Борель. Золото (сборник) - Петров Петр Поликарпович - Страница 60

Это с тех пор, как Арлаха звезданул меня перчаткой в трактире… Два месяца в тюремной больнице пролежал я в те поры и тебя потерял.

– Вот как! Значит, тебя тогда не сцапали? А я спрашиваю, слыхал ты или нет про Улентуй? – крикнул на ухо Гурьян.

Старик поднял голову, замигал хмельными глазами и бодро поднялся.

– А ты не поминай! – внезапно рассвирепел он. – Знаю, что там капают, но они не доберутся до настоящего золота. Вот те крест! – Он размашисто ударил себя в грудь. – Митрошку бы они спросили, где золото лежит. Вот!

Гурьян улыбался. В порыве этот одряхлевший старик опять напоминал ему прежнего Митрофана. Он взялся за бутылку и налил коньяку уже в два лафитника. А старый приискатель, задетый за живое, заскрипев по полу еще не оттаявшими опорками, размахивал руками.

– Слыхал! – кричал он. – Много там перерыли, но не там, где положено. Дол ковыряют, а там шиш с перцем. Голову надо на другое место пересадить молодым-то копачам. Котловину не рыли? А помнишь три дерева на ветродуе, около гнилого ручья?

Гурьян поднес лафитник старику и удержал его за руку.

– Выпей, и поговорим толком. Ты зря ругаешь новых приискателей. Поедем лучше, я покажу там все наши дела и докормлю до старости.

Митрофан вылил в рот коньяк и, не морщась, поглядел на хозяина.

– Ты нешто там живешь?

– Я директор Улентуя.

– Эвона друг! – развел старик руками, почтительно садясь и кланяясь. – Дай копыто поцелую.

– Брось, – отдернул руку Гурьян. – Ты взаправду знаешь, что у Гнилого ручья есть золото?

– Головой ручаюсь, – опять выпрямился приискатель. Он, шатаясь, прошелся к порогу. – Эх, сынок, плохо ты тогда раскусил Кармелюка. Там еще курья с золотым дном лежит, но никому не велено черпать из нее. У, кабы подняться мне. – Митрофан сам вылил в лафитник весь коньяк и начал закусывать, мусоля колбасу.

– Если желаешь, поедем сейчас, – предложил Гурьян, соображая, может ли действительно поехать этот отживший старик.

Митрофан закурил и захлебнулся дымом.

– А што ж, для тебя могу, – ответил он, прокашливаясь. – Должен я тебе и все покажу. Начисто.

– Но ведь ты только говоришь, а на самом деле не поедешь, да и хвастаешь, поди.

Митрофан стукнул по столу кулаком и свалил опорожненную бутылку.

– Не веришь старому варнаку? И не надо! Ежели захочу, то сам поведу туда старателей и схвачу золотишка, как в амбаре. Я, брат, поклоны отродясь не бил. Вот поднимусь и к теплым дням нагряну с братвой.

По бороде старика скатывалась вода. Несмотря на вызванную вином смелость, он все же выглядел жалким. Через час Митрофан заснул, свернувшись прямо на полу, а Гурьян вышел из гостиницы и в конторе треста нашел Вандаловскую.

– Хочу увезти старика на рудник, – поделился директор. – Как вы смотрите на это?

– Производственные затраты будут невелики, – ответила она. – Только мало верится, что он найдет что-нибудь.

– Вот и я сомневаюсь… Но жалко, что он погибает на улице…

Директор, все еще колеблясь, прошел на склад и взял в свой счет полушубок, валенки, рубаху с шароварами.

– Вот тебе новое обмундирование, – сказал он, когда Митрофан проснулся. – Возьми мое белье и шпарь в баню. Через два часа мы выезжаем на станцию. Да закусил бы сначала, а то свалишься где-нибудь.

– Не хочу.

Митрофан, откашливаясь и болезненно морща опаленное морозами высохшее лицо, смотрел на пустую бутылку.

– Нет у тя больше? – кивнул он головой.

– Хватит, – строго оказал Гурьян. – Вот бери деньги на баню и поторапливайся.

Митрофан связал в узел свое отвратительное лохмотье, на котором директор заметил вшей, и надел новую шапку, валенки и полушубок. Необношенные валенки подвертывались под ногами, и старику трудно было шагать.

– Плох ты стал… – Гурьян проводил его до выходных дверей и в упор спросил:

– Вернешься или нет?

Митрофан мотнул головой.

– Смотри, я жалею тебя и хочу все по-хорошему. Помни…

В номер директора зашла Вандаловская.

– Все-таки решили увезти?

Гурьян подмел сор к порогу и начал укладывать вещи.

– Надует, хрыч. Сердце подсказывает, – рассмеялся он.

– А вы сами бы сходили с ним. Он куда отправился?

– В баню я его послал. Ведь с ним рядом сидеть страшно.

Вандаловская развернула утвержденные сметы и стала зачитывать вычеркнутые и сокращенные статьи.

Но Гурьян плохо слушал. Он смотрел в окно, в ту сторону, откуда должен идти обратно Митрофан. Теперь уже не жалость, которая охватила директора при первой встрече, волновала его. Гурьян все же верил, что старик может оказать руднику услугу, и возможность потерять его из виду усиливала беспокойство директора.

Вандаловская, глядя в бумаги, объясняла:

– Была на складах механического завода и не нашла для нас нужных материалов… Оставила заявку в техническом бюро. И чертежи оставила.

– О чем это вы! Надо оставить здесь своего представителя, иначе не выдерешь, – невпопад ответил Гурьян, занятый своими мыслями. – Оставьте записку Ивану Михайловичу, чтобы проследил…

В дверь просунулась голова прислуги.

– Извозец ваш подъехал, – сообщила она.

Вандаловская взглянула на часы.

– Да… пора. В нашем распоряжении полчаса, да еще на мосту может случиться задержка.

Гурьян сорвал с вешалки доху и с озлоблением сунул в рукава руки. – Надул, варнак! – выругался он.

Вандаловская поспешила в свой номер. На ходу попросила:

– Помогите вынести вещи.

По коридору гремели шаги. Люди торопились на поезд. Директор уложил в санки чемоданы и посмотрел на затуманенную улицу.

– Поторапливайся! – крикнул он извозчику.

Холодная волна резко хлестнула в лицо путников. По сторонам золотым потоком поплыли ярко освещенные окна и глазастые фары автомашин.

Гурьян долго оглядывался на гостиницу, а затем поднял воротник и, опустив голову, сердито засопел носом.

3

Растолстевший, с отвислым подбородком бухгалтер лихо отодвинул счеты и, дернув внушительными посеребренными бровями, басом крикнул навстречу входящему Стукову:

– Двадцать процентов не дотянули!

– А что это значит? – не понял секретарь.

– Это значит, что декабрьский план золотодобычи не выполнен только на двадцать процентов, когда все предыдущие годы дают недовыполнение пятьдесят с гаком.

– Стало быть, начинаем колотить по прорыву?

– Пока теребить только. – Бух важно крутнул в пальцах ус. – Да еще бегунка подводит. Посмотри, какие запасы – «Гора» – не провернули.

Рыжеволосый курьер с длинным носом, прозванный Кайлой, лукаво моргнул Стукову.

– «Гора»-то покель меньше твоего брюха, Самойлыч.

– Молчи, тупая кайла! – бухгалтер погладил круглый живот. – Тут дело завертывается, можно сказать. Когда это было, чтобы у нас зимой был запас на полмесяца работы дробилке и бегунам. Да если так пойдет, то нас и дымом с Улентуя не выкуришь (бух был патриот рудника и не любил перемены мест).

…Утром Пинаев разносил по шахтам газету с напечатанной сводкой. Громкий успех падал на долю шахтеров. Цифровой столбик старательской работы показывал снижение.

«Прогуляли», – с досадой думал Костя, подпрыгивая в кузове грузовика.

Он ехал в деревню. Из окон школы тускло падал свет на отшлифованную дорогу. На парадном крыльце толпились люди, узнать которых в темноте не мог. Костя соскочил и уперся носом в мерзлое стекло. Среди игравших в шахматы сидел Ларька Супостат и суетливо бегала Катя. Идти и ней после газетной заметки было стыдно. Старатели играют в шашки и читают книжки. «Это – победа», – думал он.

На старой квартире шумело сборище. За столом сидел Хлопушин с деревенским коновалом, прозванным Пирог с Шерстью, и тучным спиртоносом Сохатым. Сохатый и Пирог с Шерстью исподтишка скупали у старателей утаенное золото. У порога, закинув на приступок ноги, маялись с похмелья, клянчили спирта Алданец, Филя Балда и Цыганок. Они только что вышли из-под ареста. Приискатели хохотом поощряли разговор Хлопушина с коновалом. В заношенном нагольном полушубке, с сумкой на бедре Пирог с Шерстью раскидывал в стороны тяжелые черные волосы и совал за губы гарь из трубки. Спирт из стакана он тянул, как из соломинки…