Борель. Золото (сборник) - Петров Петр Поликарпович - Страница 84

Гурьян взял Антропова под руку и отвел в сторону.

– Вам придется переключиться на несколько дней, – сказал он. – К концу августа мы должны перенести к обогатительной фабрике старые мастерские и заложить новое здание для механического завода.

– Вот это темпы! – Всегда сдержанный инженер поднял удивленные глаза.

– Да, да, Виктор Сергеевич, дело так обстоит… К Улентую теперь присматривается Москва. Прииск становится заметным.

– А как с оборудованием?

– Оборудование готовится вне очереди. Поправляйтесь хорошенько и за большое дело… В ноябре мы вас отправим в Крым или куда пожелаете сами… Надо копить силенку. Американскую фабрику берется установить Зайцев при помощи Вандаловской и вашей… Постараемся обойтись без дорогих и «знатных» иностранцев… Задача почетная, Виктор Сергеевич.

Гурьян тряхнул слабую руку Антропова и, уже забыв о Пеночкине, пошел вдоль прямой линии построек, пахнущих смолой.

12

Разведки возобновились. В печати, в разговорах специалистов золотой промышленности Улентуй опять упоминался рядом с Леной, Витимом, Бодайбо и Енисеем. Улентуйцам приходилось увольнять забегаловцев, отказывать новым рабочим, осаждавшим прииск ежедневно. А люди были нужны. Богатые месторождения ждали человеческого труда, но труд еще не мог использоваться, не мог оплодотворить полностью вдовствующие недра. Бегуны и бутары не справлялись с «Гора», не извлекали драгоценного металла из руд и песков, он уходил в эфеля вместе с сопротивляющейся породой. Нужно было строить иловые и эфельные заводы, быстрее создавать мощную американскую фабрику.

…Гирлан просматривал последнюю статью об Улентуе в сибирской краевой газете. На скульптурно-мертвом лице иностранного специалиста не вызвали оживления ни механизация рудника, ни открытие богатых месторождений. Но, пробежав последний абзац, он быстро подчеркнул строчки синим карандашом. Холодные глаза иностранца расширились. В концовке говорилось о вредительстве на Улентуе и других золотопромышленных предприятиях.

Газета хрустнула в костлявых пальцах Гирлана. В танцевальном зале роскошного ресторана «Савой» оркестр заиграл модный фокстрот. Сквозь зеркальные стекла дверей Гирлан видел, как вся в черном, с пышной прической прошла с каким-то восточным франтом счастливая Надежда Васильевна.

«Ненасытная самка», – подумал Гирлан, открывая дверь. Пьянящие звуки музыки, шелест шелков и ритмическое скольжение ног по паркету сегодня не волновали, не доходили до сознания.

– Едем домой, – отрывисто сказал он, когда Надежда нагнала в швейцарской.

– Но что случилось? А мне так весело!

– Можешь оставаться…

В глазах Гирлана был тяжелый блеск.

– Знаешь, я не закончила партии.

– Кончай.

Он неправильно надел шляпу и вышел. Это опять было нарушением ритуала. Тем не менее Надежда Васильевна поехала домой позднее.

По улицам уставшей Москвы замирали последние гулы. Гирлана Наденька застала за странной работой. Стоя около камина в нижнем белье, он рвал на клочья бумаги и с остервенением бросал их в огненную пасть топки.

Около порога громоздились чемоданы. Надежда Васильевна знала, что в них хранились чертежи, снимки и секретные материалы о золотодобыче.

Женщина присела на зыбкий диван. Мутные бороздки от растворившихся красок поползли по ее мерклым щекам. Поняла, что и прислуга отослана куда-то намеренно.

– Что с тобой?

Она попробовала подняться. Не взглянув, Гирлан ответил:

– Я уезжаю…

– Куда? А я?

– Тебе нужен паспорт…

Наденька отшагнула, как будто на нее надвигалось страшное чудовище. Лицо от пота покрывалось мутью. Блеск ослепительных столиц мира, салоны Европы и Нового света, так чарующе манящие маленькую, жадную до удовольствий женщину, померкли и растаяли. От настойчивого стука в дверь оба вздрогнули.

Гирлан подошел к чемоданам. Он ухватил их и тревожно взглянул на Надежду Васильевну. Стук повторился, нетерпеливость его передалась через обшитую цветной лайкой дверь. Надежда Васильевна сзади ухватила Гирлана за плечи, но он отбросил ее и, сунув в шкаф чемоданы, подошел к двери. Американский замок четко щелкнул. На пороге остановился шофер.

– Я подал, – спокойно сказал он.

В обезумевших глазах женщины перехлестнулись испуг и злорадство. Глаза Гирлана отталкивали пустотой. Это было накануне ареста Вандаловской и Зайцева. Через час, после отъезда Гирлана, была взята Наденька.

13

В зеленогривые сопки август вплетал золотые узоры. Осинники рдели однобокой брусникой. Смолевый запах дебри смешался с ароматом вызревающей малины. Тайга, очистившаяся от гнуса, шумела тихо, выглядела чище. Кусты черемушников гнулись от тяжести черных ягод.

Тайга была похожа на путника, собравшегося в дальнюю дорогу. Покой нарушали только неуемные белки и кедровки. Разжиревшие рябчики безмятежно кочевали по брусничникам.

В измокшей тужурке и сапогах Гурьян вернулся из леса. Вытянув из-за пояса глухаря, он подал добычу.

– На твое счастье, Таня, – сказал он. – А как в лесу хорошо! Уходить не хотелось.

– Это меня радует, – усмехнулась она, обняв мужа за мокрую шею. – Ты переоденься и садись обедать… Мы сегодня опоздали, а там есть маленький сюрприз…

– Какой?

– Сам увидишь… приходи скорее. – Она понизила голос. – Кстати, я хотела посоветоваться с тобой… Знаешь, мне кажется, Варваре живется трудно, а мы зарабатываем прилично… Вот я и думала, если бы ей производственный паек и наши ежемесячные отчисления… Только как предложить? Ведь она гордая.

Гурьян поморщился. Разговор о Варваре отогнал свежесть таежных впечатлений и радость близости, которую всегда ощущал около жены. Он протер стволы ружья и стряхнул с тужурки росные капли.

– Не огорчайся. Если не желаешь, то я сама устрою все, – продолжала она. – Можно поговорить с Катюшей, она большая умница.

– Нет, почему же… Я должен уладить…

Татьяна Александровна оглянулась от порога. Лицо ее было грустным, а глаза излучали покойную теплоту. Гурьян быстро шагнул и порывисто обнял ее.

– Ты не надулась? Обожди, пойдем вместе.

– Нет, я спешу…

– Ага, характер показываешь, – пошутил он.

– Нет, но мне вообще надоели бабьи разговоры… Ты, Гурьян, не можешь понять моего состояния. Для тебя все просто… Тебя не трогает, если дело касается моей чести, моего имени. А я не сплю ночей…

– И напрасно… Пусть при мне кто-нибудь тронет… Да я горло вырву… Ты оставь эту расхлябанность… Кому ты веришь? Всему активу, который дорожит тобой, или бабам?

– И все-таки, лучше бы нам уехать, чтобы жить и работать спокойнее…

День был прозрачный, насыщенный запахами боровых растений. Постройки нового поселка горели позлащенной пеленой.

Гурьян смотрел в окно и обдумывал. Он уже забывал о потрясениях, целиком уходил в работу, втайне обижался на жену за ее уныние. «Не любит ли она Антропова?» – снова подкрадывалась мысль.

– Таня, а если мы поедем лечиться?

– Обязательно нужно… Нужно как-то рассеяться. – Лицо Татьяны Александровны посветлело, она положила ему на плечи руки и улыбнулась.

После завтрака Гурьян нагреб в кошель муки и взял денег. Муку он поставил в корзину и, раздумывая, куда ее отнести, – к Кате или прямо к Варваре, – закрыл дверь.

Навстречу торопливо топал короткими шагами Стуков. Обнаженная голова секретаря отсвечивала, как полированная. Он не признавал летом фуражек, отчего старики-шахтеры прозвали секретаря «копченым».

– Куда это с поноской? – спросил Стуков.

Директор смущенно заулыбался.

– Алименты хочу предложить…

– Дело придумал… Людей забывать не надо… А знаешь, пришла телеграмма… Суд над вредителями будет.

– Вот тебе раз! – Гурьян вспомнил о «сюрпризе» и в душе подосадовал на жену. – Но к нам их привезут зря.

– Почему зря? – удивился Стуков.

– Застой опять получится, а у нас все дни на счету. (Гурьян имел в виду и жену, которой суд не доставит удовольствия.)