол небольшой пакет. Она явно относилась к моему покровителю с большим уважением и, судя по всему, ее очень интриговало содержимое пакета. К пакету прилагалась записка: * Колода карт, которая, быть может развлечет вас. X.»

— Это игральные карты, — объяснил я, наблюдая за ее реакцией.

— Карты? — она чопорно поджала губы. — Сэр Сигизмунд удивляет меня. Очень удивляет! Ведь карты — это орудие дьявола, мастер Стрейндж. Что подумал бы наш преподобный пастор Браун, если бы узнал, что я разрешаю приносить в свой дом игральные карты!

Объемистая грудь колыхалась от негодования, но судя по ее дыханию она в течение дня неоднократно наведывалась в кладовку, где хранился запас бренди. Интересно, подумал я, как преподобный Браун сказал бы по поводу столь неумеренного потребления крепких напитков.

Когда она удалилась, я сломал печать пакета. Карты были изготовлены во Франции, и качеством намного превосходили наши английские. Они были плотные глянцевитые, с великолепными цветными картинками. Я обратил внимание на то, что из всех четырех королей с короной на голове был изображен лишь трефовый. Причем лицом он явно напоминал короля Франции. Четыре же валета грубыми, хитроватыми чертами лица походили на нашего монарха.

Под изображением трефового короля я прочитал следующие строки: «Гончие спущены со сворки. Если у лисы осталось хоть немного разума, она не станет покидать свою нору. Главный охотник настроен решительно и клянется, что настигнет свою жертву. Н. М. возвратился и, говорят, в большом почете.

P. S. Кругом только и говорят о глупой выходке, совершенной неким юношей прошлой ночью. Неужели разум и осторожность совсем покинули вас?»

Я был очень встревожен вестью о возвращении Мачери. Если он обрел влияние при дворе для нас всех это чревато серьезной опасностью. Я припомнил его обещание поквитаться со своими бывшими товарищами, а ведь своей беспечностью в Кале я сам вложил ему в руки столь необходимое оружие.

В течение нескольких последующих дней я стал задумываться над тем, что я смогу предпринять в случае нашей встречи. Боковое окно моей комнаты выходило во двор захудалой гостиницы, которая, судя по некоторым приметам когда-то знавала лучшие времена. Теперь же приличные гости в ней больше не останавливались, а потому просторные конюшни по своему назначению уже не использовались. Что там теперь происходило, догадаться было не трудно. В любое время дня туда входили и оттуда выходили модно и богато одетые джентльмены. Мне были слышны звон рапир и шпаг и резкие выкрики: «В позицию… ! Отличный выпад…! Парируй боковым…!

Я понимал, что если рискну обвинить сэра Невила Мачери в предательстве и краже, мне нужно быть готовым отстаивать свои слова со шпагой в руке. Поскольку я совершенно не был знаком с искусством фехтования, то решил воспользоваться неожиданно представившимся случаем приобрести некоторую сноровку в обращении с оружием, при помощи которого джентльмены привыкли разрешать свои споры. Если бы не предупреждение сэра Сигизмунда, я бы отправился в конюшни, переделанные под фехтовальный зал сразу же. Теперь же я решил выждать пару дней. Наконец к вечеру третьего дня я решил осуществить задуманное. Уже часа два как в двери зала никто не входил, и лишь в круглом окошке над входом горел тусклый огонек. Я осторожно спустился вниз, не желал возбуждать излишнее любопытство госпожи Уитчи. Однако у входной двери я услышал ее голос.

— Собираетесь немного прогуляться, мастер Стрейндж? Сейчас ночи очень прохладные! Вы тепло одеты?

Она сошла вниз по лестнице в холл, держа в одной руке свечу, через другую ее руку был переброшен красивый плащ. Как я понял, плащ этот предназначался мне, но хозяйка почему-то не решилась предложить его и ограничилась лишь советом не гулять долго и двигаться побыстрее, чтобы согреться. Я пообещал следовать ее наставлениям.

Когда я заглянул в фехтовальный зал, то сначала подумал, что там никого нет. Помещение освещал единственный фонарь, висевший на стене. Я шел по мощеному каменными плитами полу, и мои шаги так гулко отдавались под сводами помещения, будто я находился в церкви. Мало-помалу мои глаза привыкли к тусклому освещению, и я увидел человека, сидевшего за столом в дальнем конце зала. Он сидел нагнув голову над тарелкой с едой. Фигура его показалась мне громадной и ел он с необычайным аппетитом.

— Что вам нужно? — грубо спросил он.

Я подошел к столу.

— Мне необходимо научиться владеть шпагой, — ответил я.

Вид его приветливым назвать было никак нельзя. Густая шевелюра была взъерошена. Крупные, будто вырубленные топором черты лица не выражали ничего, кроме раздражения и презрения. Это же презрение прозвучало в его голосе, когда он сказал.

— Я — лучший фехтовальщик в Европе, но может ли получиться что-нибудь путное из такого, как вы?

— По крайней мере деньги я готов вам платить приличные.

Что-то ворча он поднялся из-за стола. Я был поражен его размерами. Рост его значительно превышал шести футов, а живот был с хороший пивной котел. Весил он должно быть более двадцати стоупов [55]. Бесцеремонно схватив мою руку, он согнул ее в локте и потрогал мышцы.

— Что же, не дурно, — пробормотал он. — Рост тоже не плохой, хотя я выше на три дюйма. Примерно девятнадцать с половиной лет? Так я и думал. Кстати я всегда безошибочно определяю возраст, вес и рост любого человека. Вижу вы из дворян. Почему не начали заниматься фехтованием раньше?

— Я был в море. Там фехтование на шпагах не в моде.

— Я понял, что вы моряк по загару. Умеете управляться с пикой?

Я признался, что имею некоторый навык в обращении с этим оружием. Он нахмурился и сказал, что с пикой в руках он легко управился бы с тремя такими, как я. Однажды, орудуя лишь ножнами от шпаги, он расправился с полудюжиной стражников. Воспоминания об этом, как видно, привели его в более приятное расположение духа, потому что затем он почти дружелюбно поинтересовался причиной, побудившей меня обратиться к нему.

55

Стоун — английская мера веса — 6, 3 кг.