Месть Аскольда - Торубаров Юрий Дмитриевич - Страница 55

…Прибыв на место, он зашел к князю. Тот уже переоделся, лицо его выглядело спокойным.

– Садись, – сказал он, указав тысяцкому на кресло у стола.

Когда тот сел, Михаил подошел к нему и, облокотившись о стол руками, спросил:

– Что будем делать?

– Одним не справиться, – опустив голову, промолвил тот.

Князь походил какое-то время в раздумье по комнате, потом вернулся к столу:

– Завтра в ночь уходим.

– В Венгрию?

Князь ответил вопросом на вопрос:

– А что, кроме венгерского короля еще кто-то может помочь? – И добавил: – Возьмем с собой только казну и черниговцев.

Боярский сын Иван Сорокумов был давно перезрелым отроком. Как лицом, так и статью походил он на своего тятьку, знаменитого московского кулачного бойца. Рослый, грудь колесом, пудовые кулаки.

Тихо жило семейство. Да вдруг сыночек начал фортели выбрасывать: местных девок одну за другой портить. Женить его надобно бы, чтоб остепенился. И стали ему родители невесту подбирать. Да сынок-то с норовом оказался. Эта на морду страшна, та – доска доской… На беду родительскую, еще один грех за ним водился: ленив был не в меру. Каких скандалов стоило, чтобы его хоть на церковную службу выпроводить!

Но с некоторых пор парня словно подменили. Стоило заговорить о службе, как его будто ветром сдувало. Родители поняли: неспроста это. Решили выяснить, в чем дело. Для этого матушка призвала одну из своих приживалок, сметливую и шуструю, и наказала все хорошенько разузнать.

Не успели колокола пробить заутреню, как Иван уже на всех парусах понесся к церкви. За ним – старуха, ругая то свою старость, то его молодость. Но в храме быстро его отыскала. И наметанным глазом тотчас определила, что тот не сводит глаз с одной молодухи. «Губа не дура у нашего боярыча», – покачала головой бабка. Помимо приятных черт лица, от девицы исходили, казалось, благолепие и необыкновенная нежность – подкупающая, манящая. Зимняя накидка не могла скрыть и статной фигуры молодухи.

Старуха решила выследить, кто такая, и проводила красавицу до двора. Чтобы выведать подробности, дождалась первого, кто вышел, вернее, выехал из ворот. То был дровокол.

Дабы его разговорить, бабка развязала тряпицу, в которой хранила деньги. Золотой она пожалела – сунула дровоколу полустертую медную монету. Тот решил, что его хотят обвести вокруг пальца, и сочинил на ходу, будто бы красавица – безродная девка, прибившаяся не так давно к ихнему двору.

Старуха на крыльях полетела к хозяевам. Сорокумовы, узнав эту новость, успокоились: в случае чего – откупятся. Да и кто за беднячку заступаться будет?

Прознал о том их сынок. Это придало ему уверенности. Он настолько осмелел, что стал ходить следом за девицей уже до самого ее двора. Не заметить столь назойливого внимания красавица не могла и вскоре пожаловалась кому следует.

На следующий день за первым же углом от церкви Иван нос к носу столкнулся с каким-то рослым парнем. Боярыч на миг оторопел, но быстро пришел в себя и изготовился к обороне. Однако незнакомец кулаки в ход пускать не стал. Просто довольно грозно предупредил:

– Если не оставишь эту женщину в покое, я достойно проучу тебя.

Тихо, сквозь зубы произнесенные слова произвели на Ивана должное впечатление, но спустя пару-тройку дней он возобновил преследование молодицы. Однако, памятуя об угрозе, стал ходить не один: родители приставили к оболтусу нескольких дюжих воев.

Поэтому не успел муж красавицы приблизиться к возмутителю спокойствия, как тут же появилась его «свита». Силы были не равны.

Оглядев критически свою охрану, Иван неожиданно предложил заступнику:

– Давай биться на кулаках! Победишь – век к ней не подойду. Слово даю.

Мужа это крайне удивило и позабавило. Во всяком случае, это был уже мужской разговор.

И пошла гулять по Киеву молва: будет биться за женщину боярский сын с каким-то незнакомцем. Родители тоже узнали о решении своего чада. Сам боярин, посмотрев на верзилу-сыночка, не выдержал и хмыкнул:

– Ты смотри, до смерти его не забей.

И вот объявленный день настал. Еще стемна на площадь повалил люд. Случалось, на подобных поединках присутствовал и сам князь.

Весть о том, что Киев остался без правителя, долетела до Смоленска. Услыхав об этом, князь Ростислав Мстиславич, владыка Смоленщины, возмутился:

– Столица – и без хозяина?! Да что ж это творится на Руси?!

Однако, поостыв и покумекав малость, поднял свою дружину и устремился в Киев-град. А что делать горожанам? Без князя-то худо. Кто судить-рядить будет? Вот и начали без хозяйского догляду безобразничать. В том числе – открыли ворота.

Докатился слух о Киеве и до Даниила: Михаил-де оставил град, а его место занял Ростислав Смоленский. Не мог этого допустить старший по родовой лестнице четвероюродный брат его Даниил Галицкий! С мощной дружиной он явился в Киев и выгнал своего родственничка.

…Судьей кулачного поединка был назначен воевода Димитрий, которого привез с собой Даниил. Приближался заветный час. Народу собралось – видимо-невидимо! Тем более сам князь изволил пожаловать.

Даниил занял почетное место. Дружина огородила место боя. Зычным голосом воевода потребовал, чтобы бойцы назвали себя.

– Иван, сын Игнатия, боярина Сорокумова, – вышел враскачку могучий здоровяк.

Пора бы и второму участнику объявить себя, однако вместо этого подошел незнакомец к князю. На западный манер преклонил пред ним колено. Знает этот обычай Даниил, видел, но крайне удивлен: «Кто таков? Неспроста, видать, имя скрывает…»

– Дозволь, князь, – попросил боец, – сохранить мне свое имя в тайне. Заверяю: оно ничем не опорочено. Выйду победителем – скажу сам. Буду повержен – назовет жена.

Еще больше удивился князь, но чем-то подкупил его молодой боец. Взгляд честный, открытый, голос уверенный.

– Быть посему! – молвил князь. – Но где же твоя жена?

– Я здесь! – раздался из толпы мелодичный голосок.

Князь повернулся на голос, народ расступился. «До чего ж хороша!» – пронеслоь в мозгу Даниила. Шокирована небывалой красотой девы и публика.

Князь приказал поставить кресло для жены незнакомца рядом со своим. Все наконец успокоились. Димитрий взглянул на князя. Тот кивнул. Воевода дал сигнал к началу боя.

Пошли бойцы кругами: присматриваются, выискивают удобный момент. Иван бросился на противника первым. Кажется, не устоять перед его ударами, ан нет – тот ловко уходит от них. Более того: похоже, что будто бы играет с боярским сыном. Наконец яростный наскок Ивана достиг цели. Мощным ударом отброшен незнакомец на землю! Но что это? Соперник мгновенно вскочил, да еще с каким разъяренным видом! И вот уже боярское дите валяется у его ног. Незнакомец ждет, когда тот поднимется. Толпа одобрительно гудит.

Опять Иван бросается вперед. А боец он умелый: в кровь разбил губу этому выскочке! Но и у того еще слаженней заработали тело и руки. Лихо уворачиваясь от ударов, сам бьет редко, да метко. Слабеть начал боярин. Какой уж раз на земле оказывается. А тут еще незнакомец нанес такой силы очередной удар, что и подняться нет мочи…

Воевода объявил победителем незнакомца. Даниил ждет признания. Интерес его велик: кто он – этот бесстрашный и искусный боец?

– Говори, как обещал, – приказал он.

– Я Аскольд, сын Андрея.

– Уж не Сеча ли?

– Сеча.

Что тут случилось с людьми! Казалось, то ли небо взорвалось, то ли гора рухнула – таким раскатистым и мощным был приветственный рев толпы. Даниил встал и, обняв Аскольда, повел его в свои хоромы.

Радушно угостив дорогого гостя, поинтересовался, что привело того в Киев и заставило покинуть Чернигов. Аскольд рассказал князю все как на духу. Когда он окончил повествование, Даниил объявил козельцу о давнем своем решении: назначить его воеводой града Холм.

– Я от всего сердца благодарен тебе, князь, за столь высокое доверие, – сказал Аскольд, – но, боюсь, не достоин по молодости лет своих такой чести.