Великолепный - Барнет Джилл - Страница 29

Все, что происходило в дальнейшем, Клио наблюдала, словно во сне.

В редколесье ворвался, словно буря, огромный, серой масти конь. На нем ехал рыцарь, с ног до головы закованный в блестящую стальную броню. В третий раз испустив громовой клич, от которого стыла в жилах кровь и волосы вставали на голове дыбом, рыцарь выхватил из ножен длинный, сверкающий, как зеркало, боевой меч, который показался Клио мечом архангела Михаила – начальника всего небесного воинства.

Даже если бы рыцарь хранил полное молчание, Клио сразу бы его узнала – по вышитому чепраку с изображением красного льва, который покрывал круп лошади.

Ей на выручку пришел Меррик!

Не успела Клио и глазом моргнуть, как он обрушился на преследовавших ее валлийцев. Полыхнув на солнце, его меч взмыл вверх и опустился на голову разбойнику, сумевшему ближе всех своих собратьев подобраться к девушке. Валлиец завопил и рухнул как подкошенный. Его судьбу разделил второй разбойник, а затем и третий.

Меч Красного Льва разил неутомимо и точно. Стрелы, которые выпускали в него валлийцы, отскакивали от доспехов, не причиняя рыцарю никакого вреда. Они падали на землю, потеряв свою смертоносную силу, и их крушил копытами могучий рыцарский конь.

Прислонившись к дереву и широко распахнув от ужаса глаза, Клио следила за тем, как один человек бился с целой шайкой разбойников. Побоище продолжалось долго – до тех пор, пока уцелевшие валлийцы не ударились в бегство. Не желая больше испытывать судьбу, они стремились укрыться в зарослях, спасаясь от закованного в броню рыцаря, – точно так же, как Клио прежде спасалась от них.

Когда на опушке не осталось ни одного валлийца, забрызганный кровью врагов рыцарь дернул за поводья своего коня и двинулся по направлению к девушке.

В этот момент Клио почувствовала, что голова у нее закружилась – деревья вокруг завертелись, словно в хороводе, а уши заложило. На какое-то время мир для нее лишился всего богатейшего разнообразия звуков и красок. Чтобы не упасть, Клио обхватила обеими руками ствол дерева и прикрыла глаза. Это помогло – предметы перестали вертеться вокруг нее, да и слух тоже стал постепенно к ней возвращаться. Во всяком случае, она услышала топот копыт, скрип седельной кожи, звяканье доспехов и поняла, что расправившийся с валлийцами всадник направился в ее сторону.

Когда Клио открыла глаза, рыцарь был совсем рядом – на расстоянии какого-нибудь фута, не более. Он хранил молчание, и Клио оставалось одно – смотреть на представшую перед ней металлическую статую. Только взгляд рыцаря, сверкавший сквозь узкую прорезь забрала, позволял утверждать, что за непроницаемой стальной броней скрывается живое человеческое существо.

Всадник по-прежнему сжимал в руке меч, но это грозное оружие больше не сверкало на солнце. Его лезвие – от острия до самой рукояти – было покрыто алой дымящейся кровью, которая капала на стальную рукавицу и, засыхая, оставляла на ней бурые, похожие на пятна ржавчины, разводы. Неожиданно Клио поняла, почему Меррик не спрятал меч в ножны. Он, очевидно, хотел преподать ей своеобразный наглядный урок и весьма, надо сказать, жестокий. Этот окровавленный клинок должен был навсегда отпечататься у нее в памяти, чтобы впредь ей неповадно было пренебрегать его приказами.

И педагогический прием графа оказал свое действие – наверное, даже в большей степени, чем он рассчитывал. Клио, как ни старалась, не могла отвести глаз от этого испятнанного человеческой кровью оружия, ужаснее которого ей ничего в жизни видеть не доводилось. Она смотрела на меч, словно кролик на удава, не в силах, пошевелиться.

Всю жизнь ее, так или иначе, пытались уберечь от созерцания мрачных сторон действительности. Даже война – и та виделась ей как некое праздничное, яркое действо, о котором с восторгом повествовали в своих песнопениях заезжие менестрели. В многочисленных балладах и сказаниях они расписывали подвиги рыцарей, поражавших врагов не столько оружием, сколько своей храбростью и благородством.

Однако в том, чему она недавно стала свидетелем, ничего романтического и тем более праздничного не было. Кровавая, грозная и грязная правда жизни предстала перед ней во всей своей неприглядности. Клио почувствовала, как к горлу подступает тошнота, а голова снова начинает кружиться.

Между тем рыцарь поднял забрало шлема, после чего устремил на девушку взгляд, который не предвещал ничего хорошего. Его голубые глаза обрели стальной оттенок и блестели от сдерживаемого гнева.

Рука в стальной рукавице лежала на передней луке седла, однако этот характерный жест, который обычно являлся показателем душевного равновесия, не мог ввести Клио в заблуждение.

– Меня не было в замке всего несколько часов, но вы, тем не менее, ухитрились попасть в западню и едва не лишились жизни, – мрачно произнес Меррик, и в его глухом, низком голосе не было и намека на куртуазное обращение, которого требовал этикет.

Клио хотела осадить своего спасителя какой-нибудь насмешливой фразой, но не могла произнести ни слова. Все ее тело сотрясалось от крупной дрожи, голова кружилась все сильнее, в глазах потемнело. В следующее мгновение она неожиданно рухнула на колени и уронила голову на грудь, отчего ее светлые волосы свесились на лицо, скрыв от взгляда рыцаря проступивший у нее на щеках нездоровый лихорадочный румянец.

И только тут Меррик заметил торчащее из ее спины древко тяжелой стрелы.

Клио слышала, как он разразился бранью, но не понимала, что вызвало новую вспышку его гнева. С каждой минутой ей становилось все хуже – лихорадка усиливалась, нестерпимо болела спина, а сердце то замирало, то опять колотилось, как сумасшедшее.

И тогда она поступила так, как поступила бы в ее положении всякая женщина. Она разрыдалась.

16

У Меррика от бессильной ярости сводило скулы. Он смотрел на длинную стрелу, торчавшую из хрупкой спины его невесты, и ему было ясно как день, что даже если его сию минуту утащит с собой дьявол и проведет по всем кругам ада, то и это явится для него слишком легким наказанием.

Ну почему, черт побери, он не сумел ее уберечь?! Сжав коленями бока лошади и слегка натянув поводья, Меррик заставил благородное животное встать на колени. Потом он слез с седла – далеко не так легко и ловко, как обычно, поскольку ему мешали тяжелые стальные доспехи.

А вот ее тело не было защищено доспехами! Она оказалась совершенно беззащитной перед валлийцами – притом что его первейшей обязанностью являлось защищать свою невесту...

Меррику приходилось видеть, как умирают люди, а уж кровавых ран он перевидал на своем веку столько, что и не сосчитать. Он сам тоже получил немало ран – и рубленых, и колотых, – короче говоря, всяких. Но, когда он увидел, что из спины его невесты торчит оперенная стрела, у него появилось ощущение, будто его разрывают на части дикие звери.

Меррик торопливо, насколько мог, двинулся к Клио. Когда он шел, его доспехи лязгали, звенели и скрежетали, издавая звуки, нестерпимые даже для привычного уха. Но во сто крат нестерпимее было ему слышать тихие рыдания Клио. Меррику хотелось сорвать с себя латы – все, вплоть до последней стальной пластины, – тем самым доказав ей, что и он столь же мало защищен от превратностей этого мира, как и она...

Оказавшись рядом с Клио, Меррик опустился на одно колено, подхватил девушку за талию и помог ей опереться о его закованное в сталь колено. Даже сквозь тяжелые рукавицы он ощущал, как трепещет ее маленькое тело.

– Успокойтесь, дорогая моя, – глухо произнес он. – Теперь вы не одна.

Клио едва слышно прошептала его имя и положила голову на его стальное плечо. Чтобы не поддаться нахлынувшему на него непривычному, но чрезвычайно сильному чувству, от которого у него защипало под веками сжалось сердце, Меррику пришлось на несколько секунд прикрыть глаза.

Некоторое время они пребывали в этом положении, потому что он не знал, на что решиться.

Меррик де Бокур был воином – это правда. Но в данную минуту он испытывал странную слабость, злость на себя и даже страх. Наконец, он поднялся на ноги и двинулся к лошади, прижимая Клио к себе. Одна ее тонкая рука обнимала его за шею, а другая бессильно свисала вниз, и по ней тонкой струйкой бежала кровь – потревоженная рана на спине снова начала кровоточить.