Черный полдень - Корнев Павел Николаевич - Страница 66

66

— Стоит ли? — тяжело дыша, прислонился к стене нагнавший меня одним из первых Напалм. Ну его понять можно — ему перед тусовкой в такой компании палиться не охота. Тем более что непонятно, чем вообще дело кончится. — Может, ну его?

— Вариантов не вижу, — оскалился я и ухватился за прикованное к двери кольцо. Поздно пытаться все заново переиграть. Карты мало того, что розданы, так уже и вскрыты и в отбой выброшены. — Да что ж такое!

Дверные створки остались неподвижными. Сделанный в виде глаза гигантской рептилии глазок вдруг ожил, и из–под поднявшегося века на нас уставился вертикальный зрачок какого–то не имевшего аналогов в реальной фауне гада. Гада — в смысле пресмыкающегося. Хотя и вообще…

— Закрыто, — пробубнил то ли динамик, то ли тихо вздохнула сама дверь. — Закрытое мероприятие. Приходите завтра.

— Пошли. — Напалм подхватил меня под локоть и потянул прочь.

— Пошли, — соглашаясь, развернулся я. И тут же выхватил из чехла нож и с разворота всадил темно–синее лезвие в дверной глазок. Что–то взвизгнуло, клинок дернулся и очень легко вышел обратно, а одна из створок чуть–чуть приоткрылась.

Толкнувшись вперед, я легко ее распахнул, на ходу сшиб с ног зажавшего руками окровавленный лоб парня, который вывалился из ниши привратника, и уверенно прошел в общий зал.

И, как обычно, замер на месте: сознанию требовалось какое–то время, чтобы осознать, что выверты якобы искривленного пространства — это всего лишь иллюзия, которая создавалась светом алхимических светильников, закрепленных под самыми невероятными углами. Ко всему прочему, по темной облицовке стен шли мягко светившиеся жемчужные волны, а черный, казавшийся разверзшейся бездной пол подмигивал сотнями крупных зеленых звезд. Своеобразное заведение, что ни говори…

Обогнув стоявшую прямо посреди зала дверь, которая никуда не вела, я остановился и осмотрел прятавшиеся в темноте столики. Народу набилось, как сельдей в бочку. Свободных мест и вовсе нет — над каждым столом тусклая синяя искорка мерцает. А так — темень сплошная, даром что светильники на стенах без счету развешены. Это ж надо было их так откалибровать…

Впрочем, концертная ниша в дальнем конце зала была ярко освещена и казалась зависшей в паре метров над полом. Музыканты скрывались в тени, а усевшийся на край сцены певец в черной футболке, камуфляжных штанах и высоких армейских ботинках болтал ногами и ждал, пока закончится слишком затянувшийся проигрыш. Лоцман. Только больно уж музыка для него меланхоличная…

Правосудие живым — к мертвым больше нет вопросов. Горький кофе, едкий дым, пара листиков допросов. Всем плевать — чем жил, как умер: дело сшито и в архив, Всем плевать, а те, кто помнит… Скоро сдохнут и они. Да и помнят: жили, пили, Все живут — такая блажь, Вот ты был, а вот убили, Крематорий, пепел, прах…»

Как–то очень неторопливо и печально читавший в микрофон стихи парень замолчал, и вновь по залу покатилась, постепенно становившаяся все более энергичной и злой, мелодия. Я огляделся по сторонам и, ловя на себе недобрые взгляды сидевших за столами уников, направился к стойке бара. Почти передавившая левое запястье цепь потеряла приведшую нас сюда магическую линию, и куда двигаться дальше, было совершенно непонятно. Вот найду сейчас кого–нибудь из администрации…

Пепел, прах и крематорий…

Словно поддавшись напору музыки, певец начал взвинчивать темп и вскоре его голос сорвался на крик:

Что за гадство, сучья жизнь?! Двадцать шесть — и жить не начал! Двадцать шесть — и все, приплыл! Да! Приплыл! Ладья Харона, две монеты на глаза, Вот я сдох — чего еще вам?! И вдруг уже совершенно спокойно и печально: Крематорий. Пепел. Прах…

Будто дожидавшийся окончания песни прожектор у сцены высветил нас и ослепил глаза. Моментально выхвативший пистолет Ветрицкий выстрелил, и стекло мощного фонаря весело разлетелось вдребезги. Лампа погасла, и я перестал щуриться.

— Ой, — прижалась к Напалму Вера, когда в дальнем конце зала полыхнула рукотворная молния. Вокруг другого стола затрепетало кольцо огня, а стоявшие на витрине за барной стойкой бутылки медленно поднялись в воздух.

Взбешенные нашей бесцеремонностью посетители начали подниматься из–за столов, и стало понятно, что без боя прорваться не получится. А учитывая способности некоторых уников…

Стиснув зубы, я медленно прочертил кончиком зажатого в руке ножа по бетонной колонне и слегка зацепил уходившую к потолку энергетическую нить. Родившийся в подземелье звук был сродни скрипу попавшего в мел камня по школьной доске. Только много, много противней и пронзительней. Во все стороны от колонны начали расходиться колебания магического поля, и, стиснув рукоять мелко задрожавшего ножа, я со всей дури рубанул клинком воздух.

Не могу сказать, что вышло именно так, как задумывалось: людей не расшвыряло в разные стороны и даже никого не сбило с ног. Но и полопавшихся бутылок и стаканов оказалось достаточно, чтобы отрезвить толпу. К тому же дрожь магического поля оказалась для многих уников весьма болезненна, так что их боевой задор пошел на убыль.

— Продолжим? — ни к кому конкретно не обращаясь, поинтересовался я.

— А смысл? — Лоцман спрыгнул со сцены и похлопал себя ладонями по ушам. — Так и слух испортить недолго.

— И не только слух… — пробурчал сплюнувший на пол кровь Напалм. Бедолага, ему тоже досталось. Да и Ветрицкого как–то перекосило всего…

— Тогда позовите кого–нибудь из администрации, — распорядился я.

— Не стоит, — покачал головой Лоцман. Посетители начали медленно возвращаться на свои места, и мне пришло в голову, что этот паренек далеко не простой певец. — Думаю, знаю, что вам нужно…

— Да ну? — прищурился я, но, повинуясь жесту музыканта, все же оглянулся.

Твою мать!

Стоявшая посреди зала немного скособоченная дверь медленно распахнулась, и, как ни удивительно, теперь за ней темнел прямоугольник уходившего вниз прохода. И на оптическую или магическую иллюзию списать его появление никак не получалось — уж больно реальными выглядели облицованные стертой и местами обколотой керамической плиткой ступеньки.

— Первым иди, — приказал настороженно оглядывавший затихших уников Ветрицкий.

— Давай, — подтвердил это распоряжение я, и, покачав головой, Лоцман, нисколько не опасавшийся наставленного на него оружия, ступил на уходившие во тьму ступени.

Видимо, боясь застрять среди весьма недружелюбно настроенной толпы, Напалм подтолкнул Веру и вместе с ней шагнул вслед за певцом. Пятившийся Ветрицкий едва не поскользнулся, но сумел удержать равновесие, развернулся, спрятал пистолеты и, прыгая через ступеньки, бросился догонять пироманта.

А меня, значит, здесь оставили? Да и не страшно…

Левое запястье вновь сдавила судорога цепи мультичар, и, совершенно не торопясь, я прошел через странную дверь. Вблизи темный провал казался заполненным черной водой, и ботинки сразу же растворились среди едва заметно колыхавшихся густых теней. Еще один шаг — и ног не видно по колено. Потом… А потом стало не до отстраненных любований искривленного чьей–то волей пространства: тени захлестнули с головой, в глазах потемнело, и на миг стало трудно дышать. Но уже буквально через пару ударов редко–редко заколотившегося сердца зрение вернулось и оказалось, что мы каким–то неведомым образом не спускаемся, а поднимаемся по идущей к размытому светлому пятну лестнице.