Юлий Цезарь - Шекспир Уильям - Страница 38

В противовес Антонию Октавий не романтик борьбы, а трезвый политик, шаг за шагом завоевывающий новые позиции. При этом он открыто старается воспользоваться плодами первой победы Антония, добившегося изгнания Брута и Кассия из Рима. Антагонизм между Октавием и Антонием, однако, еще не получает полного развития в этой трагедии. Здесь он только намечен, но уже и в этой наметке ясно видно, что союз Антония и Октавиана непрочен и должен будет распасться, ибо властолюбие обоих не позволит им быть союзниками.

Третий член триумвирата, образованного после смерти Цезаря, Лепид, — жалкий, неспособный и неумный политик, который нужен Антонию и Октавиану для равновесия. Хотя сам он и склонен считать свою роль важной, в сущности, он является не более чем пешкой в руках двух главных триумвиров.

Общая черта всех членов цезарианской партии — себялюбие, господство личного интереса над государственным. Борясь за монархию, каждый из них стремится сам стать во главе ее.

Иного рода нравственное начало преобладает в лагере республиканцев. Нельзя сказать, чтобы они были людьми, лишенными личной заинтересованности. Только один Брут вполне свободен от эгоизма. Остальные деятели этого лагеря, начиная с Кассия, имеют более или менее сильные личные мотивы для борьбы против Цезаря. Кассий вообще не хочет быть ничьим рабом или слугой. Он республиканец-аристократ. Не всеобщее равенство, а его личная свобода — вот цель Кассия. Ему нет надобности утвердить свою личность, подчинив себе других, с него достаточно, если никто не будет посягать на его независимость. Отметим, что Шекспир придал Кассию больше благородства, чем он имеет в рассказе Плутарха. Не будучи столь идеальной личностью, как Брут, он все же убежденный и искренний республиканец.

Что же отличает его от Брута? Прежде всего активность. Брут жил уединенно, Кассий всегда был в гуще политической борьбы. Он деятелен, умен, но он не философ, как Брут, а человек практического ума.

Цезарь знает проницательность и неуемность Кассия, его постоянное беспокойство о своем положении, нежелание поступиться хотя бы частичкой своих прав. Не ошибается великий полководец, подозревая Кассия в зависти. Все это есть в нем и перемешано в сложном сочетании принципиальности и личной заинтересованности.

Активность и проницательность делают именно Кассия душой антицезарианского заговора. Как опытный политик собирает он сторонников, зная, какую струнку нужно задеть у каждого, чтобы он отозвался. Он не тщеславен и не претендует на то, чтобы запять главенствующее место в республиканском лагере. Понимая, что его личные качества не могут сделать его достаточно популярным, он спокойно предоставляет номинальное руководство Бруту. Брут и становится знаменем заговора, но Кассий остается его душой, главной движущей пружиной, приводящей в действие весь сложный человеческий конгломерат партии заговорщиков.

После смерти Цезаря лагерем цезарианцев руководят два соперничающих триумвира, но они подавляют противоречия между собой ради достижения общей цели. Есть противоречия и в лагере республиканском. Оба его вождя, будучи едиными в целях, расходятся в вопросе о средствах. Брут считает, что благородное дело надо осуществлять чистыми руками; Кассий не склонен быть разборчивым в средствах. Он более трезвый политик, чем Брут, и всегда бывает прав в вопросе об эффективных средствах борьбы. Брут же не терпит никакого отступления от своих идеальных принципов.

Когда Кассий заявляет, что необходимо убить не только Цезаря, но и Антония, Брут считает это излишней жестокостью. Он не верит в то, что Антоний может быть опасным без Цезаря. Кассий дальновиднее, но он вынужден уступить Бруту. То же происходит и после убийства Цезаря. Когда Антоний просит дать ему возможность похоронить Цезаря и произнести надгробную речь, Кассий решительно противится этому, понимая таящуюся в Антонии опасность, но Брут не видит ее и из искренне благородных побуждений настаивает на удовлетворении просьбы Антония. Мы знаем, что в этом споре прав был Кассий, а не Брут, который не только сохранил жизнь злейшему врагу республиканцев, но и предоставил ему возможность поднять народ на заговорщиков.

Второе разногласие между Кассием и Брутом возникает по вопросу о способах ведения войны против цезарианцев. Кассий без малейшей щепетильности подкрепляет республиканские войска незаконными поборами, не брезгуя прямым грабежом. Брут из-за этого чуть не порывает с ним, и только признание Кассием своей неправоты побуждает его помириться с ним. Брут желает действовать, сохраняя моральную чистоту. Кассий считает, что это невозможно. Идеалист и трезвый политик все время сталкиваются. Верх берет идеалист Брут, и это оказывается роковым для дела, приверженцев его и, наконец, для самого Брута. Он собственными руками готовит себе гибель.

Будь Кассий только хитрым политиком, он повернул бы все иначе, Но, даже понимая ошибки и неразумность Брута, он искренне любит и ценит его. Чувство глубокого уважения к убеждениям друга, любовь к нему, несмотря на все его слабости, заставляют его мириться с роковой политикой Брута и с отчаянием в душе пойти на смерть.

Шекспир наделил философией и Кассия. Если Брут стоик, то Кассий эпикуреец, то есть, по понятиям того времени, материалист. Он не верит в богов, смеется над суевериями, не признает существования загробного мира. Его материалистические воззрения хорошо согласуются с трезвым пониманием политики. Читателя, которому хотелось бы, чтобы Шекспир, как и мы, был сторонником материализма, мы должны огорчить: приверженность эпикуреизму не была в глазах Шекспира и подавляющего большинства современников хорошей рекомендацией. Для того времени философия Кассия не была ортодоксальной. Смягчая эту сторону характеристики Кассия, Шекспир сделал его непоследовательным сторонником эпикуреизма. Кассий говорит Бруту, что философия добродетели и принципы стоицизма ему тоже не чужды (IV, 3), а перед смертью даже отрекается от своего безбожия, признавая, что, видимо, существует некое высшее предопределение человеческих судеб (V, 3).