Скажи что-нибудь хорошее - Огородникова Татьяна Андреевна - Страница 10

– Доброе утро. – Пашка дал бы голову на отсечение, если бы хоть кто-то из землян посмел поспорить с этим утверждением. На пороге стояла молодая, на вид лет шестнадцати, девушка, с открытой, приветливой улыбкой, обнажавшей белоснежные ровные зубы, идеальным овалом лица, зеленющими, сверкающими, озорными глазами, тяжелой русой косой, уложенной вокруг головы, и великолепной, бархатистой кожей. Пашке вдруг показалось, что от девушки исходит какое-тот свечение, настолько ее образ был чист и органичен. Уж ему-то, Пашке, никогда не составляло труда обольстить любую красавицу, он хорошо знал, как обращаться с женским полом, но здесь он вдруг оробел и даже смутился.

– Доброе, доброе, – ответил он на приветствие и попытался улыбнуться. Вышло криво.

– Не замучил вас мой Кирюша? – Кирюша прилепился к женщине, как клещ, Пашка подумал, что сам бы с удовольствием прилепился к такой, хотя бы на недолгое время.

– Нет, все нормально. Мы с ним почти дружим, – ответил Пашка и вдруг опомнился: – Да, кстати, меня зовут Павел.

– Я знаю, здесь новости быстро разносятся. – Она все время улыбалась, теперь немного смущенно. – Вы скоро тоже все про всех будете знать.

– Да ваш Кирюха уже вкратце ознакомил с ситуацией. Только вот не сказал, как вас зовут.

Кирюха повернул мордашку в Пашкину сторону и пробормотал:

– Как это не сказал? Валентина зовут. Мою маму зовут Валюша.

Валюша нежно улыбнулась и потрепала сына по макушке.

– Пойдем, родной, нам нужно заниматься, а Павел, если ему что-нибудь нужно, нас найдет. Правда, Павел? – Она вопросительно посмотрела на Шило. В ее взгляде и в манерах не было ни тени кокетства, ни осознания своей необыкновенной красоты, ни чванства, ни самонадеянности. Или она была настолько уверена в себе, или, наоборот, не подозревала, чем обладает.

– Правда, – автоматически вырвалось у Пашки, хотя он даже не подозревал, как и где можно отыскать в этом месте того же Кирилла и тем более Валюшу. Пока он точно знал, как найти Евгению. Кстати, он не видел ее уже около двух часов. Шило спохватился, нужно пойти посмотреть, чем там занимается этот странный кудесник.

– Валюша. – Шило решил назвать ее так, как ее представил сынок. – Можно задать вам всего один вопрос?

– Конечно. – Она остановилась и внимательно посмотрела на Пашку.

Тот по инерции хотел попросить номер телефона, но, поняв, что в данной ситуации это было бы глупо, передумал:

– Вам правда помог этот… – Он не знал, как назвать кудесника.

– Правда. Кирюша, давай, беги в комнату, я сейчас приду.

Кирюхи и след простыл, он не очень-то мог стоять на одном месте. Валентина вдруг разом подтянулась, посуровела и даже стала выглядеть намного старше.

– Он умирал у меня, дышать не мог, и никто, ни один врач не брался не то что вылечить, но даже причины назвать. А теперь – вот! Вы сами видите. То, что руки за спиной, это – упражнения такие, для дыхания, легкие разворачиваются. Это уже совсем не страшно, вы бы нас полгода назад встретили. – Она вздохнула и на секунду прикрыла глаза, видимо, вспоминая пережитый ужас. – Все до единого доктора и даже священники говорили только, что мне надо смириться. Понимаете? Георгий был нашей последней надеждой, и то – очень призрачной. Но вы все сами видите. Так что надо верить, вам тоже помогут.

Не сказав больше ни слова, она развернулась и вышла. Пашка немного постоял, раздумывая о новых впечатлениях и не понимая, что с ними делать. Он всегда был человеком действия, ему был нужен мгновенный результат, ждать полгода, а то и больше, он не был готов. Разве что в компании Валюши…

Он решил навестить Евгению и осторожно пробрался к комнате, где провел ночь. Дверь была чуть приоткрыта, внутри было очень тихо. Шило заглянул в щелочку, но, кроме широкой спины кудесника, ничего не увидел. Он пометался по дому еще полчаса, вышел во двор и ощутил вдруг такую свободу и радость, что на этот миг горестные тяготы последних месяцев вдруг перестали существовать. Пашка вскинул руки, вдохнул полной грудью и побежал, как ребенок…

Я бы нарисовал сном/мечтой Ван Гога на звездах поэму Бенедетти, и песня Серрат стала бы серенадой, которую я бы подарил луне. Я бы полил слезами розы, чтобы почувствовать боль их шипов и алый поцелуй их лепестков. (Габриэль Гарсиа Маркес)

11. Матвей

С появлением в доме маленького монстра по имени Светка у Матвея пропал покой и сон. Со временем пропала и злость, и тупая ревность к деду, потому что тот подходил к орущему свертку, только когда тот замолкал на продолжительное время. Моте в такие моменты лезли в голову страшные, но почему-то прилипчивые мысли о том, что монстр умолк навсегда. Было немного жалко, но Мотя был уверен, что с этим чувством он справится довольно скоро. Но нет, проходило время, и сверток вновь исходил истошными воплями, вынимая у окружающих мозг и кишки. Матвей предпочитал находиться дома как можно реже, он не очень понимал, почему Зойка стала такой домоседкой и почему Виктор ведет себя у них дома так, как будто он там родился и прожил всю жизнь. Причем жизнь его проходила в самых нужных местах, которые были необходимы и остальным людям – Моте, например, иногда нужно было есть в кухне, но Виктор сердито цыкал на него и яростно шептал, шевеля тонкими губами и даже кончиками огромных ушей:

– Пошел отсюда, выродок! Придешь жрать, когда я уйду. – Он демонстративно брал в руки нож и начинал вертеть его в разные стороны.

Моте не был страшен нож, самым неприятным было шевеление ушей. Со временем парень решил, что у Кащея – отца монстра – должны быть именно такие уши. Эта мысль не давала покоя, Матвею стало необходимо изучить уши обоих чудовищ в деталях. По этой причине, встречаясь с Виктором в местах общего пользования, Мотя пристально рассматривал его уши, делая для себя все новые и новые открытия. Например, когда Виктор стоял затылком к окну, в лучах солнечного света его ушные раковины просвечивались насквозь и казались наспех прилепленными к голове ненужными огромными блюдцами. Как будто природа, забыв приклеить уши к голове новорожденного младенца, в последний момент решила с лихвой исправить ошибку и одарила его слуховым аппаратом невероятного размера. Слух у Виктора и впрямь был отменный. Он, не напрягаясь, мог слышать подъезжающий велосипед за километр и за пять минут до появления почтальона сообщал о его приходе:

– Почта на подъезде, известия прибыли. – Он противно скалился и выходил на крыльцо, чтобы первым встретить почтальона.

Еще у Виктора были золотые зубы – два внизу и один наверху. Моте это казалось очень красивым, а когда он узнал, что зубы из настоящего золота, он и вовсе зауважал Виктора, как можно уважать человека, который обладает таким излишком золотого запаса, что вынужден хранить его даже во рту. Наличие золота во рту лишний раз подтверждало принадлежность Виктора к роду Кащеев, потому что даже в сказке про Лукоморье злой Кащей чах над златом. По мнению Матвея, бедные люди в случае выпадения зубов могли себе позволить заменить их только деревянными протезами.

К концу первого года совместного с Виктором проживания Мотя составил себе полный портрет постояльца. Злобный богатей по типу Кащея Бессмертного, наделенный сверхъестественной силой, сосредоточенной в ушных раковинах, неизменно пьющий с Зойкой водку, готовый зарезать Матвея в любой момент и требующий к себе уважительного отношения, несмотря ни на что. Возможно, единственной причиной, которая мешала Виктору избавиться от него, Моти, было постоянное присутствие в доме деда Ивана. Ну а с Иваном расправиться не так-то просто.

«Плохо ты меня знаешь», – думал Мотя, пытливо вглядываясь в уши Виктора. Парень старался улучить момент и незаметно подобраться к Светке, чтобы исследовать, насколько та унаследовала магические свойства своего папаши. Уши у монстра были точно такими же прозрачными и огромными. Это было особенно видно на покрытой светлым пухом голове с вытертым до лысины затылком.