Призрак Адора - Шервуд Том - Страница 30

Вскочив, я грохнул кулаком по столу. Подпрыгнули бутылки, вздрогнул на спинке стула пытавшийся подрёмывать кот. (Я быстро погладил его.) Энди сорвал с головы треуголку и запустил её в угол каюты. Ни он, ни я от счастья не находили слов. Мы порывисто обнялись.

– Мы догнали их, Энди! – воскликнул я.

– Вам повезло, – добродушно посмеиваясь, продолжил Пантелеус. – Они попали в хорошую бурю и несколько дней здесь меняли мачту и правили такелаж. Деньги швыряли без счёта. Хотя отчего бы и не пошвырять – здесь они тратили свои деньги, а турецкие государственные золотые монеты настолько испорчены добавлением в них олова, что, говорят, фальшивомонетчики работают на пользу казны Великой Порты, так как в их монетах золота даже больше. Но бешеные суммы своё дело сделали. Бумаги вам должны были задержать, и каждого, кто появится на берегу в красной рубахе, – зарезать. Без отметки местного адмиралтейства из гавани вас не выпустят. Ведь как корабли выходят из порта? Платят пошлину за стоянку, получают отметку и в определённый час направляются к выходу, где предъявляют бумаги дежурящему в шлюпке офицеру. Он даёт отмашку на берег, в крепость, и корабль пропускают. А во всяком ином случае на выходе из гавани нарушителя встречает залп береговой батареи. Так что кое-кто уверен, что вы надёжно заперты здесь. Кое-кто – это француз “Ля Нэж”, по-нашему – “Снег”. Сорокапушечный барк. Кстати, чтоб вы знали, командует им полуголый турок в красных штанах и с длинным кривым ножом-ятаганом. Кроме того, из соседнего порта к нему в пару должен выйти корабль “Царь Молот”. Так называют в южных морях один вид акулы. В порт, где он стоит, уже мчится сквозь ночь хорошо оплаченная эстафета. “Царь Молот” ляжет в дрейф возле выхода из гавани, и только тогда вас выпустят из порта. И две серьёзно настроенные команды возьмут “Дукат” в клещи. А о настроении их известно, что они сами пойдут ко дну или взлетят на воздух, но к “Хаузену” вас не допустят. В связи с этим вот какая новость, джентльмены. Мы отплываем сейчас же. Я привёз с собой местного лоцмана, который сможет провести нас по фарватеру ночью, вслепую. Как только мы поднимем якорь и развернёмся, на берегу возле пушечной батареи ожидающие уже люди разведут огонь с плотным чёрным дымом – это чтобы “Дукат” не расстреляли, пользуясь светом луны. А “Ля Нэж” пусть себе ждёт до утра. Если ваш “Дукат” так быстр, как о нём рассказывают, то потрёпанный бурей “Хаузен” мы догоним ещё на подступах к Дакару, у западного побережья Африки. Да, джентльмены. Известно – и за эту известность сполна заплачено – что “Хаузен” идёт в Турцию не напрямик, через Средиземное море, а вокруг Африки, через Индийский океан. Вот так. Надеюсь, я ничего не упустил и изложил всё достаточно ясно. Командуйте, мистер Том Чёрный Жемчуг.

ПОГОНЯ

Таинственный лоцман, проведя полчаса за штурвалом “Дуката”, не проронил ни слова. Ночь была тёмной, и он, всматриваясь в смутные береговые линии из-под низко спадающего серого капюшона, почти на ощупь отыскал фарватер и вывел нас за пределы гавани. Потом спустился в ожидающую его шлюпку и даже не поднял руки на прощание.

Я стоял на палубе, вслушиваясь в затихающие всплески вёсел, и недавняя неуверенность и тревога снова вошли в моё сердце. Кто я такой? Почему я стал каким-то центром, вокруг которого вертится в бешеной пляске карусель из людей и событий? Ведь я обычное смертное существо, полное слабостей и несовершенств. А перед этим вот океаном – так просто ничтожество. Вот матросы бегают по палубе – все босые: кто-то распорядился снять обувь, чтобы не нарушить тишины. Если это сделал не я, значит, кто-то более умный, чем я? Команды на корабле отдаются шёпотом, и матросы старательно передают их тем, кто не мог расслышать. Умно и тщательно подготовлено бегство из гавани. Не мной подготовлено, и всё же я стою над этим вот всем! Грузчик в порту за всю свою жизнь зарабатывает столько, сколько я могу истратить за один день. За один час. А ведь я даже малого бочонка с места на место не переставил, чтобы заработать эти деньги. Почему эти деньги находятся у меня? Разве я царь? Разве я наследный принц? Я даже с Джонатаном не повидался. И Одноглазого не разыскал. И совсем, совсем не так попрощался с Эвелин, и самого нужного ей не сказал. Так что есть я? Кто я?

Вернувшись в каюту, я увидел, что на моей кровати, свернувшись калачиками, спят Пантелеус и кот. Мне, разумеется, найдётся, где лечь, но не усну я, нет, не усну. Что-то жжёт и кусает мне сердце.

Снова я вышел на палубу, снял сапоги, отыскал Бариля.

– Поставь меня на вахту, – сказал я ему.

– На вахту?

– На вахту.

– Вас, мистер Том?

– По-твоему, я не могу и вахты отстоять?

Он вытянулся, отсалютовал.

– Приказ слышал, выполняю. Назначаю вас марсовым на ближайшую вахту. – И, на секунду задумавшись, он добавил: – Но ближайшая – собака , мистер Том.

(Собака, или собачья вахта – самое трудное для человека время – между двенадцатью ночи и четырьмя часами утра.)

– Ставь на собаку.

– Очень хорошо. Через полчаса быть у фок-мачты!

– Слушаюсь, боцман.

– Матрос Том…

– Да, боцман?

– Ты сапоги-то надень. Гавань давно позади, теперь таиться нам не к чему…

Отработав вахту, я почти не устал и не очень-то успокоился, но всё-таки смог заснуть.

И опять разбудил меня стук в дверь – на этот раз тревожный и быстрый. Стоун вошёл, не скрывая напряжения в голосе, доложил:

– Корабль, мистер Том.

– Какой, где?

– Идёт вслед за нами, и идёт уже час.

– Именно за нами?

– Я пробовал уйти с курса, заложил два румба вправо. И он взял вправо точно на два румба.

– Название видно? – торопливо спрашивал я его, стараясь попасть рукою в рукав.

– Пока ещё нет. Далеко.

Почти выбежав на палубу, я взлетел по трапу на ют, задержав дыхание, поднял трубу. Всмотрелся. Да, корабль. Идёт под всеми парусами.

– Можно взглянуть? – спросил кто-то рядом.

Я опустил трубу, машинально передавая её на голос. Пантелеус. Взял, поднёс трубу к глазу.

– “Ля Нэж”, – сообщил он, не отрывая взгляда от преследующего нас корабля.

– Не видно ведь названия, – удивлённо возразил Стоун.

– Я-то его по контурам знаю. Вон, линия бортов, носовые надстройки. “Ля Нэж”, несомненно.

– Ну ладно, поглядим, какой это “Ля Нэж”, – сказал я и неожиданно зевнул. – Боцман у нас где?

– Я здесь, мистер Том, – раздалось у меня за спиной.

– Убрать паруса.

Сразу же мне ответили три человека.

– Есть убрать паруса! – выпалил Бариль.

– Ого! – откликнулся на неожиданность решения Стоун.

– Ваше спокойствие изумляет и веселит, – отреагировал Пантелеус – вероятнее всего, на мой зевок.

– Стало быть, они тоже вышли ночью, – вслух подумал я. – Стало быть, за “Дукатом” неотрывно следили. Выходит, и они кое на что способны.

– Но посмотрите! – воскликнул вдруг Стоун. – Они тоже ложатся в дрейф!

Вот так. Действительно, наш преследователь тоже сворачивал паруса, замедляя ход.

– Он чего-то боится.

– Или что-то затевает.

– А чего он может бояться?

– Ближнего пушечного боя, например. “Дукат”-то более вёрткий.

– Одно ясно – ему нужны именно мы.

– Ну хорошо, – решил я. – Идём, как и шли. А турок пусть думает, что ему делать.

Барк вцепился нам в хвост и маячил в фарватере, выжидая чего-то – уверенно и спокойно. Он твёрдо держал дистанцию, умело рыская и подворачивая паруса: ловил ветер. Было понятно, что при желании он сократит дистанцию до пушечного выстрела часов за шесть-семь. Хотя у него на бизань-мачте косое парусное вооружение, что по площади значительно уступает нашему прямому, но барк легче, да и идёт, понятно, без груза. Ладно. Будем делать своё дело, раз он не знает, что предпринять.

Ах, нет. Он знает.

– Парус прямо по курсу и слева! – прокричал вдруг марсовый с мачты.

Какие же вы молодцы, гончие псы, какие умницы. Один висел на хвосте, второй сидел на тропе в засаде. Сейчас возьмут в правильные, испытанные много раз клещи. Умело возьмут, обстоятельно. Можно не сомневаться. Безупречная работа.