Мемуары [Лабиринт] - Шелленберг Вальтер - Страница 83

Капиталовложения в это предприятие быстро принесли неожиданно высокие прибыли. Уже через короткое время Ф. сообщил нам, что Сталин намеревается еще этой же зимой (в 1941 году) предпринять решающее контрнаступление. Погода крайне благоприятствовала его намерениям, а предназначенные для зимних боев дивизии обладали очень высоким боевым духом. В донесении указывался и район предстоящих операций, а именно — Подмосковье (к которому приближались передовые отряды наших наступающих войск), и высказывалось предположение, что в русском контрнаступлении примут участие войска из Сибири. Упоминалось об интенсивности движения эшелонов, которыми эти войска непрерывно перебрасывались к фронту. Общая численность войск оценивалась в размере от пятидесяти до шестидесяти пяти дивизий, оснащенных зимним обмундированием — в том числе двадцать полностью моторизованных, частично танковых, дивизий.

Это донесение было подтверждено сообщениями наших агентов, действующих в тылу у русских; они передавали, что в полосе войск группы «Центр» прибывают новые части. Отдел оценки информации генерального штаба смог, однако, обнаружить появление этих частей в результате действий фронтовой разведки и показаний пленных только где-то в середине декабря. К концу декабря донесения сообщали об очень крупных скоплениях русских войск.

Ф. черпал свою информацию главным образом из дружеских бесед высокопоставленных чиновников русского посольства в Стокгольме. Поступала она и от членов коммунистической партии Швеции. Кроме того, я узнал из бесед с японцами, что русские на самом деле целиком положились на нейтралитет Японии и считают совершенно неопасным снять со своего дальневосточного фланга несколько дивизий. Какую двусмысленную роль во всем этом играли японцы, я еще подробно расскажу.

Тем временем Гитлер потребовал от нас сообщить ему о положении в Иране. Немецкое руководство не могло понять, как русские смогли при столь напряженной обстановке на своем Западном фронте в августе 1941 года высвободить силы, чтобы совместно с англичанами оккупировать Иран. Это наше поражение явилось результатом того, что еще в апреле 1941 года из-за недостаточной поддержки с воздуха провалились наши попытки утвердиться на Востоке с помощью иракского политического деятеля Эль Галани путем организации восстания в Ираке. Была нарушена и работа наших опорных пунктов в Тегеране и Тебризе. (Позднее их сотрудникам все же удалось передавать с курьерами, что отнимало много времени, через Турцию неплохой информационный материал. Но понадобился целый год, пока мы сумели полностью восстановить прерванную деятельность.)

Вернувшись в Берлин, я обнаружил, что там царит тревожная обстановка. Начались первые налеты бомбардировщиков на столицу рейха. Мы жили в районе Курфюрстендам, недалеко от нас располагалась тяжелая зенитная батарея, рядом с которой мы чувствовали себя в относительной безопасности. Когда как-то ночью раздался рев сирен воздушной тревоги, я не спустился в убежище. Однако, в конце концов, огонь зениток стал таким сильным, что моя жена попросила спуститься всех в укрытие. Не решаясь уйти из комнаты, я подошел к окну и увидел, что прямо над нами летел вражеский бомбардировщик, схваченный лучами нескольких прожекторов. Внезапно я услышал завывание и свист падающей бомбы и тут же я отлетел к стене, оглушенный страшным грохотом. Через обломки мебели и посуды жена бросилась в детскую. В страхе мы включили свет и увидели, что комната превращена в развалины. Над кроваткой нашего сына в стене торчал осколок бомбы, но ребенок остался невредим и, весь покрытый черной пылью, улыбался нам из своих подушек. Наше потрясение еще не прошло, как с улицы нам кто-то крикнул грубым голосом: «Шестой этаж, вы что, спятили? Потушите лампу, или вам мало досталось?»

На следующий день после верховой прогулки Канарис пригласил меня позавтракать с ним. Мы были одни; его семья отдыхала на Тегернзее. Он сказал, что его арабский божок, покровитель дома, Мухаммед, которого он привез из Африки, приготовил нам кое-что покрепче. Генерал любил перед завтраком подать на стол подогретое шампанское. Двух стаканов было достаточно, чтобы вызвать у каждого, кто к этому не привык, эйфорическое настроение.

«Есть у вас что-нибудь новенькое из Японии? — задал он свой первый вопрос. — Вы ведь наверняка встречались в Стокгольме с японцами?». Видимо, он следил за мной во время моего пребывания в Швеции через одного из своих доверенных людей. Причину этого мне пришлось узнать позже. Канарис высказал несколько замечаний по поводу военного потенциала Японии и потом спросил, представил ли Гиммлер на рассмотрение Гитлера материал, который должен был укрепить доверие Гитлера к Японии. Мне об этом ничего не было известно. Правда, я знал, что Гиммлер очень интересуется Японией и является неплохим знатоком японской истории. Перед началом войны с Россией он даже потребовал в одном из своих приказов, чтобы младшие офицеры СС изучали японский язык. Он планировал послать сорок младших офицеров СС, после сдачи ими соответствующего экзамена по языку, в ряды японских сухопутных войск, чтобы в порядке обмена к нам прибыли сорок кандидатов в офицеры из Японии, Он передал мне по этому поводу написанную им памятную записку и порекомендовал позаботиться об этом, так как он собирается впоследствии передать в мое распоряжение двадцать человек из этого числа для использования их в разведывательных целях в Восточной Азии. В той же записке он приказывал мне тщательно заняться изучением японской истории, японской религии, государственной структуры, а также влияния католицизма на японские университеты. Однако вследствие войны с Россией этот план был оставлен.

В связи с этим я рассказал Канарису, что никто иной как Гиммлер помог одному сотруднику японского посольства в Берлине, желавшему жениться на немке. Гитлер намеревался запретить японцу этот брак. Гиммлер же заставил «расовых фантастов» подготовить пространнейшие экспертные заключения и сидеть над ними до тех пор, пока они в конце концов не нашли спасительной формулировки.