Секс и эволюция человеческой природы - Ридли Мэтт - Страница 41

С тех пор как Гамильтон и Зук впервые опубликовали свою теорию, потоком хлынули разные свидетельства. Одни — в ее поддержку, другие — против. Но ни одно не соответствует всем указанным выше критериям. Согласно их идее, чем ярче представители вида, тем сильнее вид в целом должен страдать от паразитов, но при этом внутри него должно существовать соответствие: чем ярче окрашен самец, тем в меньшей степени он заражен паразитами. Часто оно действительно имеется. Самки обычно предпочитают самцов, у которых меньше паразитов — это доказано на примерах полынных куропаток, шалашников, лягушек, гуппи и даже сверчков{235}. У ласточек самки предпочитают самцов с более длинными хвостами — при этом у длиннохвостых самцов меньше вшей и их потомство наследует устойчивость к последним, даже если воспитывается приемными родителями{236}. Нечто подобное, похоже, существует у фазанов и джунглевых кур (диких представителей вида, к которому принадлежат и домашние куры){237}. Однако в этих результатах нет ничего удивительного: странно было бы обнаружить, что самкам нравятся больные и изможденные самцы. В конце концов, они могут избегать их просто для того, чтобы не подцепить какого-нибудь паразита{238}.

Эксперименты, убедившие некоторых скептиков, были поставлены на полынной куропатке. Марк Бойс (Mark Boyce) и его коллеги из университета Вайоминга обнаружили, что больной малярией или зараженный вшами самец успехом у самок не пользуется. Они выяснили, что последние могут легко распознать наличие вшей по пятнам, которые те оставляют на раздуваемых самцами воздушных мешках. Рисуя такие пятна на мешках здоровых самцов, Бойс с коллегами могли уменьшать привлекательность самца{239}. Если бы они еще доказали существование циклических изменений в генах устойчивости, опосредованных выбором самок, то смогли бы придать теории «хороших генов» значительный вес.

Симметрия прекрасного

В 1991 году Андерс Меллер и Эндрю Помянковски наткнулись на то, что может положить конец противостоянию теорий Фишера и «хороших генов» — на симметрию. Широко известно, что тела животных более симметричны, если они развиваются в хороших условиях, и менее — если в процессе роста подвергаются стрессу. Например, тела скорпионниц более симметричны, если их отцы хорошо питаются и могут позволить себе хорошо кормить их матерей. Причина связи формы тела и условий развития — «гаечный ключ в телевизоре»[56]: сделать что-то симметричным непросто, и если не все идет так, как нужно, это может и не получиться{240}.

Таким образом, многие части тела (к примеру, крылья или клювы) в идеале должны быть симметричны, а при неблагоприятных условиях — оказываться слишком маленькими или слишком большими. Если верна теория «хороших генов», то наиболее симметричными должны быть самые большие украшения: это говорит о наилучших генах и о наименьшем стрессе. Если правы сторонники Фишера, то связи между размером украшения и симметрией не окажется. Но если она существует, то самые большие украшения должны быть наименее симметричны. Размер украшения ничего не говорит о своем хозяине, кроме того, что последний может вырастить украшение именно такого размера[57].

Меллер обнаружил, что хвосты самых длиннохвостых самцов наиболее симметричные. С другими перьями (например, с маховыми) все иначе: наиболее симметричны среднедлинные. Иными словами, если большинство перьев имеет U-образную зависимость симметричности от длины, то хвостовые показывают устойчивую восходящую кривую. Поскольку ласточки с самыми длинными хвостами — самые привлекательные, то симметричные хвосты самкам тоже должны нравиться. Меллер укорачивал или удлинял хвостовые перья самцов и одновременно делал их более или менее симметричными. Владельцы более длинных быстрее завоевывали себе самок и выращивали больше птенцов. Но внутри каждого класса длины особи с более симметричными хвостами оказывались привлекательнее обладавших «пониженной симметрией»{241}.

То есть, по наблюдениям Меллера, половому отбору подвержено даже свойство, демонстрирующее, как организм справляется с влиянием внешних факторов — симметрия. Ученый посчитал это неопровержимым свидетельством в пользу гипотезы «хороших генов». После чего, объединил усилия с Помянковски — чтобы определить, у каких украшений связь между симметрией и размером есть, а у каких — нет. По сути же — чтобы выяснить, когда срабатывает теория «хороших генов», а когда — гипотеза Фишера. Вывод оказался таким: у животных с единственным украшением (например, у ласточки с длинным хвостом) в дело вступает первая — с увеличением размера симметрия увеличивается, а у животных со множеством украшений (скажем, у фазанов с их длинным хвостом, красными выростами на морде и разноцветными перьями) обычно, как предсказывает вторая, зависимости между размером украшения и симметрией не наблюдается. С тех пор Помянковски считает, что если самкам не нужно дорого платить за выбор, то украшений у самцов много и работает гипотеза Фишера, а теория «хороших генов» — тогда, когда цена выбора велика. Таким образом, мы приходим к уже знакомому выводу: павлины — по Фишеру, ласточки — по «хорошим генам»{242}.

Честный петух

До сих пор мы смотрели на эволюцию украшений, главным образом, с точки зрения самок: ведь половым отбором управляют именно их предпочтения. Однако даже у павлинов самец не соглашается быть пассивным наблюдателем своей эволюционной судьбы. Он одновременно является горячим истцом и страстным торговцем. У него есть что продать (гены, к примеру) и есть что рассказать о своем товаре. Но он не будет просто вешать на себя бейдж с информацией и покорно ждать решения самки. Он должен ее убедить и соблазнить. И если она происходит от самок, делавших тщательный выбор, то он — от самцов, бывших страстными коммивояжерами.

Аналогия с торговлей довольно точно отражает ситуацию — ведь рекламщики никогда не будут рассказывать о товаре честно. Они станут привирать, преувеличивать и пытаться привязать его к приятным образам. Они будут продавать мороженое, используя фотографии сексапильных фотомоделей, авиабилеты — изображая гуляющие по пляжу пары, растворимый кофе — рисуя романтические картинки, а сигареты — приплетая ковбоев.

Когда мужчина хочет соблазнить женщину, он посылает ей не выписку из своего банковского счета, а жемчужное ожерелье. Он не показывает ей заключение врача, а просто «случайно» проговаривается, что пробегает да неделю 10 миль и что у него не бывает простуды. Он не говорит ей о своем образовании, но пытается произвести на нее впечатление своим интеллектом. Он не выписывает на бумажку доказательства своей заботливости, а присылает ей букет красных роз на день рождения. Каждый жест сообщает: я богат, я здоров, я умен, я красив. Но информация пакуется так, чтобы выглядеть соблазнительнее, эффектнее — так же, как слоган «Купи наше мороженое» лучше заметен, если сопровождается фотографией целующейся пары.

В ухаживании, как и в рекламе, существует конфликт интересов покупателя и продавца. Самке нужно знать правду о самце: о его здоровье, достатке, генах. Самец же хочет преувеличить и исказить информацию. Самка хочет знать правду, а самец — солгать. Само слово «соблазнение» подразумевает обман и манипуляцию{243}.