Квинт Лициний 2. Часть 2 (СИ) - Королюк Михаил "Oxygen" - Страница 6

- Сгущенное молоко, мед, витамин С и содержащие железо белки, - перечислил я и слегка подмигнул левым глазом, - партия заботится о наших растущих детских организмах.

- Хорошо, - оценила та, жуя, - правда.

- Конечно, хорошо, - горячо поддержал я, - вот если бы не заботилась, было бы плохо.

Брюнетка посмотрела на меня с легким осуждением, американка усмехнулась.

- Мэри, - протянула руку.

- Андрей Соколов, - слегка пожал прохладную твердую ладошку.

- Девятый класс, - с укоризной в голосе проинформировала "завуч" и уволокла женщину-костер за собой.

Я повернулся к Мелкой.

- У вас сегодня шесть уроков, - сказала она, и это был не вопрос.

- Ага, - подтвердил я, - а потом еще часа на полтора в актовом зале. Горком комсомола объявил конкурс агитбригад - мы участвуем. Вы и десятые к экзаменам будете готовиться, а мы - петь и танцевать.

Она понимающе покивала, и я, пару мгновений поколебавшись, негромко предложил:

- Давай, я ключ дам - иди ко мне домой. Пересидеть...

- Нет, - она ответила не задумываясь, - я буду с мамой.

- Что-нибудь... - я наклонился ближе, - что-нибудь надо? Я могу достать, помочь...

Мелкая промолчала, но глаза ее стали совсем тоскливыми. Коридор затихал перед звонком, и захотелось шагнуть вперед, чтобы ободряюще приобнять ее за худые плечи, но тут кто-то толкнул меня в спину.

Резко обернулся - это был Паштет, жизнерадостный до отвращения.

- Дюх, ты чего тут застрял? Пошли! Там сценарий принесли, сейчас роли распределять будут!

"Спокойно", - сказал я себе, - "спокойно. Это - Паштет. Он - хороший".

На плечо опустилась ладонь. Я почувствовал ее тепло даже сквозь форму.

- Все в порядке, - позади раздался голос Мелкой, и мое раздражение начало было улетучиваться. - Иди... Пой и танцуй.

Я стиснул зубы и окаменел.

Ладошка сначала пугливо дернулась, а потом как-то обреченно поползла с моего плеча.

- Андрей... - начала было Мелкая робко, но я взмахнул рукой, изобразив "стоп", и наступила тишина.

Паштет смотрел на нас округлившимися глазами.

- Паш... - сказал я проникновенно, - иди. Я доверяю тебе получить на меня эту чертову роль.

Он приоткрыл было рот, собираясь что-то то ли спросить, то ли, наоборот, сказать, но благоразумно промолчал.

Затихли вдали его быстрые шаги, отчаянно отзвенел звонок и в коридор пришла тишина.

- Извини... - проговорила Мелкая мне в спину сдавленным голосом, - я сорвалась... Извини, извини...

Я повернулся, и она тут же ткнулась лбом мне в грудь.

"Только не обнимать!" - рявкнул я себе свирепо и отвел руки за спину, - "сразу получишь всю, с потрохами".

- Тебе не за что извиняться, - начал я негромко ворковать куда-то в матовый блеск волос, - я ж понимаю, как тебе тяжело. Ты прекрасно держишься. Все пройдет, и это - тоже...

От нее хорошо пахло. Этот запах, безымянный, но правильный, тихо веял откуда-то из-за шиворота, словно теплый мягкий бриз.

До боли хотелось обнять, но я лишь покрепче сцепил кисти за спиной и продолжил в темечко, стараясь быть убедительным:

- Я хочу помочь, как-то облегчить... Подумай, может, что-то надо купить? У меня есть возможность, правда...

Мелкая замерла, словно раздумывая. Потом подняла голову и с каким-то недоверием, будто ослышалась, посмотрела на меня снизу-вверх, и было в том взгляде столько горечи, что у меня заныло сердце.

Она шла ко мне совсем не за этим - ей просто надо немного тепла, а я вместо этого пытаюсь откупиться. Как глупо все опять получается...

- Извини, - пробормотала она потерянно и чуть отодвинулась назад. Мотнула головой, отбрасывая сбившуюся челку, и продолжила, криво улыбнувшись, - да, тяжело... Вот и фантазирую себе всякое - про себя... Про тебя...

И она продолжила тихое, буквально по четверть шажочка, отступление, глядя куда-то мне за спину.

- Ты тут ни причем. Так что - извини.

Я болезненно дернул щекой.

- Стой, - сказал глухо и придержал ее за плечо, - стой.

Время затормозило ход, с интересом поглядывая на меня. Будущее зарябило, ветвясь вариантами.

- Ох, - я притянул ее к себе и прошептал, зарывшись носом в волосы, - горе ты мое...

Тремя часами позже, школа

Из полутемного сводчатого подвала, что служит школьным гардеробом, я вышел за Томой и сразу ускорился, обгоняя. Замелькали под ногами крутые щербатые ступеньки, и к портфелям, что рядком дожидались нас на подоконнике, я поспел первым. Cразу по-хозяйски протянул руку к ее портфелю, но Тома стрельнула взглядом на идущих вместе с нами одноклассников и сделала мне страшные глаза. Я умилился.

- Ох... - начал я, но тут же запнулся, припомнив Мелкую, и подавился остатком фразы. Безнадежно махнул рукой, - ладно, тогда давай мне учебники.

И я бесцеремонно распотрошил ее портфель, перекладывая тяжелые книги себе. Тома крутилась вокруг, пытаясь скрыть происходящее от окружающих. Получалось не очень.

- Привыкай, - улыбнулся, отдавая ей почти невесомый портфель.

Тома вцепилась в него как в спасательный круг, со вздохом облегчения, и мы двинулись на свежий воздух.

Я с благодушием покосился на девушку, что вышагивала слева от меня и подумал, что, в общем-то, жизнь налаживается. Запланированный объем для Андропова на каникулах отработан. Да, на когтях, с зубным скрежетом, через "не могу", но вытянул. И, похоже, после того прокола у метро до меня не дотянулись - сколько я не проверялся на улицах и в проходных дворах, никакого наблюдения не обнаружил. Не смогли. Повезло. Еще побегаем...

А в перерывах между писаниной я успел разобраться с группами симметрии и пэ-адическими числами, и стал еще свободнее, ибо математика освобождает. Восприятие физического мира может быть искажено, восприятие математических истин - никогда. В этом математическое знание отлично от любого иного - оно объективно, вечно и незыблемо. Пройдут миллиарды лет, но и на другом конце Вселенной, даже в центре черной дыры, эти абстрактные объекты и их свойства будет нести все тот же смысл, что и сейчас. Это - абсолютные истины, и обладание ими возвышает.

Но не это сейчас грело мне душу, не это. Нафиг все - Томка мне рада! Это вам не то треклятое первое сентября! Хоть людная школа и не лучшее место для первой после двухнедельной разлуки встречи, но любимые глаза с первого взгляда в упор сумели поведать о многом. Там, сквозь разноцветную зелень, просвечивала и тонкая горчинка прошедшей разлуки, и настоянная терпкость ожиданий, и, конечно, сладкая радость от, увы, лишь сдержанной встречи.

Мы завернули за угол школы.

- И как тебе режиссер? - спросила Томка, и я заприметил в глубине ее глаз веселую хитринку.

- Тухлая посредственность, - отбрил безапелляционно, - да и какой он режиссер? Студент с режиссуры. Наверное, с института культуры, - и мстительно добавил, - целевик.

- По-моему, ты его недолюбливаешь, - хихикнула она довольно, и я поморщился.

Ну да, а то я не видел, как его наглые, чуть на выкате зенки останавливались на ней! А это многозначительно-маслянистое: "некоторые роли мы будем отрабатывать в индивидуальном порядке"?

Так не пойдет.

- Халтура, - отрезал я, - ничего нам с таким сценарием и таким режиссером не светит на том конкурсе. Может, оно и к лучшему.

- А куда ты на пятом уроке пропал? - поинтересовалась Тома внезапно, направляя разговор в новое русло.

- Да... - протянул я, формулируя, - решал одну проблему. Не свою.

- А чью? - Тома не сводила с меня заинтересованных глаз. - Мне из Пашки только междометия удалось выжать.

- Молодец какой! - восхитился я.

- Не, ну правда? - она слегка подтолкнула меня локтем в бок.

- Да мелкой тезки твоей, - я с огорчением махнул рукой. - Мама у нее умирает. Все плохо. Совсем плохо.

- Ох... - выдохнула Тома, и над переносицей у нее нарисовалась складочка.