Люди и ящеры - Барон Алексей Владимирович - Страница 71

— Ум, ярость... Хватит прыгать перед ррогу, Уэкей. Кто победит? Ты сможешь предсказать?

Су Мафусафай либо не понял, либо не захотел понять предупреждения. И Уэкей не стал его повторять. Непрошеные советы дают обратные результаты, а из всех ответов властители предпочитают быстрые. В немедленных ответах лесть кажется искренностью.

— Победит тот, кому поможет великий машиш Схайссов. Су Мафусафай перевел взгляд с неба на горы. Серые,

стылые, сырые горы мягкотелых. Горы, вершины которых почти всегда трусливо прячутся в облаках. Так же, как прячутся за камнями эти существа с нежной кожей и шерстью на головах. Слишком уж они боятся умирать. Найдется ли хоть один, который сам выйдет прямо взглянуть в глаза схаю? — Это я и сам знаю, Уэкей. А без моей помощи кто-нибудь победит?

— Вряд ли, великий. Сивы с хачичеями воевали множество раз, и никто не победил.

— Что будет, если я помогу сивам?

— Сивы захватят земли хачичеев до самого моря и перестанут бояться удара в спину. Сделать их покорными станет труднее.

— А если я помогу хачичеям?

— Земли до моря уже принадлежат хачичеям. Удара в спину они не боятся. Некому бить. Мухавы вырезаны полностью, а фахонхо никогда не вылезут из своих чащоб.

— Значит, никакой пользы от этой войны для нас нет?

— Как раз от войны польза есть. Пока сивы дерутся с хачичеями, ни те, ни другие не могут воевать с тобой, великий.

— Воевать со мной? Я могу раздавить их вместе взятых.

— Никаких сомнений. Но будет худо, если остатки убегут за Южные пески, окрепнут там, сольются с дикарями и начнут угрожать. Выгоднее не воевать с двумя племенами, а спасти от разгрома проигравшее.

— Зачем?

— Чтобы сделать его своим другом. Например, сивов. Потом, когда сивы аш за ашем признают твою власть, придет время хачичеев. Война дорого обойдется хачичеям. Они ослабеют. Им будет трудно отказаться от твоей дружбы, великий.

— Ты хитер, Уэкей. Очень хитер. Я не знаю более хитрого схая. Хорошо, что ты служишь мне.

Уэкей без труда уловил сомнение в этой похвале и поспешил ее рассеять.

— Моя хитрость может служить только тебе, Мафусафай. Только ты ее можешь оценить.

— Почему?

— Для этого нужен твой ум, великий, — быстро сказал Уэкей

— Хитер, хитер.

— Это правда. Разве еще какой-нибудь вождь сумел стать великим машишем Схайссов? Нет. Хотели многие, а стал только ты. Потому что твой ум есть только у тебя.

Мафусафай квакнул, но ничего не ответил. Уэкей тоже замолчал. Приближалось время главного разговора. Однако перед этим случилась полная неожиданность.

— Уэкей! Пошли из резерва двадцать... нет, тридцать тысяч всадников на помощь хачичеям.

Уэкей не смог скрыть удивления:

— Еэ... Хачичеям, великий?

— Хачичеям.

— Как же так? Сивы прислали нам всего сотню воинов, но хачичеи ведь — ни одного.

— Пусть сивам не дадут уйти за Южные пески.

— Хог! Да будет так. Но почему, великий?

— Сивы хитрят. Они скрывали мягкотелого. Пусть их не будет, Уэкей. Совсем. Я не желаю больше слышать об этом племени! Сивы мне не нравятся.

— О Мосос... — пробормотал Уэкей.

Седьмую дивизию выстроили на дне бывшего озера Алтын-Эмеле, под скалами. Бернар Второй медленно прошел на правый фланг. Там стоял семьдесят первый полк, шеренги которого были почти вдвое короче штатных. На многих солдатах белели повязки, но все они уже были одеты в новенькую гвардейскую форму.

Командир полка откозырял левой рукой, поскольку правая висела на перевязи.

— Оберст Кранке. Семьдесят первый полк построен, ваше высочество!

— Благодарю. Только с сегодняшнего дня вы полком не командуете. Кого лучше назначить вместо вас?

Лицо оберста на мгновение вытянулось, но он тут же овладел собой

— Рекомендую майора Шоберта, ваше высочество.

— Хорошо. Пусть он вечером прибудет в мою палатку для знакомства. Что же касается вас... Оберст Кранке! Приказом курфюрстенштаба вы назначаетесь исполняющим обязанности командира седьмой пехотной дивизии.

Оберст глянул непонимающе.

— Что, какие-то вопросы?

— Так точно. А как же генерал де Шамбертен?

— Не переживайте. Генерал де Шамбертен отныне будет командовать всем вашим корпусом. Теперь согласны?

— Почту за честь. Не знаю, заслужил ли, ваше высочество.

— Э, оберст. Что еще за ответ?

— Виноват. Служу Поммерну!

— Так-то лучше. За храбрость и умелое руководство полком награждаю вас серебряным крестом. И вот еще что. — Не оборачиваясь, курфюрст щелкнул пальцами.

Из-за его спины вышел адъютант и подал шпагу с золоченым эфесом. Курфюрст выдвинул клинок из ножен, попробовал лезвие.

— По-моему, неплохая сталь, — сказал он. — Тут написано: Алоизу Кранке от Бернара Второго.

Оберст молчал.

— Ну как, берете?

Оберст неловко, одной рукой принял шпагу.

— Не знаю, что и сказать, ваше высочество. Ни один из моих предков...

— Тогда остается надежда на ваших потомков, Алоиз! У вас их трое?

— Да. И двое — сыновья.

— Ну вот. Теперь у них есть право поступать вне конкурса в любое военное училище Поммерна.

— Они этим правом воспользуются, ваше высочество.

До главного разговора Уэкею пришлось подождать двадцать дней. Светил Хассар, погода улучшилась, а вот дела — нисколько. Однако отсрочка подарила неожиданную возможность, надежду на выход из тупика. И пришла она оттуда, откуда ее никто не ждал, — со стороны мягкотелых. Только эту возможность требовалось использовать очень умело, и Уэкей решил приберечь ее на самый конец главного разговора.

— Мы сегодня далеко продвинулись в ущелье?

— У мягкотелых столько огнебоев, что схаи не успевают добежать до них живыми, великий. Вчера и сегодня потеряно двадцать семь сотен воинов.

— Я спрашиваю: мы далеко продвинулись, Уэкей?

— Мы совсем не продвинулись.

— Уохофаху! Что, так и собираетесь стоять?

— Нет. Будем обходить ущелье с боков.

— По снегу?

— Еэ. Мы разложим много костров. Сейчас идет заготовка дров.

Уэкей замолчал. Не следовало говорить о том, что он не верит в эту затею. Разведывательные вылазки уже показали, что на снегу мягкотелых не одолеешь. Они меньше мерзнут, двигаются быстрее, не подпускают к себе ближе чем на расстояние выстрела из огнебоя. Возможно, что у мягкотелых не хватит воинов на все горы, где-нибудь прорыв и состоится. Но и в этом случае, как только замерзшие схаи спустятся вниз, мягкотелые успеют перебросить своих всадников в опасное место. И опять все решат огнебои, это опустошительное и неодолимое оружие, от которого не спасают ни щиты, ни доспехи. Даже если пуля не пробивает шлем, воин теряет сознание, а потом надолго становится бесполезным.

Нет, не верил в успех Уэкей. На этот раз мягкотелых не одолеть. Их вообще не одолеть до тех пор, пока схаи не научатся делать огнебои. И малые ручные, и большие, что на колесах. Но глупо терять решимость раньше повелителя, пусть сам приходит к неизбежной мысли. А пока лучше подумать над хорошим оправданием плохой неудачи. Потребуется очень хорошее оправдание для того, чтобы удержать в узде обозленных машишей, одной силы мало. Сила поможет лишь тогда, когда есть повод, цель и оправдание. Поводом послужит само недовольство машишей, целью является сохранение в Схайссах единой власти, но вот оправдания пока нет, а войну заканчивать надо.

— Сколько огнебоев удалось захватить? — спросил Мафусафай.

— Больше шести сотен, великий.

— Мало. Наши кузнецы смогут сделать такие?

— Не совсем. Похуже.

— Пусть будут похуже. Однако огнебои бесполезны без черного порошка. Пленных пытали?

— Еэ, великий.

— Хорошо пытали?

— Очень хорошо.

— Молчат?

— Наоборот, кричат. Мягкотелые не умеют терпеть боль.

— Что говорят?

— Толку нет. Говорят, нужен уголь и еще что-то. А что — не знают. Воины получают уже готовый порошок.

— Разумно, — сказал Су Мафусафай. — Нельзя доверять главный секрет любому воину. Но все равно этот секрет должен быть моим, Уэкей! Черный порошок важнее победы в ущелье. И даже важнее победы в этой войне. Продолжайте пытки.